Анна Матир - На крыльях мечты

Всю жизнь в День независимости, четвертого июля, я любовалась блестящими гнедыми скакунами и серыми в яблоках лошадьми, которые мчались по необработанному полю за Даунингтоном. Я видела, как они стояли, пританцовывая на старте, нетерпеливо ожидая команды. Наблюдала, как при звуке выстрела они трогались и бежали к финишной прямой. Мой старт начерчен сейчас передо мною — я жду телеграммы от мамы или письма Артура, зовущего меня к себе, они и будут звуком выстрела, который отправит меня вперед к цели. И поле, по которому я побегу, будет наполнено задачами, более прекрасными, чем чистка стойла, стирка белья или свадьба в сельском саду. Но до этого я сдержу свое обещание и буду заботиться здесь обо всех и обо всем.

Использовав последнюю прищепку, я пошла на кухню. Я нашла полмешка муки, сахар и несколько консервных банок в шкафу. И, конечно, полный мешок кукурузной муки. Я посмотрела на пустой сад перед домом. В подвале я надеялась обнаружить овощи, заготовленные на зиму. Если это так, то в ближайшее время у нас на столе появится разнообразие.

Я зажгла маленький фонарь и толкнула тяжелую деревянную дверь, ведущую вглубь земли. Сказать по правде, я ненавидела подвалы. Если, конечно, не играешь в прятки. Большая дверь, открывшись, ударилась о стену. Подняв фонарь повыше, я спустилась вниз. Вдоль стен шли грубо сколоченные полки. Я подкрутила фитиль, чтобы стало светлее, и заглянула в первую корзину, килограммов на пятнадцать. Зеленая фасоль. Бочка около полки наполнена картофелем. Тыква. Лук. Репа. Немного гороха и початки кукурузы. С деревянных стропил свисали пучки трав.

Набрав полные пригоршни зеленой фасоли и картофеля, я сложила их в подол фартука, как в сумку для сокровищ. Выбравшись на свет, я потушила фонарь. Мысль о фасоли и картофеле, приготовленном с солониной, которую я ранее заметила на кухне, заставила меня проголодаться, и я рысью понеслась на кухню.

Вдруг мое внимание привлек громкий сигнал автомобиля. Машина шерифа Джефриса проехала по траве к дому. Мое сердце затрепетало. Я никогда не думала, что приезд шерифа вызовет в моей душе волнение, но поймала себя на мысли, что ожидала его визита с нетерпением. Я подняла руку, чтобы приветственно помахать, забыв, что обеими руками держу фартук с овощами. Фасоль и картофель рассыпались по крыльцу. Я отряхнула грязь с фартука и пошла встречать гостя.

— Где дети?

— Спят. По крайней мере, я надеюсь.

Его губы изогнулись в улыбке, пока он доставал что-то из кармана.

— Это вам. — Он протянул мне телеграмму.

Мое сердце радостно забилось, пока я не прочитала слова, напечатанные на бумаге.

Мои ноги сами сделали несколько шагов, пока я еще раз перечитала строки. Мама заболела? Насколько серьезно? Чем — испанкой?

Я тяжело опустилась на край крыльца и прислонила голову к столбу, который поддерживал крышу.

Я еще раз поднесла к глазам телеграмму и заставила себе ее перечитать.

— Что случилось? — Кадык шерифа качнулся, а шляпа привычно закрутилась у него в руках.

— Моя мама заболела. — Произнеся слова вслух, я осознала, что они стали реальностью. В уголках глаз застыли слезы. Я не могла на него смотреть.

— Что вы сказали?

Я посмотрела ему в глаза.

— Я беспокоюсь о ней.

Его глаза сузились.

— А разве ваш отец не позаботится о жене?

— Конечно, позаботится. Но, может быть… — Я снова посмотрела на черные буквы на белой бумаге. Папа велел оставаться здесь. Но разве я не была нужна маме?

— Вы же не собираетесь бросить этих детей, правда? Разве не из-за них вы приехали сюда?

Моя голова дернулась в его сторону.

— Да я даже не знала о них, пока не приехала сюда! Я думала, что тетя Адабель быстро поправится. Я думала… — Я махнула рукой и закрыла глаза. — Не важно, что я думала.

— Но вы же останетесь. Не так ли? — Голос сорвался, лицо застыло.

Паника, ясно как день.

Собрав всю волю в кулак, я отбросила сомнения и вновь обрела твердость.

— Разве здесь, в округе, некому позаботиться о детях, пока не вернется их отец?

Голова шерифа качнулась, потом еще раз, и еще. Как качели, которые раскачали и некому остановить.

— Не думаю. На всех сейчас, помимо ежедневных хлопот и обязанностей, лежит бремя войны и гриппа. А что будет со скотом Френка? Вы не можете вот так все бросить и уехать.

— Это не моя ответственность. — Я глубже вдохнула и выпрямилась как можно сильнее. Но все равно мне пришлось откинуть голову назад, чтобы взглянуть в лицо шерифа.

Он хлопнул шляпой по бедру.

— Я ожидал, что любой родственник Адабель поступит так же, как и она, и выполнит свой христианский долг.

Меня передернуло. Как он смеет предполагать, что я менее христианка, чем моя тетя? Мои кулаки сжались, а губы плотно сомкнулись. Кивнув головой, я приказала телу расслабиться и сделать вид, будто все в порядке.

— Конечно, я останусь и позабочусь о детях, по крайней мере до тех пор, пока их отец не примет иного решения. — Или пока папа не велит мне приехать домой. Или Артур не позовет меня в жены.

Я поднялась по ступенькам, не обращая внимания на рассыпанные картофель и фасоль.

— А теперь извините, мне нужно готовить обед для этих драгоценных детей.

Шериф нахлобучил шляпу, его лицо пылало.

— Я приеду, как только смогу. Но сейчас практически в каждом доме испанка. У доктора от перегрузки глаза лезут на лоб. Я пытаюсь ему помочь.

Я заметила, как по боковому крыльцу крадется Олли Элизабет. Наконец она села в углу. Выражение лица шерифа смягчилось. Он полез в карман и достал мятных леденцов.

— Возьми себе и угости остальных. — Он протянул конфеты девочке, прежде чем забраться в машину и уехать.

От раздражения мне хотелось заорать и затопать ногами. Но я воздержалась. В любом случае я не собираюсь оставаться в этом доме на многие месяцы. Я также отказывалась провести остаток жизни на любой другой ферме. Мне уже девятнадцать лет. Разве я не способна принимать решения? Жить жизнью, о которой мечтала?

Я посмотрела на дорогу, ведущую к железнодорожной станции. Мои мечты были так же близко, как облако пыли, двигающееся от горизонта. Если Артур не может приехать ко мне, я сама поеду к нему. В конце концов, независимо от обстоятельств, Пратер Джанкшен намного ближе к нему, чем Даунингтон.

Мое внимание обратилось к Олли. Она стояла, уставившись в мою сторону, склонив голову и сощурив глаза.

— Ты спала? — спросила я.

Она не ответила.

— А другие уже тоже не спят?

— Пока спят. — Олли лизнула конфету. — Мисс Ада и мама никогда бы не заставили меня лечь спать вместе с малышами.

— Правда? — Я собрала фасоль и картофель обратно в фартук.

Олли пососала конфету некоторое время, прежде чем ответить:

— Да.

Демонстративное неповиновение в ее голосе раздражало меня. Я открыла было рот, чтобы возмутиться, но затем заставила себя промолчать. Девять лет! Ей всего лишь девять, напомнила я себе. Я села возле девочки. Она отодвинулась в самый дальний угол. Я подумала о том, как много она услышала из нашего разговора с шерифом. За нами раздался топот маленьких ножек. Джеймс умудрился притащить с собой Дженни. Даже не хочу знать как.

Олли протянула каждому по мятному леденцу. У всех на лицах появились улыбки с такой скоростью, как после грозы появляется радуга.

Я занесла овощи в дом и начала соскабливать с них грязь, думая о маме. Я должна была догадаться, что что-то не так. Мама ответила бы на телеграмму немедленно. А что же Артур? Он должен был уже получить мое первое письмо, которое я послала еще до того, как села на поезд, идущий в Техас. Может быть, и он тоже ответил бы на него, если бы мог?

Взглянув на детей, все еще стоявших на крыльце, я побежала к почтовому ящику, находившемуся за въездными воротами. Я не слышала, чтобы кто-то приезжал или уезжал, кроме шерифа Джефриса, но я ведь некоторое время была в подвале.

Мое письмо к Артуру исчезло. Вместо него лежали «Даллас морнинг ньюз» и журнал по фермерству. Я еще раз заглянула в ящик. Ничего.

— Можно я отнесу их в дом? — спросил Джеймс, протянув руки. Я отдала ему газету и журнал. Он подбежал к дому, взобрался по ступенькам, за ним хлопнула дверь с москитной сеткой.

Мою юбку потянула маленькая ручка.

— Я голоден, Бекка! — На меня уставилось липкое от конфеты личико Дэна.

Я вздохнула и повела его в дом. Пока Господь не пошлет меня в другое место, я сделаю все, что могу, для этих детей.

Наступила среда, и мне стало казаться, что я скоро сойду с ума от беспокойства. В почтовом ящике не было никаких писем. Даже газеты не было. Никто не приезжал нарушить наше уединение. Неужели мы были единственными живыми в этом городе?

Мы закончили с завтраком и утренними хлопотами. Я знала, что мне следует убрать в доме, но вместо это я пошла играть в прятки с детьми в саду. Нам бы не помешало кое-что из магазина. Например, овсянка. Но где мне взять деньги, чтобы что-то купить?

Я поискала в кухне, но никаких наличных не нашла. Может быть, тетя хранила деньги в спальне? Я поискала в бюро, в комоде, но по-прежнему ничего не нашла. Затем я заглянула в сумочку, висящую на крючке за дверью. Не знаю, чья она была — тети Адабель или Клары Грешем, да это было и не важно.

Результатом моих поисков стал лишь помятый носовой платок. Его тоже нужно постирать. Я тряхнула его, и на пол выпала банкнота! Я нагнулась, чтобы поднять ее и разгладить. Пять долларов!

Спасибо тебе, Господи!

Я прижала ее к груди, прежде чем поднять окно и высунуться наружу.