— Послушай. Давай поговорим о том, о чем мы с тобой еще не разговаривали. Я тебе скажу всю правду. Но только не о потере ребенка, не об этом горе. Ты ошибаешься, если думаешь, что я не переживаю или переживаю не так сильно, как ты. Не проси. Не проси рассказывать. Горе надо делить на двоих, а не умножать. Я не хочу умножать твою боль. И так вижу, что тебе невыносимо плохо. Я с тобой. Все будет хорошо.

— Не представляю, если бы вдруг тебя не оказалось рядом. Просто не представляю. Ладно, давай, говори, что ты там мне хотел сказать. — Отклонилась вбок, позволяя Диме сесть удобнее. Да и у самой затекла спина.

Дмитрий откинулся на спинку дивана, Катя легла, положив голову ему на колени. Он провел кончиками пальцем ей по ключице, сжал ладонью округлое плечо.

— Знаешь, у меня никогда не было цели найти одну единственную женщину, завести семью и детей. Честно. Это очень долго не было самой целью моего существования. Я занимался другим. У меня всегда был плотный забитый график. И сложная насыщенная жизнь, в которой девушки играли очень маленькую роль. Самую маленькую, какую только можно представить.

— Я представляю.

— Впустить в свою жизнь женщину и позволить ей оказывать на меня какое-то влияние — сложно. Я так не привык. Для меня это трудно.

Катя слушала затаив дыхание, но все же после этих слов позволила себе комментарий:

— Вот я так и знала, что тебя пока к стенке не припрешь, ничего не добьешься.

Дима легко рассмеялся:

— Конечно. Кто ж со свободой без боя расстается? И потом, как ты думаешь это должно было произойти? Я не рассчитывал, что, вот, через два месяца я начну встречаться с Катей… или через месяц, через неделю, год… Это же чувства, импульс, порыв. Тут бесполезно что-то планировать. Особенно если сознательно даешь своей половинке остыть.

— Что ты имеешь в виду?

— Я говорю о том, что мы не можем со стопроцентной уверенностью знать, что творится в голове у другого человека. Что он чувствует, как и насколько сильно. Кто-то молчит о чувствах, но тверд в них, как сталь. А есть люди, которые кричат о большой любви, но эти слова ничего не значат. А я не знал, что для тебя значу. Мог только догадываться. Но что это? Увлечение? Влюбленность? Все это пройдет, развеется. Может это глупо звучит, но я заботился всегда только о тебе, о твоих чувствах. Ты единственная, о чьих чувствах я заботился. Хотя мог сразу надавить на тебя и сделать, как мне надо. Мне этого очень хотелось, но нас связывают слишком много внешних факторов, чтобы позволять себе такое. Катенька моя, ты заслуживаешь того, чтобы у тебя был выбор. Я хотел, чтобы ты сделала его сама. — Хорошо, что она слушала его молча и не перебивала, он говорил спокойно, мягко, слова давались ему легко. Не знал даже, почему снова вернулся в те времена, к самому началу их отношений. Наверное, не все сказал, раз вернулся.

— Крапивин, нет у меня никакого выбора и никогда не было. Я в тебя влюблена по уши с самого детства. Мне не дали никакого выбора. Ты меня чуть не угробил своей тягомотиной.

— Ага, влюбленная по уши, но хочешь уйти и все у меня отнять. Я говорил тебе о том, что было раньше. Сейчас все изменилось. У меня есть ты, и есть новые стремления. Я живу по-другому, думаю по-другому, действую по-другому. И мне это нравится. Я счастлив. Ты для меня все — я живу и болею только тобой.

— Так, по-моему, ты пытаешься на меня хорошенько надавать, — улыбнулась Катя.

— Конечно. Чтобы ты поняла, что значишь в моей жизни. Но если тебя не будет, у меня не будет этих стремлений и намерений. Все станет как раньше. Я снова буду жить как раньше. Не буду никого искать. У меня не будет никакой единственной женщины. Поэтому, да, сейчас у тебя уже нет выбора. Никакого. Только со мной.

— И ты даже не злишься на мои слова?

— Нет.

— А раньше бы злился. Сказал, какая я сволочь, что бросаюсь словами и разбрасываюсь отношениями.

— Раньше ты капризничала, а сейчас болеешь. Да и я не в том уже состоянии…

— А в каком ты состоянии?

— В самом опасном, — улыбнулся Дима.

— В каком?

— В том слепом состоянии, когда своей любимой девочке можно простить все. Все на свете. Любые слова и любые поступки.

— Если я умру, ты больше не женишься?

— Вот дура, — вздохнул он.

— Ну, скажи! Мне надо знать!

— Нет, никогда не женюсь.

— Слава богу. Ты только мой. Мне принадлежишь. Я тебя и с того света достану.

— Давай раньше поженимся? Зачем ждать.

Катя засомневалась, задумалась:

— Когда?

— Да хоть завтра. Хоть через неделю.

— Ой, Крапивин, ты и правда сильно меня любишь, раз готов на все наплевать.

— Сильно. Очень сильно. Даже больше, чем себя.— Это показатель, — развеселилась Катерина.

— Конечно. Ну? — поторопил с ответом.

— Нет, Дим, давай сделаем, как запланировали. Не потому, что сомневаюсь или тяну время. Не хочу я счастье мешать с горем, невкусно получается. Зачем нам спешить? Куда?

— Хорошо. Слышишь? — чуть сжал ее плечи, как будто возвращая к какой-то своей мысли. — Поэтому ты не можешь меня предать, ты не должна предать меня, мои чувства, мое к тебе доверие. Поняла? Только попробуй меня предать. Я могу простить тебе все, что угодно, но ты не должна меня предать.


Глава 24


— Уже уходишь? — спросила Катя, чувствуя на губах мягкий поцелуй.

— Собираюсь.

— Как жалко, что утро уже наступило. Я так мечтаю, чтобы ты поскорее закончил свои дела и мы вернулись в Копенгаген. Там мы проводили вдвоем больше времени, а здесь ты с головой в работе, — пожаловалась она, потому что сейчас труднее всего давалось именно одиночество. И искать себе какое-то занятие бесполезно, вот-вот они с Димой вернутся в Данию.

— Скоро, — отделался Крапивин коротким общением. — Как спалось?

— Хорошо. — Катя потянулась и вздохнула. — Просто замечательно.

Боялась заснуть и увидеть кошмар, но ночь пролетела быстро. Кажется, ничего и не снилось. Вчерашний разговор подействовал благостно, на душе теперь царило спокойствие, мысли обо всем произошедшем не вызывали приступы удушья.

— Поднимайся, соня.

— Куда?

— Со мной поедешь.

— Куда? — переспросила Катерина, лениво переворачиваясь на бок.

— В офис.

— С какой стати? Что я там буду делать?

— А что ты дома делала все это время?

— В подушку ныла.

— Теперь не будешь. Я у тебя вчера подушку отобрал.

Катя нахмурилась. Что это Крапивин придумал? Настроение у нее, конечно, улучшилось, но не до такой степени, чтобы тащиться куда-то с утра пораньше.

— Дима, я не пошутила. Я никуда не хочу ехать. Я не очень хорошо себя чувствую, и у меня нет желания тащиться куда-то в такую рань. Иди. Я буду ждать тебя дома.

— Вообще-то, это не предложение, это приказ.

— Секретарше своей будешь приказывать, — проворчала Катерина.

— Это именно тот ответ, который я от тебя ожидал. Вот это моя Катрин. Моя любимая, драгоценная Катрин. Моя непокорная, зубастая Катрин, — улыбнулся, ловко завязывая галстук.

— Твоя больная и ни на что не способная Катрин, — скривилась Шаурина.

— Я не хочу, чтобы ты оставалась дома одна, поэтому ты поедешь со мной. Собирайся, у нас не так много времени, — убедительно повторил он, подтверждая серьезность своих намерений. — Я не шучу. Я рад, что ты сегодня хорошо спала, а вот мне не спалось. — Хотел, чтобы Катя была у него на глазах, не мог забыть ее вчерашнюю истерику.

— Убийственно. Разбудить перед самым уходом и заявить, что у меня нет времени собраться.

— У тебя как раз ровно столько времени, чтобы успеть собраться.

— Спорить бесполезно?

— Можешь попытаться, конечно, — снисходительно вздохнул он. — Ты помнишь, о чем мы вчера говорили? — Защелкнул на запястье браслет часов и снова присел на смятую постель. Погладил Катю по щеке.

— Конечно, помню.

— Ты мне обещала, что не будешь плакать и раскисать.

— Обещала.

— Выполняй обещание. А потом будет тебе подарок.

— Подарок?

— Да.

— Крапивин, вот с этого и надо было начинать. — Известие о подарке вытолкнуло Катю из кровати

— Не имею привычки дарить подарки раньше, но, мне кажется, что ситуация того требует.

— Это на день рождения подарок?

— Да.

— А что это? — Оживилась, зная Димкину любовь удивлять.

— Не скажу.

— Как же я теперь дотерплю?

— Терпи.

— Я буду угадывать! — крикнула из ванной. — Сейчас я подумаю.

— Подумай, — улыбнулся Дмитрий.

— Кофе свари, Димочка!

Она приняла душ, высушила волосы феном, а из головы все никак не выходили мысли о подарке. Что Дима там приготовил? Он всегда дарил ей что-нибудь необычное и ценное.

— Это что-то дорогое? — начала расспрашивать, когда они пили кофе.— Да.

— Красивое?

— Да. Думаю, тебе понравится.

— Какого цвета?

— Не могу назвать какой-то один.

— Хм… Я смогу это носить?

— Нет.

— Большое?

— Да.

— Тяжелое?

— Неподъемное.

Пока они пили кофе, Катя все никак не отставала. И даже позже, в машине, закидывала Диму вопросами.

— А эта вещь только для меня или я могу дать ее кому-то попользоваться?

— Сможешь дать попользоваться. Если можно так сказать. — А ему нравилось ее радостное любопытство и озорной блеск в глазах.