Выглянув в окно, я увидела, как во двор въезжает знакомый «форд», окруженный облаком пыли. Я надеялась, что мое сердце забьется от радости, вместо этого внутри у меня все опустилось. Мама будет приветливой или заморозит его своим безмолвным пристальным взглядом? Любая перспектива пугала меня.

Я вздохнула.

— Это шериф Джефрис.

— Шериф? — воскликнула она в ужасе. — Что он здесь делает?

Я сняла фартук.

— Он друг, вот и все.

Она обернулась, сузив глаза.

— Друг того мужчины или твой?

Прежде чем я смогла ответить, шериф уже стоял в дверях, в его руках вертелась шляпа.

— Ребекка!

Губы мамы изогнулись, выдавая некое подобие поощрения, которого я боялась.

— Шериф Джефрис! — Я заметила разочарование на его лице. Ведь на прошлой неделе я уже называла его Генри. — Пожалуйста, познакомьтесь с моей мамой, Маргарет Хэндрикс.

— Очень приятно познакомиться, миссис Хэндрикс. — Его шляпа завертелась в руках еще быстрее. Я забрала ее и положила на стол.

Его руки начали искать себе какое-то другое занятие.

— Сожалею о вашей утрате, миссис Хэндрикс. Мы все молились о вас.

Мама поджала губы, в их уголках я заметила глубокие морщины. Я ждала, когда она упомянет Уилла, но она этого не сделала. Думаю, она не хотела обсуждать свое горе с кем бы то ни было. Либо ее отвлекало от разговора присутствие Френка.

— Что привело вас сегодня к нам, шериф? — поинтересовалась я, молясь, чтобы это было какое-нибудь дело.

Он покраснел.

— Я приехал пригласить вас прокатиться, Ребекка. — Он посмотрел на маму, ожидая ее одобрения.

Она просияла.

— Обед практически готов, шериф. Почему бы вам не присоединиться к нам? А после ужина мы с удовольствием прокатимся.

Мне захотелось провалиться на месте.

— Да, пожалуйста, оставайтесь.

* * *

Обед и поездка заняли целую вечность, или, по крайней мере, мне так показалось. Солнце уже клонилось к закату, когда шериф высадил маму и меня у центральных ворот усадьбы.

— Спасибо за обед, мэм! — Он приподнял шляпу, благодаря маму, хотя еду готовила я. Затем он обвел меня голодным взглядом, завел мотор и уехал.

— С нетерпением ждем встречи в церкви, шериф! — Мама помахала ему на прощанье.

Я отступила, чтобы не запачкаться в облаке пыли. Бедный Генри. Он не заслуживал тяжкой участи быть веревкой, за которую с разных концов тянут мама и я. Когда мы шли к дому, я раздумывала: мог ли он быть именно тем мужчиной, которого Господь предназначил мне? Маме он понравился, хотя она пока не знала, что его мечты заведут нас куда дальше от нее, чем Пратер Джанкшен.

Безусловно, Генри был более интересным кандидатом, чем уже немолодой Барни Грейвз. Но должна ли я пожертвовать собственным счастьем ради маминого? Было ли это тем проявлением веры, которого Господь ждал от меня?

Я посмотрела на маму. Она нахмурилась, завидев Джеймса, несущегося к нам и тараторящего без остановки:

— Ты видела меня, Бекка? Папочка говорит, что я бегаю быстрее, чем кайзер, улепетывавший от Дяди Сэма![3]

За Джеймсом следовал Френк, держа за руки младших сына и дочь. Олли шла рядом. Сердце мое заколотилось, как у несущейся галопом лошади, и мне не хотелось унимать этот стук.

Глава 37

Мама неподвижно сидела на переднем сиденье повозки задолго до того, как мы с Френком собрали детей в церковь и вышли из дома. Папа сел за вожжи с грустной улыбкой. Его глаза встретились с глазами Френка, и это было похоже на запоздалое рукопожатие. Некая безмолвная, невысказанная вслух договоренность.

Я взобралась на сиденье возле мамы. Френк усадил Дженни мне на руки и пошел назад, к остальным детям, будто и сам был ребенком, а не собственником повозки и хозяином всего имения. Он поставил себя ниже гостей, чтобы избежать маминого язвительного языка. Немногие мужчины поступили бы так же.

Присутствие мамы присмирило во время поездки голоса даже самых маленьких пассажиров. По-моему, и птицы вокруг не осмеливались щебетать. И пока колеса повозки наматывали метры дороги, еще одна часть меня натянулась, как струна.

Жители Пратер Джанкшена стали моими друзьями. Мама будет воротить от них нос или, наоборот, заметит их сильные стороны и еще настойчивее станет толкать меня в объятия шерифа? Я поднесла палец ко рту. Мама аккуратно опустила мою руку.

— Надеюсь, ваш проповедник не слишком затягивает службу, мистер Грешем?

В ответ была тишина.

— Нет, мама, брат Лэтхэм всегда умерен, его проповеди не слишком длинны и не слишком коротки.

Я прикусила нижнюю губу, надеясь, что мой ответ не повлечет за собой комментариев.

— Такой приятный человек, этот шериф! На такого мужчину девушка может положиться. Вы согласны, мистер Грешем?

О Боже, помоги!

Я прикусила щеку изнутри, чтобы не закричать. Я ждала, что Френк что-то ответит, хоть что-нибудь!

Мама повернула голову.

— Разве вы не согласны со мной, мистер…

— Смотри мама, иволга.

— Где? — Она взвизгнула и развернулась, совсем как ребенок.

Я облегченно вздохнула, завидев впереди шпиль церкви.

* * *

В церкви я села между мамой и папой, а дети расположились между отцом и Френком. После службы я не дала маме возможности свободно пообщаться: сразу взяла ее за руку и представила доктору Ризингеру, мистеру и миссис Криншоу и семье Кулпепер. Каждый приветствовал ее не только с добротой, но обязательно высказывал свои соболезнования по поводу кончины ее сестры. Понимала ли она, что Адабель не сделала их размолвку достоянием гласности?

Затем, подхватив маму под руку, папа повел ее к повозке. Френк шел возле меня — и сердце мое колотилось.

— Я пригласил семью Лэтхэмов на обед. У нас достаточно еды на всех?

Я вздохнула.

— Наверное, да. Но было бы лучше, если бы ты предупредил меня заранее.

— Знаю, прости. Я просто не смогу вынести еще один обед с… В смысле, я знаю, что она твоя мать, но…

Я положила руку ему на плечо.

— Тебе не нужно объяснять или извиняться.

Он кивнул, его взгляд блуждал по полям.

Мама даже не попросила проводить ее к могиле сестры.

* * *

Три курицы, зажаренные до золотистой корочки, целая кастрюля пюре с маслом и солью. Кукурузный хлеб, зеленые бобы, приготовленные с беконом. Даже мама не нашла к чему придраться. И поэтому разговор за обеденным столом тек непринужденно и легко.

Насытившись, мужчины отправились во двор.

— Миссис Хэндрикс, почему бы вам не отдохнуть немного? Сегодня был такой насыщенный день. — Ирен проводила маму в гостиную, пока я мыла посуду.

— Как ты? — прошептала она, вернувшись.

Я уже почти ответила дежурное «нормально», будто отчитываясь о школьном уроке, но, увидев выражение лица Ирен, поняла, что она и так прекрасно все знает.

— Ничего, милая, я кое-что знаю про твою маму. Ты же помнишь, мы с твоей тетей дружили. И у меня тоже была мать.

Ее глаза подмигнули мне, будто она прочла все мысли в моей голове с тех пор, как мама приехала к нам.

— Бывало и похуже. — Я опустила намыленную тарелку в воду.

Ирен засмеялась своим заливистым смехом. Я протянула ей сполоснутую тарелку.

— А как Френк? Как он со всем этим справляется? — Она поставила сухую тарелку к остальным.

Я опустила руки в таз с посудой, нащупывая следующую тарелку.

— Хорошо, насколько это вообще возможно.

Она вздохнула и вытерла следующую тарелку.

— Ты уедешь вместе с родителями?

У меня подкосились ноги. Я вцепилась в кухонный стол.

— Я не могу поехать домой с ними, Ирен. Просто не могу.

Она улыбнулась мне такой понимающей улыбкой.

— Иногда Господь просит нас делать то, чего мы не хотим.

Моя спина выпрямилась, ноги стали тверже.

— Он не может просить меня опять вернуться домой. Он привел меня сюда. Я знаю это. — Я отвернулась от нее. — Я должна остаться. Пусть хотя бы на время.

Она подняла стопку чистой посуды.

— Я молюсь о тебе, Ребекка! Никогда не забывай об этом. Пока я вытирала руки, Ирен ушла в столовую. Возможно,

Господь услышит ее молитвы. Потому что мои — я это чувствовала — Он точно не слышит.

* * *

В понедельник перед полуднем Френк въехал во двор. Я последовала за ним до сарая, как сухой фитиль за керосином. Он спешился и привязал Дэнди. Встретив на себе его явно недовольный, недружелюбный взгляд, я закусила губу и отвернулась.

— Ребекка?

— Да, — ответила я, повернувшись. Слишком поспешно повернулась?

Он вывел меня наружу.

— Сегодня днем я ездил в город.

Я задержала дыхание, его лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего.

— Мистер Криншоу сказал, что ты покупала детям подарки на Рождество. В долг.

Я кивнула, боясь посмотреть в его глаза, которые утратили свою голубизну и потемнели.

Он упер руки в бока — поза обвинителя.

— Почему, ради всего святого, ты просто не заплатила наличными?

Я уставилась на кусочек чайного пирога, присохшего к юбке.

— Потому что было нечем заплатить. В конверты с твоими письмами не были вложены деньги. В банке тоже ничего не было. — Я подняла на него глаза, мне было уже не важно, что я увижу. — Что мне оставалось делать? Пусть дети думают, что Санта-Клаус забыл про них?

Конечно, было еще два доллара, которые я потратила на Даллас, но раздражение скрыло мое смущение. Если я попрошу, мой папа вернет Френку его драгоценные деньги. Я посмотрела на него, ожидая увидеть гнев. Но на его лице были написаны совсем другие эмоции. Удивление? Восхищение?