Анна Матир - На крыльях мечты

Потом он заметил меня и выпрямился, держа в руках крынку с молоком, его щеки порозовели.

— Вы согласитесь позавтракать с нами? — Я больше не задумывалась о том, что у меня не будет при этом компаньонки.

— Буду рад.

Я открыла дверь с москитной сеткой. Все трое вошли. Впервые за время пребывания здесь завтрак предвещал начало хорошего дня.

Несмотря на то что наши запасы подходили к концу, я пригласила всю семью Лэтхэмов, состоящую из десяти человек, и шерифа Джефриса на празднование Дня Благодарения. Мне хотелось почувствовать атмосферу праздника, посидеть в большой компании за столом. Как в тот день, когда мы услышали об окончании войны. Я наслаждалась работой и усталостью: так у меня совсем не было времени думать.

В среду перед застольем я раскатала коржи для пирога, почистила тыкву и приготовила начинку. Хотя снаружи воздух был практически зимним, кухня пылала жаром, как летом.

— Мне нужно еще дров для духовки, — прокричала я через открытую дверь, вытирая пот со лба. — И, кто-нибудь, откройте здесь окно!

Джеймс вбежал на кухню, раскрыл руки, и на пол посыпались поленья. Сощурившись, я едва удержалась, чтобы не отругать его.

— Спасибо.

Затем пришел Дэн, держа по полену в каждой руке. Он положил их на груду Джеймса.

— Кто-то идет.

Подложив дров в печь, я выглянула в окно. Вдали по дороге шел худой мужчина, помахивая чемоданом. Это не мог быть Френк. Слишком рано. Но если это не Френк, кто тогда? Страх и волнение, гнев и облегчение смешались, как ягоды в пироге, и я не могла отделить одно от другого. Артур передумал? Приехал извиниться лично? Мне бы этого хотелось?

— Олли, последи за пирогами. — Я выбежала на улицу и пошла по дороге, сердце колотилось, желудок сжался.

Мужчина помахал мне рукой.

— Сестричка!

Все мое беспокойство переросло в восторг.

— Уилл! — Я помчалась по дороге и бросилась брату на шею.

— Ну, полно, будет, не плачь!

— Это ты?! Это и вправду ты! — Мои слезы омывали ему шею, а он поглаживал меня по спине.

Когда я наконец успокоилась и посмотрела на него, брат показался куда более старшим, чем выглядел год назад, отправляясь во Францию. Его глаза окружали морщины, в их глубине затаилась боль. Война изменила его.

Вдруг у меня сдавило горло. Почему брат приехал без всякого предупреждения?

— Мама? — прошептала я. — С ней все…

Уилл улыбнулся и покачал головой, уже более похожий на старшего брата, которого я помнила.

— Ты всегда все видишь в черном свете, Ребекка. Нет, глупая гусыня, мама в порядке. — Он пожал плечами. — По крайней мере, она вне опасности. Хотя еще и не может много работать. Поэтому я решил отпраздновать День Благодарения с тобой.

У меня опустились руки. Уилл всегда был воплощением стабильности. Как толстый дуб, который окружил ветвями наш дом в Даунингтоне. Он всегда помнил о своем долге. Если он не остался дома на праздник, значит, что-то действительно не так.

— Когда ты вернулся домой? И почему мне никто не сообщил? — Я взяла брата за руку. Она была очень худой, даже хрупкой, казалось, мое прикосновение может сломать ее. У меня внутри все оборвалось.

— Я был уже на пути домой, когда объявили об окончании войны.

Остановившись, я заставила и его остановиться.

— Почему, Уилл?

Он уставился вдаль, его глаза сузились, будто он смотрит через океан и видит Францию.

— Я умираю, Ребекка. Они позволили мне умереть дома.

Я замерла и не могла дышать. Билось ли у меня сердце? Дыхание и движение возвратились с волной тошноты, но прежде чем я смогла задать вопрос, Уилл улыбнулся.

— Я слышал, ты стала матерью, фигурально выражаясь. Лучше представь меня. — Брат взял меня за руку и повел вперед, мои ноги подкашивались.

Во дворе и в доме стояла звенящая тишина. После новостей Уилла она казалась весьма подходящей, поэтому прошло несколько минут, прежде чем я поняла, что это ненормально. Не для этого дома. Здесь очень редко было тихо, даже посреди ночи.

— Олли? Джеймс? Дэн?

Ответа не последовало.

— Ты что, уже их потеряла? — Усмешка Уилла немного привела меня в чувство.

— Я не потеряла их, — шикнула я в ответ. — По крайней мере, я так не думаю.

Сначала я пошла к цистерне: всегда боялась, что кто-нибудь из мальчиков свалится в нее, когда полезет «просто посмотреть». Но крышка сидела плотно, да и табурета рядом не было.

Уперев руки в бока, я позвала еще раз. На этот раз откуда-то совсем близко донеслось хихиканье. Я сошла с крыльца, стала на колени и заглянула под него. На меня смотрели, моргая, четыре пары глаз.

— Если вы немедленно не вылезете, придет опоссум и всех вас съест!

Повизгивание от страха и восхищения сопровождалось возней, когда все выбирались из укромного места. Конечно, все перепачкались. Я открыла было рот, чтобы отругать их, как тут до меня донесся запах горелого. Я принюхалась еще раз…

— Мои пироги! — Я рысью помчалась на кухню и открыла духовку. Дом заполнил черный дым. Я начала махать руками и кашлять, затем обернула руку полотенцем и достала из духовки первый пирог. Он был не с золотисто-коричневой корочкой, а похож на лепешку засохшей грязи. Я поставила его на стол и достала второй, он был еще хуже, чем первый.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я буду это есть, — сказал Уилл, снимая Дэна со своих плеч и усаживая его на стул. Дыхание брата было прерывистым. По вискам струился пот.

Я начала охлаждать пироги, поставив формы в воду, и решила подогреть кофе. Это займет мои руки, и я смогу отвернуться, чтобы справиться с раздражением из-за сгоревших пирогов и с шоком из-за новостей Уилла. Я не могла найти в себе силы спросить, от чего он умирает. Пока не могла. Знала только, что заболевание не заразно, иначе он не приехал бы.

Кофе вскипел. Я сняла его с печи и налила чашку Уиллу. Вскоре дети устали от новостей о госте и ушли на улицу наслаждаться последним солнечным теплом. Все, кроме Дженни. Они сидела на коленях Уилла, с любопытством разглядывая его. Думаю, она решила, что это ее папа, — некая необъяснимая детская интуиция, которую никто из нас не мог понять.

Кажется, Уилл был не против. Он держал ее, поглаживал волосы малышки и легонько целовал в носик.

Дочь, которой у него никогда не будет. Мои плечи поникли от этой мысли, но я заставила их вновь распрямиться. Нужно замешивать тесто для новых пирогов. Это позволит мне чем-то заняться и даст время на размышления. Пока я работала, Уилл говорил. О доме, своих друзьях, обо всем, кроме себя самого и войны.

— Ну что, приходится отбиваться от ухажеров палками? — спросил он, покачивая Дженни на колене.

Я нахмурилась, потому что его слова ненамеренно разбередили мою рану.

— Нет.

— А я слышал другое.

Я обернулась.

— Какие у меня здесь ухажеры, по-твоему? Я целыми днями с этими детьми.

— Вы, кажется, неплохо здесь веселитесь. — Он подмигнул, его глаза смеялись.

Мне захотелось стукнуть его скалкой.

— Так что, ты скоро выходишь замуж? Ну же, расскажи!

Я скалкой стукнула по тесту.

— Тебе это мама сказала?

— Да, и говорила об этом весьма уверенно. Какой-то молодой летчик из этих мест или что-то в этом роде. Конечно, она пока не сдалась насчет «дорогого мистера Грейвза».

— Я не выхожу замуж ни за одного из них. — Я демонстративно отнесла нижние коржи пирогов к печке и оставила их подходить в тепле, прежде чем раскатать верхние коржи, чтобы закрыть ими начинку. Я молилась, чтобы в кастрюле осталось достаточно тыквы для начинки и мне хватило для двух пирогов. А если нет, подумала я, то вполне можно будет сделать и один сырный пирог.

— Ясно, значит, у тебя другие планы? — Уилл отхлебнул кофе, поставил его на стол и отодвинул так, чтобы Дженни не могла до него дотянуться.

Я выскребла оставшуюся тыквенную начинку и распределила ее по коржам.

— Да, у меня есть планы. Мама ничего не знает.

Брат посмотрел на меня так, будто не верил в это, как, собственно и я сама.

Брат Лэтхэм произнес праздничную молитву, затем раздался звон посуды, стали накладывать кушанья, разнесся гул голосов, и еда начала исчезать куда быстрее, чем готовилась. Уилл ел с аппетитом и участвовал в разговоре. Я нет. Я не могла освободиться от мыслей, что мой брат умирает, а все мои мечты развеялись, как дым по ветру.

Мужчины и дети вышли на улицу, как только насытились. Ирен поручила старшим девочкам мыть посуду. Мы с ней вытирали ее, потом расставляли по местам.

— Не хочешь рассказать мне, что произошло? — Глаза Ирен были полны сочувствия, но без надоедливости.

Она передала мне блюдо, уже чистое и вытертое. Я уставилась на него, будто не зная, что с ним делать. Затем я вдохнула запахи кухни: застоялой еды и мыла.

— Мой брат умирает.

Ирен забрала у меня блюдо из рук, чтобы я случайно его не выронила. Она покачала головой и отставила его в сторону.

— Мне очень жаль, дорогая.

Она обняла меня и повела к двери.

— Иди и проведи время с братом. Мы здесь все закончим. — Ее голос был нежен, таким тоном мать говорит со своим новорожденным младенцем.

Я повиновалась. Сначала прошла на задний двор, затем обошла кругом и вернулась к парадному входу. Брат Лэтхэм принес на веранду стул. Уилл и шериф Джефрис сидели в креслах-качалках, пока детвора возилась на лужайке. Уилл выглядел уставшим, тем не менее, когда он наблюдал за играющими и смеющимися детьми, на его устах появлялась улыбка.

Я села на крыльцо перед мужчинами, сложив руки на коленях и глядя на детей, а сама прислушивалась к разговору за спиной.