— Справедливый вопрос, — понимающе улыбнулся Крапивин. — Российские художники, дизайнеры и архитекторы на Западе не защищены — ни юридически, ни практически.

— Не могу не согласиться. Западный дизайнер может запросить за свой проект какую угодно высокую сумму, и ему не откажут. Вне зависимости от объективной ценности проекта.

— Конечно. Поэтому все стремятся сделать себе имя, получить «золотую табличку» на Западе. Имя становится гарантией того, что в дальнейшем тебе будут предлагать достойные условия. Я не исключение. Занимаясь ювелирным делом нельзя быть в стороне, нельзя быть просто наблюдателем, нужно быть в центре.

— У вас получается. Но ведь на самом деле очень трудно совмещать в работе творчество и коммерческий компонент.

— Трудно, но возможно. Если сразу определиться: художник ты или бизнесмен. Все-таки второе мне ближе. Иначе я не смог бы обеспечить себе самостоятельность и продолжать работать, не прибегая к помощи сторонних инвесторов. У меня нет специального ювелирного образования, хотя я изучал различные техники, и кое-что попробовал сам. Хотел иметь представление о работе ювелира, хотел почувствовать в руках металл и камень, подчинятся ли они мне.

— И как? Подчиняются?

— Да, — уверенно кивнул он. — Но сейчас максимум, что я делаю, это вырезаю восковку, если вдруг загораюсь какой-то идеей. А остальное дело закрепщиков, ювелиров, эмальеров.

— Я заметила, что вы любите принимать непосредственное участие в светских мероприятиях, организуемых от имени вашего бренда. Почему?

— Когда товар представляет первое лицо компании, это всегда производит впечатление на аудиторию и становится событием. Согласитесь, тогда рассказ воспринимается как более личный, а образ продукта становится не таким индустриальным. Я сам чужд любого идолопоклонничества, живу по принципу «не сотвори себе кумира» и с опаской отношусь к идее привязывать бренд к какому-то определенному лицу, пусть даже известному. Не стоит создавать стереотипы восприятия.

Смоленцева нахмурилась и посмотрела на Филяеву.

Крапивин понял не высказанный вопрос и объяснил свое заявление:

— Бренд «JewelryStories» создавался немного с другими задачами. На начальном этапе мы не могли обойтись без бренд-амбассадора, потому что громко о себе заявили. Взяли смелость говорить о возрождении русской ювелирной школы. Нам нужен был человек, который сможет увлекательно рассказать историю появления бренда и его цели. Агата замечательно справилась. И все-таки логика потребителя по-прежнему остаётся загадкой. Даже используя весь инструментарий маркетинга, невозможно с точностью просчитать, где проиграешь, а где выиграешь. Практика показывает: любую классическую закономерность можно сломать.

— Вы успешно ломаете.

— Я люблю решать сложные задачи, те, которые для других кажутся невыполнимыми. Все решаемо, но людям часто недостает терпения. Я очень терпеливый человек.

Агата выглядела злой, ее уязвили слова Крапивина. Он фактически назвал ее пустым местом, прямо заявив, что на данный момент не нуждаются в ее услугах. Катю это откровенно порадовало, но она ничем не выдала свои эмоции — не время и не место.

— Например, мы граним жемчуг. Это очень сложно. Если случайно снять лишний слой перламутра, жемчуг будет испорчен. Гранями покрывается тот слой, который снимается при обычной шлифовке. Получается очень необычный эффект. — Неожиданно он поднял руку и, скользнув пальцами по Катиной щеке, мягко заправил пышный локон за ухо. Аккуратно расстегнув, снял сережку. — Когда-то слова Фаберже о граненом жемчуге все восприняли как шутку, а сейчас, пожалуйста…

Смоленцева восторженно замерла, потом извинилась перед Катериной за свое любопытство:

— Простите… — Взяла сережку с раскрытой ладони Крапивина. Не смогла отказать себе в удовольствии полюбоваться столь роскошным изделием вблизи.

— Не стоит, — лишь улыбнулась Катерина, — если Дмитрий считает это уместным, я ничего не имею против.

— Это прекрасно. — Рассматривала крупную черную жемчужину в обрамлении нежнейших бабочек, инкрустированных бриллиантами и покрытых серо-голубой эмалью. — Серьги получились достаточно объемные.

— Они объемные, но не тяжелые. Вес сбалансирован. Этому мы всегда уделяем особенное внимание, вещь должна быть удобной для носки, она не должна доставлять клиенту дискомфорт, а приносить только радость.

Нелли взглянула на Катерину, ожидая подтверждения.

— Да, это так. Я не чувствую их на себе. Ну, — улыбнулась, — чувствую, конечно, но не так, чтобы это приносило какое-то неудобство.

— Очень красивая, тонкая работа. Просто невероятно, — продолжала восхищаться Смоленцева.

— Катерина тяготеет к бабочкам.

— Я очень тяготею к бабочкам. — Катя улыбнулась, как Диме показалось, каким-то своим мыслям или воспоминаниям. — Но это самые красивые, самые значимые бабочки в моей коллекции.

Редактор вернула Крапивину сережку. Бросила на Шаурину улыбающийся взгляд и взяла ее за правую руку, на безымянном пальце которого красовалось великолепное кольцо.

— Потрясающе. Я вижу прожилки на тонких крылышках. Разве можно представить, что это возможно?

— Вы же видите, что возможно. Наши эмальеры используют до ста цветов, вместо привычных двадцати, как у прочих мастеров. Должен сказать, что такие вещи продаются только с условием их предоставления на ювелирные выставки. Так что Катерине иногда придется расставаться с этой красотой, позволяя и другим полюбоваться.

— Я давно поняла, что, когда украшения на женщине, они смотрятся совершенно по-другому, чем на выставочном стенде. Что очень хорошо смотрится на одной, может совсем не пойти другой. А уж на такой красивой девушке, как Катерина, эти маленькие шедевры выглядят просто потрясающе. Вы знаете, — с воодушевлением сказала она, — вам очень идет.

— Они оживают, не правда ли? Украшения на женщинах. Они что-то обязательно рассказывают, — улыбался Дмитрий, и Смоленцева впадала в восторженный транс от его улыбки.

— О, безусловно. И мне они говорят о том, что вы, Дмитрий, невероятно очарованы вашей спутницей.

— Очарован безмерно, — скромно подтвердил Крапивин.

— Катерина, скажите, каково это — принимать такие подарки, носить такую коллекционную вещь?

— Очень волнительно. Тем более я знаю, с каким трепетом Дмитрий относится к подобным вещам. Поэтому принимать такой подарок было правда очень волнительно.

Волнительно. До слез. Они месяц не виделись. Дима до последнего не говорил точно, когда приедет. Видимо, хотел сюрприз сделать. Ей этот сюрприз чуть поперек горла не встал. Он позвонил — она сорвалась с занятий. Когда увидела его, долго смотрела, стояв в нерешительности, словно не могла поверить, что это не обман зрения. А потом бросилась ему на шею. Даже не понимала, что чувствовала в этот момент. Любила безумной любовью; ненавидела за то, что так долго не приезжал.

— Это ты безмерно очарован, а вот Катенька совсем, кажется, без тебя не скучает, — шепнула Агата Диме, но так, чтобы все слышали.

У Кати внутри все похолодело. Да, она не сидела дома как затворница, иногда ходила куда-нибудь с друзьями — ничего дурного тут нет. Разумеется, Дима знал об этом. Конечно, Агата могла ее с кем-нибудь видеть, но она так преподнесла свою мысль, будто за парой слов скрывалась какая-то тайна — нечто страшное и порочное.

— Вернемся к нашему разговору, — вздохнул Крапивин.

— С удовольствием. Скажите, а как обстоят дела с ювелирными украшениями для мужчин?

— Куда сложнее, чем у женщин.

— Почему?

— Потому что у мужчин сложный характер, своя жизненная и довольно устойчивая философия.

— Обычно да, — согласилась редактор. — В идеале.

— Драгоценное украшение — это ведь вещь прикладная. Украшение должно что-то рассказывать о его хозяине. У нас совсем недавно был один заказчик… охотник. Хобби у него такое. Так вот он пожелал запечатлеть в украшении свой трофей — застреленного в Африке леопарда.

— Неужели? — удивилась редактор.

— Не удивляйтесь. Для многих мужчин хобби — вторая работа. Занимает очень много времени, но приносит еще больше удовольствия. Так вот мы сделали для него украшение, обыграв силуэт леопарда, переходящий в очертания Африки. Получился такой крупный кулон, что его можно было поместить в рамку. Наверное, наш клиент так и сделал.

— Дмитрий, а вы носите украшения? Если носите, то что предпочитаете?

— Нет. Я не ношу украшения.

— Никакие? А кольца?

— Нет.

— Почему?

— Избавляюсь таким образом от дополнительных забот. Представьте, как часто мне бы пришлось менять кольца и сколько внимания бы публика этому уделяла.

— А какое у вас хобби?

— Мне повезло, хобби для меня — моя работа.

— Почему же, Дима? Ты лукавишь, — улыбнулась Агата змеиной улыбкой.

Катя отвернулась, обежала взглядом стены, ища за что бы зацепиться, дабы отвлечься — не выдать истинных эмоций. Ярости своей не выдать. Уставилась на камин, разглядывала прожилки на белом мраморе. Небольшой зал, в котором они расположились, сегодня закрыт для других посетителей. И смотреть было некуда, не на кого.

Так хотелось одернуть эту идиотку и сказать: «Какой он тебе Дима?». Неужели не понимала очевидных вещей? Или специально так делала? Не Дима он здесь. Дмитрий. Дмитрий Олегович, в конце концов!

Мама никогда отца не называла Денисом в окружении посторонних людей — ни на работе, ни на каких-то мероприятиях. Только Денисом Алексеевичем. Катя и сама отца так звала. Так положено. Если бы Агата додумалась Крапивина еще и Димкой назвать, у Шауриной бы инфаркт случился.