— Вижу. Ты такой азартный человек, что у тебя ломберный столик вместо журнального, — посмеялся над ней Дима, разливая игристой вино по бокалам.

— Да. Это наша компашка мне на новоселье подарила. Мы любим всякие игры. — Катя выдвинула ящичек стола, в нем лежали фишки и игральные карты. — Покер? — с надеждой спросила, вытаскивая новую колоду. — Видишь, никакого мухлежа и крапленых карт

— Нет.

— Ну хоть в дурака!

— В дурака умею.

— Вот. А говорил, что не любишь азартные игры.

— Катрин, в дурака все умеют играть от рождения.

— Давай, Митенька, соглашайся. Я хочу получить свой куш. Нельзя понижать ставки, надо идти до конца.

— Что на кону?

— Хоть что. Желание, деньги…

— На деньги мы точно играть не будем, смысла нет. Так и быть, давай на желание попробуем. — Усмехнулся: — Чувствую себя как на полосе препятствий.

— Итак, на кону желание, — провозгласила Катя, отпивая шампанское. — Я раздаю.

— Ночи не хватит, чтобы ты все мои желания выполнила.

— Ты еще надеешься у меня выиграть?

— Конечно. Только настоящие идиоты вступают в борьбу, не надеясь на победу.

— Главное же участие…

— Вранье. Главное — победа.

— Говори свое желание.

— Чулки с тебя снять.

— И все? — удивилась Шаурина.

— И все. Мне хватит. Пока. В первой игре буду прощупывать твой потенциал.

Катька расхохоталась:

— Он безграничный. Рубашка, — озвучила свое, еще не заглядывая в карты.

— Рубашку снять?

— Нет, конечно. Рубашку ты и так снимешь. Пуговички отчекрыжу, вот это будет для тебя реальная потеря.

— О, Катрин, ты, как всегда, играешь по-крупному.

— Конечно, какая игра в карты без риска быть обобранным до нитки.

— Хорошо, я согласен.

Катерина уселась в кресле боком и перекинула ноги через подлокотник. Сосредоточилась на своих картах, всерьез вознамерившись оставить Крапивина в дураках.

— Митенька, ну что ты такой серьезный! — начала подзадоривать его через некоторое время. — Ни блеска в глазах, ни попытки смухлевать.

— Я думаю. У нас же с тобой высокоинтеллектуальная игра. Тут мне никак нельзя просчитаться. Дьявольская дьявольщина. Бейся, Крошка. — Бросил карту на стол.

— Ах, да. И желание у тебя такое масштабное, что его никак нельзя проиграть.

— Да, — улыбнулся он, — на кону голые ноги моей мечты.

— Лишний козырь из меня выбиваешь, да?

— Коне-е-е-чно, — протянул он…

— …Все, Крапивин, раздевайся. Ты в пролете.

— Что-то я не пойму, как так получилось.

— Что тут непонятного? Не надо было всякой фигни набирать.

— Да это ты мне всякую фигню раздала. Так не честно.

— Все честно. Апелляционной комиссии у нас нет, так что снимай рубашку, я за ножницами.

С обреченным вздохом Дима выдернул полы светло-голубой рубашки из джинсов и начал расстегивать пуговицы.

— А чего ты ее так аккуратненько сложил, думаешь, поможет и я передумаю? — вернувшись, злорадно ухмыльнулась Шаурина и клацнула ножницами.

— А вдруг.

— Нет.

— Альтернатива?


— Никакой. Сударь, не тормозите, налейте даме шампанского. — С видимым удовольствием она отрезала все пуговицы на его рубашке. Некоторые вместе с тканью. Ну, вот слегка поправили твое — У меня — Раздавай карты и озвучивай желание.

— Ладно, раздаю. — Перемешал карты на столе и сложил в колоду. — Чулки с тебя снять.

— Снова?

— Почему снова? Я же не снял в прошлый раз

— Дима, загадывай другое. Что это за желание?

— Хорошо, другое. Один чулок снять.

— Дима!

— Меня устраивает мое желание.

— Договорились. Татуировка. Если ты проиграешь, то сделаешь себе татуировку.

— Ни за что.

— Маленькую.

— Нет.

— Совсем малюсенькую. Давай. Кто не рискует, тот не пьет шампанского.

— Чертовы черти, Катрин, а ты провокаторша.

— Конечно. Хочешь, давай татушка на татушку. Кто проиграет, тот делает.

— Ни за что. Мне чулка хватит…

— …Блин, как ты выиграл?

А вот так. Сударыня, не тормозите, давайте сюда вашу ножку.

— Такое простое у тебя желание, аж тошно. — Встала с кресла и шагнула к нему.

— Главное — сорвать куш. Сама же говорила. — Мягко скользили его пальцы по ноге, нежно поглаживал он кожу над сеткой. Когда чулок упал на пол, Крапивин потянул Катю на себя и усадил на колени. — Вот никогда не думал, что девушка в одном чулке может быть так сексуальна. — Найдя на спине молнию, одним движением расстегнул ее и спустил с плеч платье. Катерина прижалась к нему голой грудью. Дима был такой горячий, что у нее по телу тут же побежали мурашки. — Не умеешь ты, Катрин, играть в дурака. Ты в этом полный ноль. Извини, татушку я не мог проиграть, так что все игры на сегодня закончились.

Доброе утро, Димочка. Вернее, не утро, — прошептала Катя, натягивая одеяло на голое тело. Вечер уже, наверное. Они в кровать завалились, когда уже светало.

— Разве такое утро бывает добрым? — проговорил Крапивин в подушку.

— Бывает. После бурной ночи.

— Вижу, что после бурной, — посмотрел на свою разрисованную руку. Помнил, как происходило все это безобразие. После секса. Он лежал на животе, расслабленный и ленивый, а Катя все же решила воплотить идею о татуировке в жизнь хотя бы с помощью маркера. — А почему мы здесь?

— Ты сказал, что у меня кровать дубовая… что надо ехать спать сюда… и вообще, ночевать у бабы — не комильфо. И шампанское у меня кончилось…

— Как много я вчера сказал. — Второй вариант казался больше похожим на правду. Судя по тому, что сегодня не мог оторвать голову от подушки, дело было все же в шампанском. — На чем приехали?

— Не знаю.

— Как это?

— Куда ты меня затолкал, на том и приехали. У меня мозг был как желе. Черт, он и сейчас как желе. — Наверное, на такси и приехали.

— Нет, это исключено. Я не мог приехать на такси. — Взял телефон с тумбочки и порылся в исходящих звонках. — С водителем. Слава богу.

— Да, ты очень благородно выглядел в пиджаке на голое тело. Но не переживай, все пуговички на пальто были застегнуты. Кажется. По-моему…

Крапивин еще раз посмотрел на свою руку.

— Я весь такой?

— Весь. И спина, и шея.

— Ужас. Это ж надо так расписать меня под хохлому.

— Нет, что ты, какая хохлома? Гжель, Митенька. Все в лучших русских традициях. Синим маркером по белому телу. Птички-цветочки-веточки-ягодки. Ну, на спине моя выдержка кончилась, там я оставила свой автограф. Так и написала: «Здесь была Катюха. Пошли все вон, сволочи».

Крапивин хрипло засмеялся и, тяжело вздыхая, перевернулся на спину.

— Прелестно. Надеюсь, маркер не водостойкий?

— Не знаю, какой под руку попался, тем и рисовала.

— Умница. Сейчас будешь меня облизывать.

— Я тебя вчера облизывала. Всего! — Потянулась к нему и лизнула небритую щеку. — Только попробуй скажи, что не помнишь.

— Не помню.

— Вот подонок.

Он ухмыльнулся:

— Нет, помню. Но фрагментарно. Требуется повторить, дабы восстановить всю полноту картины.

— Обойдешься.

— Ты меня использовала вчера. Воспользовалась моим совершенно нетрезвым состоянием. — Повернулся на бок и придвинул Катю к себе, плотно притискиваясь сзади к ее обнаженному телу.

— Сам виноват. Ты очень настаивал, чтобы тебя как следует использовали.

— Я не мог.

— Еще как мог. Ты так смог, что теперь я не могу пошевелиться, у меня все болит.

— Раз в два месяца видеться, скажи спасибо, что живая осталась.

— Спасибо.

— И вообще, раз у нас нет отношений, какого хрена ты опять в моей постели делаешь?

— Дьявольская дьявольщина, именно этим утром я никак не готова к такой постановке вопроса.

— Значит, выматывайся тогда из моей кровати. — Обнял крепче, закинув ногу ей на бедро.

У Кати зазвонил телефон, она взяла его с тумбочки, сама себя мысленно похвалив, что как-то догадалась оставить его там.

Прокашлявшись, она ответила:

— Привет, мамулечка. Я… — умолкнув на полуслове, повернула голову к Крапивину и сосредоточила на нем хмурый взгляд. — Ладно. У Димы, да. Хорошо, мамуль. Ага, я позвоню. — Положив трубку, нахмурилась еще больше: — Говорит, я ей какое-то сообщение вчера послала. А я не помню. Что там за сообщение, даже боюсь смотреть. Я матери отправляла вчера сообщение?

— Ну, не знаю. Может, Божище отправлял, — засмеялся Дима.

— Дима! — Порылась в телефоне, нашла смс и прочитала: — «Я с Димой». Ты видел, во сколько писал это сообщение? Еще и с моего телефона…

— Конечно. Я потому и написал, чтобы мама Юля не волновалась и не переживала, где шляется ее совершеннолетняя дочь. А что, мне нужно было написать со своего: «Я с Катей»?

— Очуметь Это мне теперь придется объясняться, почему я у тебя.

— Вот и объяснишься. — Сел на край кровати, чуть согнулся, приложив ладонь к солнечному сплетению. — Меня сейчас только одно радует. Что восемнадцать лет только раз в жизни бывает.

— Перед мамой объясняться… это мне теперь дня три надо ждать, пока весь алкоголь выветрится. Сегодня я точно не смогу у родителей появиться. — Села на кровати и поправила подушку.

— Господи… — выдохнул Дима, успев заметить широкую ссадину на правой лопатке. — А со спиной что