– Ты где, Нейл?

– Как где? Да здесь же, дружище! На прекрасной солнечной Ривьере. Я тут, внизу, около бара. И мне не дают больше выпить, – произнес он оскорбленным, полным достоинства голосом и икнул.

Джек почти увидел, как Нейл по-детски надул губы.

– Карен знает, что ты здесь?

– Не-е. Она отключила телефон.

Джек тяжело вздохнул.

– Послушай, я думал, между нами полное взаимопонимание. Ты дал мне слово, что больше не будешь мешать Карен. Пришел ее звездный час, и совсем не обязательно, чтобы именно сейчас рядом болтался бывший муж-пьяница.

– Я остался без гроша, – жалобно захныкал Нейл, будто бы это могло служить ему оправданием.

– А где же, черт побери, пять тысяч долларов которые я дал тебе, на прошлой неделе?

– Кончились, – печально произнес Нейл. – Уже кончились.

Джек прижал два пальца к глазам, пытаясь унять зарождавшуюся головную боль.

– Закажи черный кофе и садись где-нибудь в углу, черт бы тебя побрал! Я сейчас спущусь.

Джек взялся за галстук, хотел перевязать узел, но с раздражением швырнул его на стул. Потом схватил пиджак и поспешил к двери, на ходу глотая желудочную пилюлю. Ну почему у него никогда ничего не выходит так, как задумано?!

ГЛАВА 2

Трясущимися руками Нейл Хаммонд приподнял чашечку с черным кофе. Редкостная гадость!.. После первого же глотка можно получить дырку в кишках размером с Большой каньон.

Нейл посмотрел в зеркало на стене позади бара и пригладил дрожащей рукой редеющие темно-русые волосы. «Черт подери, куда подевались мои кудри?» Он уже подумывал сделать перманент, но боялся, что волосы не выдержат экзекуции.

Несмотря на долгие годы разрушительного воздействия постоянных голливудских попоек, Нейл Хаммонд до сих пор оставался привлекательным мужчиной. Его голубые глаза, хотя и потеряли прежний блеск, еще привлекали молоденьких длинноногих красоток на пляже, которые слонялись по Малибу-Бич в надежде подхватить одинокую знаменитость. Нейл чуть повернул голову, изучая слегка обвисшую складку под подбородком, и вздохнул. Надо собой заняться… Но косметические операции стоят кучу денег.

Он снова перевел взгляд на свою чашку, прикидывая, достаточно ли он трезв, чтобы вести интеллигентный разговор с Джеком Витадини. Резкие нотки в голосе собеседника не оставляли сомнений в том, что агент Карен взбешен, как дьявол, его неожиданным визитом. Если Нейл собирается выжать что-нибудь из старой лисы Витадини, то должен перехитрить его. А для этого нужно быть трезвым.

– И когда уже ты завяжешь?

Актер обернулся и встретился с холодным стальным взглядом Витадини.

– Рад видеть тебя, Джек.

Джек сел напротив и, подозвав официанта, заказал себе кофе.

– Для этого тебе совсем не обязательно было уезжать из Лос-Анджелеса.

– Мне тоже захотелось принять участие в этих событиях, – сказал Нейл. – Все-таки фестиваль.

– И что тебе нужно?

– Немного денег. И комнату. – Нейл отхлебнул кофе и отодвинул чашку. – У стойки мне сказали, что гостиница полна.

– Так попробуй устроиться в другую!

Нейл скривился:

– Джеки, мальчик, все гостиницы забиты, и ты это знаешь. Но что самое главное, они отказываются сделать исключение для меня – экс-звезды Голливуда!

– Ничем не могу тебе помочь. Студия заранее заказывала номера специально для нас с Карен.

Нейл покачал головой:

– Ну-ну, не нужно! Мы оба прекрасно знаем, что ты можешь очень многое, Джек. Ведь не допустишь же ты, чтобы я спал на пляже? – Он откинулся на спинку стула и задрал подбородок. – Представляешь, какие появятся заголовки в газетах: «Бывший муж прекрасной, процветающей актрисы Карен Ричардс, обладательницы премии «Оскар», ночует на пляже – голодный и без гроша в кармане».

Джек, глядя на пьяного гея с плохо скрываемым отвращением, вынул из нагрудного кармана конверт.

– Здесь тысяча долларов, – сказал он и, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, подтолкнул конверт через стол. – Советую тратить их экономно, так как это все, что тебе светит получить.

– Как я смогу прожить на одну штуку две недели? – возмутился Нейл. – Разве я тебе не объяснил? Я хочу остаться на весь фестиваль. Хочу быть рядом со своей красавицей женой, пусть даже бывшей, и радоваться ее успеху. Погреться, так сказать, в лучах славы. – Голубые глаза нагло уставились на Джека. – Ты ведь знаешь, я давно разглядел талант Карен. В конце концов, она многим мне обязана.

– Карен не обязана тебе ничем, – сквозь зубы ответил Джек. – За время вашего очень короткого брака ты не принес ей ничего, кроме огорчений.

– Мне было трудно.

– Это твои проблемы. Для меня самое главное, чтобы Карен было хорошо.

Нейл наклонился, и Джек почувствовал его несвежее дыхание: перегар пополам с кофе.

– А ты полагаешь, я об этом не беспокоюсь? – произнес Нейл с подчеркнутой серьезностью. – Думаешь, у меня не осталось никаких чувств?

– Если остались, то потрать те деньги, что я сейчас тебе дал, на обратный билет до Лос-Анджелеса. Я не хочу, чтобы ты все испортил ей и здесь.

– Я не намерен никому ничего портить.

Джек выразительно посмотрел на него, давая понять, что уже слышал это.

– Тогда что ты делаешь во Франции?

Нейл положил конверт с деньгами в карман.

– Вообще-то я приехал, чтобы обговорить с Карен кое-какие дела. А еще, – добавил он, понизив голос, – чтобы предостеречь ее.

– О чем ты, черт возьми, говоришь?

– Он здесь, – прошептал Нейл. Джек нахмурился.

– Кто «он»?

– Человек, который едва не погубил нашу милую Карен несколько лет назад. – Довольный собой, Нейл наблюдал за реакцией Джека; наконец-то этот старый зануда проявил признаки внимания! – Максимилиан Прэгер здесь. В Канне.


Максимилиан Прэгер перевел взгляд на стакан, взболтнул виски, задумчиво наблюдая, как кусочки льда двигаются по кругу, и сделал глоток. В свои сорок с небольшим он выглядел очень импозантным, благополучным и уверенным в себе человеком. У него были строгие приятные черты лица, проницательные темные глаза, словно заглядывавшие собеседнику прямо в душу, и густые черные волосы, уже посеребренные сединой. Великолепно одетый и ухоженный, умело заключающий миллионные сделки, Прэгер никогда не позволял себе и тени высокомерия, которое часто появляется у обеспеченных мужчин, чего-то добившихся в жизни.

Он взглянул на часы и отошел от окна. Вообще-то ему следовало бы отказаться от приглашения Стюарта Вагнера. Кому нужны сумасшедшие страсти по кино, разыгрывающиеся здесь в это время года? Но, как заметил его адвокат, если Макс собирается вложить в следующий фильм студии «Карнеги пикчерс» немалые деньги, которые запросил постановщик, то лучше самому удостовериться, что овчинка стоит выделки.

Нельзя сказать, чтобы он сомневался в способностях Вагнера. Его последние три фильма принесли в общей сложности уже свыше пятисот миллионов долларов, побив все рекорды кассового сбора. Но, как хорошо известно каждому кинопромышленнику, художественный фильм – это кот в мешке, и никогда нельзя заранее гарантировать успех, даже если речь идет о таком мастере, как Стюарт Вагнер.

Макс встал перед зеркалом и поправил галстук.

Была и другая причина, по которой он приехал в Канн, гораздо более важная, – Карен Ричардс, восходящая звезда студии «Карнеги», та самая молодая женщина, которую он встретил четыре года назад, тогда еще – Карен Маерсон.

При мысли, что скоро снова увидит ее, Прэгер улыбнулся. Хотя он и постарался отодвинуть воспоминания о той роковой ночи в самый дальний уголок памяти, но никогда не забывал красивую отважную женщину, противостоявшую ему с отчаянным мужеством.

Макс Прэгер усмехнулся. Интересно, сохранилось ли в ней хоть что-нибудь от той очаровательной женщины сейчас, когда она стала знаменитостью? Несмотря на образ милой девушки, так талантливо созданный на экране, Макс нисколько не удивился бы, найдя Карен теперь такой же честолюбивой и жадной, как и большинство кинозвезд.

Он допил виски и вышел из своего люкса в отеле «Маджестик».


Яркое калифорнийское солнце светило в огромное окно спальни, заливая золотым светом белый бархатный ковер на полу, белый лакированный туалетный столик и шелковую атласную обивку стульев.

Проводив юного любовника, Ники спустила с плеч халат и встала перед огромным, во всю стену зеркалом, критически рассматривая свое стройное красивое тело. Она бережно приподняла ладонями прекрасные полные груди и медленно повернулась вправо и влево, проверяя, не пора ли делать очередную подтяжку. С удовлетворением отметив, что еще рано, Ники большими пальцами провела по выпуклым светло-коричневым соскам и улыбнулась, увидев их мгновенную реакцию на прикосновение.

В сорок три года, соблюдая строгую диету, проплывая ежедневно пятьдесят раз в длину свой личный бассейн и лишь изредка позволяя себе сладости, Ники Уэлш не выглядела даже и на день старше, чем двадцать лет назад, когда добилась успеха в карьере фотомодели.

У нее был прекрасный рост – пять футов десять дюймов[1] без каблуков – и длинное гибкое тело, которым из сезона в сезон не уставали восхищаться во всем мире. Бедра ее были узки, но изящны, живот плоский, но податливый и упругий. Восхитительные груди возвышались над тонкой талией и мягко колыхались при ходьбе; соски твердо и соблазнительно топорщились над нежной атласной кожей.

Ники медленно провела ладонями от груди к талии и вниз, вдоль бедер. Да, она красивая, сексуальная и талантливая актриса, но, несмотря на все это богатство, ей никак не удавалось стать звездой, чего она по праву заслуживала.

И вдруг неделю назад в ее судьбе произошел неожиданный и многообещающий поворот. Телевизионный продюсер Малколм Хейз предложил Ники вместе с тремя известными актрисами делать кинопробу на очень престижную роль Оливии Мессинджер в готовящемся телесериале «Семейное достояние». В Голливуде несколько дней живо обсуждалась эта новость. Репортеры рвались взять интервью, артисты, которых она едва знала, звонили ей домой и поздравляли с успехом, приглашали на завтраки и вечерние приемы. Но вот вчера все неожиданно оборвалось.