- Грейсон выглядит хорошо, - говорят они. - Но Бэйлор сдал позиции. Не знаю, что он себе думает, бросай чертов мяч, парень!

Я хочу сказать этому мужчине, чтобы он на хрен заткнулся или вышел сам на поле и сыграл. Но прикусываю язык.

- Он открыт. Джонсон открыт. Бросай же, черт побери!

В комнате раздаются стоны, когда по радио диктор оглашает незаконченный маневр. Я не могу сдержаться и бросаю взгляд. На Дрю, на реального мужчину и его двойника по телевизору, который держит свои руки на бедрах и смотрит на траву. Он отчетливо произносит матерное слово, а затем поворачивается к своей команде.

- Он проиграл несколько последних игр, - отмечает мистер Всезнайка.

И хотя парень рядом с ним молчит в ответ, я все еще слышу, как мужчина бормочет.

- Девчачьи проблемы.

Чертов мудак.

Но, боже, неужто это то, что думаю люди? Мой желудок сжимается.

Должно быть это потому, что этот мудак не единственный, кто не доволен игрой Дрю. Радиодиктор продолжает рассуждать о том, как облажался Дрю за прошлый месяц. И как ему нужно взяться за ум, потому что эта игра очень жестока.

И это так. Каждое столкновение Дрю вызывает в моем теле дрожь. Колонки так близко к нам, что я могу расслышать, как на поле плоть ударяется о плоть, как кто-то фыркает. Команда противников состоит из крупных долбанных парней из Алабамы, которые сбивают с ног Дрю и его ребят.

Грейсон хромает после повторного жесткого падения, он явно пытается отбросить боль в сторону; Дрю же поднимается медленнее после каждого следующего столкновения с защитой противников. Но он все еще держится. Он выигрывает, даже не смотря на то, что очевидно, это забирает у него все силы.

К тому времени, когда между таймами объявляют перерыв, я –  сплошной комок нервов. Моя шея болит, и я только могу представить, как себя чувствует Дрю. Живое воспоминание о его бедре и насыщенных черных синяках всплывает в моем сознании. Я бы целовала и облизала его израненную плоть. А он бы запустил свои пальцы мне в волосы и держал возле себя, словно я для него единственная имеющая значение.

Правда накатывает на меня словно бурная волна, и в результате я резко всасываю воздух. Он для меня единственный имеющий значение. Я знала это, но до сегодняшнего дня никогда полностью не позволяла себе ощутить пустоту от его потери в моей жизни. Чувство настолько сильное и острое, что меня почти пошатывает.

От наворачивающихся слез болят глаза, пока я возвращаюсь на крошечную кухню, чтобы захватить еще одну тарелку с куриными пальчиками. Слепо глядя на банку с соусом барбекю, я ощущаю, как онемело мое тело, как ком образуется у меня в горле, угрожая удушьем.

Я стала тем, кем никогда не хотела становиться, - никем, тенью, прячущейся по углам, боясь, что ее осудят. И именно я сделала это с собой, поверив мнению других людей о себе, играя в эту игру и прячась, словно я и правда настолько ужасна. Самое худшее в этом то, что я думала, будто делаю совершенно противоположное, думала, что была сильна и не лажала.

Что за хрень. Если на то пошло, я волнуюсь слишком сильно. Я волнуюсь о мнениях неправильных людей, безликих чертовых людишек, которым никогда до меня не было дела, а я все время прятала голову в песок, переживая о том, что они подумают.

- Боже, - мой кулак ударяется о столешницу с неестественной силой. Опираясь о стол, я раскачиваюсь взад-вперед, пытаясь сморгнуть слезы. Я не могу в это поверить. Я была так глупа. Так слепа. - Боже.

В соседней комнате толпа радостно кричит. Так что я резко вдыхаю и вытираю глаза внешней стороной ладони. Странное чувство легкости подхватывает меня. И мои плечи распрямляются. Но глубоко внутри я все еще ощущаю боль. Дыра все еще там.

Дрю. Только он может заполнить эту пустоту.

Когда игра закончится, я пойду к нему. Я расскажу ему все. Буду умолять о еще одном шансе, если это потребуется. Мы могли бы быть такой замечательной парой. Нам было так хорошо вместе. Я была просто слишком труслива, чтобы в это поверить.

Когда возвращаюсь к обслуживанию гостей в ложе, то ощущаю себя уставшей, но более спокойной, словно я плакала всю ночь, но наконец, сумела перевести дыхание и успокоиться. Игра продолжается, и зрители занимают свои места на трибунах.

Я собираюсь поставить тарелку на стол, когда это происходит. Словно я могу заранее ощутить подкрадывающуюся опасность. Моя голова поворачивается к широким окнам прямо в тот момент, когда мужчины и женщины в ложе начинают кричать. Все замедляется. Мои глаза прищуриваются, концентрируясь на массивном полузащитнике, врезающемся в Дрю и отбрасывающем его в сторону, пока еще один громила подходит к нему с противоположной стороны.

Дрю падает. Его нога подворачивается под странным углом. И он кричит. Звук, подобный дикой агонии. Он разлетается по ложе и стадиону. Ревущая толпа вмиг затаила дыхание, от чего воцаряется гробовая тишина.

Тарелка падает на пол, а кусочки жареной курицы разлетаются по сторонам. Кто-то поворачивается и смотрит на меня. Но я уже бросаюсь бегом из комнаты.

Глава 29