Нет. Антон, пожалуйста, нет.

– Это все? – спросил он. – Я же сказал тебе, идиот, что буду на этом гребаном фесте. Я сделал выбор. Ты решил повеселиться? Думаешь, это смешно?

– Теперь он уже гребаный, – протянул Кирилл. – А как же шанс, про который ты говорил? – не удержался он от подкола.

– Иди к черту.

И Тропинин сбросил вызов.

Я сидела, боясь пошевельнуться.

Если Антон предложил меня взамен выступление на знаменитом фестивале, взамен славы… Денег… Поклонников… То кто я для него? Неужели все оказалось ложью?

Его поцелуи.

Его слова.

Его взгляды.

Неужели взгляды – такие взгляды – можно подделать?!

Эй-эй! Ты чего! Ты должна верить в него до последнего!

Я не хотела плакать, честно, не хотела, особенно при Кирилле, но я не могла сдержать слез. И нервно вытирала их тыльной стороной руки.

Я не могла разлюбить Антона даже после таких слов.

Он был человеком, от которого я не могла отказаться.

В моем сердце было выжжено его имя – огнем и словами.

На моей шее сзади была нарисована замочная скважина – сквозь нее я позволила ему подглядеть за тем, как бьется и чем живет мое сердце.

– Катя, – позвал меня по имени Кирилл и осторожно коснулся моей ладони. Это стало спусковым крючком, и я, схватив свой кофе, плеснула остывшим напитком ему в лицо.

Впервые в жизни я облила человека. И ни капельки не жалела. Жалела только о том, что у меня был лишь один стакан.

На нас тотчас уставились рядом сидящие люди, мирно наслаждающиеся видом.

– Зачем ты это сделал? – дрожащим голосом спросила я, чувствуя, как по щекам катятся холодные слезы. – Как ты мог поставить его перед таким выбором?! Музыка для него – это все!

– А ты? Если музыка – все, то что остается тебе? – тихо спросил Кирилл. Кофе стекал по его лицу, впитывался в ткань худи, но парень не делал попыток стереть его с себя. Так и сидел, сложив руки на столе. Словно ничего и не произошло.

– Какая тебе разница? – прошептала я.

– Я тебя люблю, – он наконец взял салфетку.

– Любовь?.. Какая любовь? Ты вообще понимаешь, что говоришь?!

Во мне не было ненависти – лишь тонна отвращения. Зачем он это делает? Зачем вновь притворяется? Что ему нужно?

Вытереть ноги – и об тебя, и об Антона.

– Понимаю. Катя. Отлично все понимаю. А ты – нет. Ты ему не так уж и нужна. А я… Я без ума от тебя. – Он улыбнулся ласково. – Давай попробуем? Нет, не сейчас, но потом… Или ты останешься с ним? Сделаешь вид, что ничего не произошло? Но этого не будет. – Кирилл гипнотизировал меня тяжелым, пристальным, без тени игривости и насмешливости, взглядом. – Твой Антон знает, что не сможет вернуться к тебе. Иначе не получит моей поддержки.

– Я верю в него, – упрямо сказала я, вытирая слезы и злясь на себя за то, что плачу. Плачу и сомневаюсь.

Кажется, я до сих пор не могла поверить в происходящее.

Нет, нет, нет… Антон не мог вот так отдать меня, отдать свои чувства, отдать самого себя взамен славы…

Но как же ребята? Фил так радовался, что они будут на фестивале. А музыка для него – не просто хобби или любимая работа. Это его лекарство. То, что спасло от наркотиков и помогает держаться…

И для Рэна, Арина, Келлы – это ожившая мечта. Путь к их собственной победе.

Антон, как лидер группы, отвечает не только за себя, но и за них.

Проклятый Кезон поставил Антона перед самым ужасным выбором!

Как он мог. Господи, зачем?..

– Веришь? – переспросил удивленно Кирилл. – Катя, Катя, пожалуйста, очнись. Приди в себя. Взгляни на все со стороны, здраво. Он тебя предал. Ему нужна музыка, слава, поклонники. Но это не потому, что он плохой. Вовсе нет. Это нормально для музыканта.

– Если это нормально для музыканта, то ты бы тоже выбрал музыку, а не любимого человека? – спросила я.

– Как знать, – пожал он плечами.

– Но тебя ведь никто не ставил в подобную ситуацию. Ты – ничтожество. Ты не имел права так делать.

– Катя, очнись. Уезжай домой. Или, хочешь, я уеду с тобой? – вдруг спросил он. – Успокойся. Пожалуйста.

– Замолчи. Уходи. Зачем ты меня мучаешь? – в груди было тяжело, а в голове набатом мысли черные мысли. Кезон внимательно посмотрел на меня.

– У всего есть цена, Катя, – сказал он. – Любовь – не исключение. Твоя цена – твое доверие. А его?

Я посмотрела на Кезона.

– А твоя? – прошептала я. – Какая твоя цена?

– Одиночество.

– У твоей любви нет цены. Потому что и любви нет.

– Не стоит говорить о том, чего ты не понимаешь, Катя, – ответил он.

– Во сколько Антон должен быть на фесте? – спросила я, не слушая его.

– Ты все равно не сможешь встретиться с ним, – покачал головой Кирилл, – тебя не пропустят в зону с музыкантами.

– Просто ответь на мой вопрос, – зло попросила я, пытаясь не расплакаться еще больше. Изо всех сил пытаясь. И держалась. Только было больно – все сердце изрезали осколки упавшего неба.

– Они выступают около шести. И в полдень должны приехать на саундчек. Кажется, так, – растерянно отозвался Кирилл.

Я резко встала со своего места.

– Ты – урод, ты просто моральный урод, – сообщила я ему. И он вдруг тоже поднялся на ноги, возвышаясь надо мной.

Кажется, я все-таки рассердила его.

– Я – урод? – переспросил он. – Знаешь ли, Катя!.. Я не играл с девушками. И с тобой не играл! Думаешь, мне неизвестно, как Антоша себя вел? Да я все прекрасно знаю! И мне больно смотреть на тебя, глупую девчонку, которая поверила такому, как он! Ты достойна любви, а не такого скотского обращения! Приходи сюда завтра. Сюда, на смотровую площадку, в полдень. Жди его. И тебе станет ясно, что ты ему не нужна. Потому что твой замечательный Антоша не придет! Он будет на саундчеке. Господи, зачем я вообще в это влез! – потер он лицо руками.

– Ненормальный, – сказала я с жалостью.

Кирилл озадаченно посмотрел на меня.

– Ты – псих, Кирилл. Я не знаю, как не поняла этого сразу, – продолжила я.

– Я просто искал любовь! – вспыхнул Кирилл.

Я рассмеялась сквозь слезы.

– Катя, – хотел сказать он что-то еще, но я не стала его больше слушать и ушла, почти сбежала.

Когда Нинка вернулась поздно ночью, веселая и довольная жизнью, я сделала вид, что сплю. А рано утром ушла до того, как подруга проснулась, оставив записку, чтобы она не беспокоилась и ехала на фестиваль без меня.

Я пошла на смотровую площадку ждать Антона.

Потому что я все же верила ему.

Как я могла поступить иначе?

* * *

Бледное солнце зашло за горизонт быстро, почти незаметно, и чужой город нехотя погрузился в темноту, тотчас преображаясь. Всюду стремительно вспыхивали сверкающие цепочки огней: загорался свет в окнах огромных зданий, ярко светилась неоновая реклама, искрились витрины, фонари, тысячи фар…

Еще пару часов назад серый и скучный, теперь город сиял огнями, словно звездами. Тьма преобразила его, сделала ярким и запоминающимся.

К тьме нужно привыкнуть, впустить в себя, дать расползтись по венам – и она подарит красоту и величие. Алина всегда так думала. Она впустила в себя тьму давным-давно, но эта тьма, вопреки расхожему мнению, не мешала ей любить.

Сейчас Алина смотрела на сверкающие улицы из автомобиля желтого цвета. Такси уже больше часа стояло в пробке, и все это время девушка смотрела в окно, откинувшись на спинку сиденья. Она была почти у цели и искренне надеялась, что сегодня у нее все получится.

Ей нужно попытаться еще раз.

Им с Драконом нужно поговорить.

Взглянуть друг другу в глаза.

Им нужен поцелуй, страсть, огонь – как раньше.

И тогда он поймет, что Алина – его настоящее желание, а девочка Катя – просто блажь.

Текила с солью и лаймом против молочного шоколада. Победа однозначна. Он всегда любил алкоголь и почти не ел сладкое.

Раньше ей не везло. Дракон упрямился – все еще был обижен. Арин не стал помогать – выдумал, что дружба стоит выше их родственных уз. Кирилл не захотел ехать в Берлин – ее игрушка оказалась бракованной. И кто-то опередил ее и рассказал о Кате раньше, чем хотела это сделать Алина.

Читая сообщения в паблике о том, как фанатки Дракона хотят линчевать Радову, Алина смеялась. Глупые. Они и не знают, что мышка – лишь пройденный этап.

– Приехали, мисс, – весело объявил темнокожий водитель, останавливаясь около отеля.

Алина молча расплатилась и вышла на улицу. Вещей у нее было совсем немного – лишь небольшой чемодан. Много брать с собой она не стала – если нужно, купит здесь.

Девушка подняла голову, глядя на здание, в котором остановились музыканты «На краю», и в котором планировала остановиться она сама. Огромный фешенебельный отель в самом сердце Манхэттена горделиво тянулся вверх, к вечернему небу, разрывая темноту огнями своих бесчисленных окон. И Алина направилась к этим огням.

Она сняла номер на семнадцатом этаже, получила ключи и дежурную порцию улыбок администратора за стойкой, и вскоре уже была в своем номере – вид из него на вечерний город открывался шикарный, под стать ей самой.

Несколько минут Алина любовалась открывшейся панорамой, наблюдая, как догорает на западе тонкая дребезжащая последняя полоска света. А после, сев в мягкое кресло, набрала номер брата. После того как она в порыве эмоций рассказала ему об Ольге, они не общались некоторое время. Потом он сам позвонил ей и вел себя так, словно ничего не случилось. А когда Алина хотела спросить, что произошло, куда он улетал и встречался ли с этой дрянью, Арин спокойным, но бескомпромиссным тоном попросил ее не поднимать эту тему.

– Да, Лина, – ответил брат. Слышно его было очень плохо, гремела музыка и раздавались громкие голоса.

– Привет, братик, – сказала девушка, глядя на собственное отражение в зеркале напротив. – Как ты?

– Замечательно. Что ты хотела?