Мое ремесло можно освоить легко и играючи, без напряжения. Пишется легко, без сучка и задоринки, пока тема не касается тебя лично. В данном случае – меня лично. Мне казалось, что я безумно люблю Зимина, жить без него не могу. Но он пришел, а я испугалась, наверное, не была готова к близости. И хотя я – не из породы трусливых, мне было страшно, что мое чувство может потускнеть или поржаветь от неаккуратного к нему отношения. Первое свидание с любимым мужчиной я представляла совсем иначе. Не наспех, не в коммунальной квартире со скребущимися шагами в коридоре и не в перерыве между работой и домом. ТАК я не могу, не хочу и не буду, потому что когда любовь делается ТАК, тогда теряется вся ценность человеческих отношений. Есть разные точки зрения, некоторые считают, что не существует разницы в том, как ЭТО делается, и где, и в какое время, лишь бы люди оставались равными в главном, а разные мелочи приложатся. Но для меня чувства должны оставаться на высоте, иначе вообще не стоит углубляться в отношения. Пусть уж тогда они останутся поверхностными и ничего не значащими.

Придется оставить свои соображения при себе. Это мой багаж, личный, его не доверишь кому попало. Пожалуй, бедный Соколов ничего не поймет из моих объяснений, у Лешки своих язв достаточно. С бывшими не делят пополам душевные раны, это не принято в приличном обществе. Ничего ему не скажу. Пусть все останется как есть, ведь ничего страшного не случилось. Зимин поступил так, как поступают все мужчины. Ему понравилась девушка, и он пошел напролом, презрев внешние обстоятельства. Я тоже переступила нравственные законы. Из редакции мне придется уйти. Слишком далеко я зашла в своем стремлении достичь желаемого. Это Зимину деваться некуда, он ведь привязан к «Северному сиянию» крепкими канатами, прикован кандалами, а передо мной весь мир, и он у моих ног. Пока я носилась со своей любовью, как набитая дура, прошло немало времени. И оно не пролетело для меня впустую. Я написала свои первые статьи, перешагнула через этап стажерства, много думала, переживала, дурачилась. И все это помогло мне пройти небольшой этап взросления. Разумеется, до настоящей взрослости мне еще далеко. Но основной барьер взят, самый высокий и трудный. Я перешла через свою юность, как через пропасть, пробираясь на другой берег по тонкой и шаткой досочке без лонжи и страховки, лавируя и кренясь, рискуя упасть вниз. Но не упала, удержалась, несмотря на расбалансировку, и впереди у меня была целая жизнь. И в ней таилось много любви. Нужно суметь расстаться с прежней жизнью, чтобы начать новую, ведь старые связи и отношения имеют склонность зомбировать человека. Я случайно попала в клетку собственных заблуждений и метаний. Теперь моя любимая редакция представлялась мне волчьим капканом. В действительности все обстояло иначе. Я значительно преувеличивала степень моих промахов. Сотрудники газеты приняли меня в свои ряды на равных, они прощали мне мелкие неудачи и ошибки, иногда подсказывали правильный путь, но чаще оставляли одну, чтобы я сама добиралась до истины. И тем не менее я оставляла работу с легким сердцем. У меня здесь никого не было. Лариса Петровна и Марина Егоровна найдут себе другую девочку для битья. У Соньки слишком рациональный ум, чтобы грустить обо мне. Динка через полчаса забудет о моем существовании. Мне не хотелось терять лишь Соколова, из всего коллектива он был для меня по-настоящему родным человеком.

Первым делом мне нужно написать заявление об увольнении и отнести его в кадры. Затем сдать Егоровне оставшиеся материалы. Несколько моих статей заняли второе место в рейтинге. Часть публикаций я великодушно слила Соньке, к примеру, безвозмездно отдала ей больную учительницу из школы, соблазнившую симпатичного ученика. Соня увлеклась необычным материалом, она ежедневно ездит к влюбленной женщине в больницу, таскает ей передачи, с присущей одной Соне дотошностью выясняет подробности страстного и странного чувства. И только один крокодил Гриша завис в архивных материалах редакции. Его не поставили в номер по моей вине. Я так и не согласилась объединить два творческих начала – мое и Сонькино, ведь это было мое первое дело. Я ступала босыми ногами по целине, обдирая в кровь сердце и душу. Поэтому не могла уступить пальму первенства своей подруге. Но сейчас мне было не до крокодила. Я была готова подарить все пальмы мира, в том числе и первенства, милым сотрудникам «Северного сияния». Меня захлестывали новые устремления, я уже прощалась со старой жизнью. Пусть поставят в номер Сонину статью, надо будет сказать Егоровне. Мне ничего не жалко для любимой подруги.

Наряду с небывалым притоком энергетических сил я вдруг ощутила нестерпимый голод. Так всегда бывает в ожидании грядущих перемен. Мне захотелось перекусить, что-нибудь съесть, хотя бы кусочек копченой колбасы с булкой. Вредно, зато питательно. Диеты, борьба с лишним весом, здоровый образ жизни – все было бесповоротно забыто. Меня уже тревожили другие заботы.

В буфете никого не было. За стойкой бара скучала официантка. Я заказала салат и кусок мяса. Во мне проснулся богатырский аппетит. Сев за столик, я вдруг заметила в углу красивую женщину, она небрежно курила, положив ногу на ногу. Она была не просто красивой, женщина выглядела ослепительной красавицей. Тонкое лицо, изящные руки, грациозные ноги – и все это богатство не выставлялось напоказ, нет, эта женщина в своей красоте чувствовала себя комфортно и самодостаточно. Красота придавала ей уверенности. И она смотрела на меня. В упор. Разглядывала внимательно, не стесняясь. Я едва проглотила непрожеванный кусок. Наверное, она удивлена моим аппетитом, ведь все красивые женщины питаются исключительно акридами. Она бросила окурок в пепельницу и направилась ко мне уверенными шагами. Широкое пальто развевалось во все стороны, шарф взлетал в воздухе пестрыми крыльями, казалось, в буфете появилась большая птица, она залетела сюда случайно, из другого мира. Я никогда не видела в редакции подобных женщин. Кажется, вообще не знала, что такие прелестные создания существуют на планете.

– Даша, – большая элегантная птица вдруг застыла возле моего столика, – Даша, разрешите присоединиться к вам?

Меня всегда умиляют разные нелепые вопросы, но чаще ставят в тупик. Бесят, если точнее. Вот она спросила, а я что должна ответить – не разрешаю присоединиться, не хочу вас видеть, идите отсюда вон? Я свирепо кивнула, дескать, присаживайтесь, красивая мадам, заодно познакомимся.

– Даша, мы ведь с вами не соперницы? – сказала красавица, а я молча согласилась. Разумеется, мы – не соперницы. Типа – мне до вас не дотянуться. У красавиц своя жизнь, у меня своя. У нас параллельные линии восхождения.

– Вы мне понравились, Даша, – сказала женщина и закурила.

Она много курит. Это вредно для здоровья, но для абстрактного, а этой женщине, видимо, все идет на пользу, даже курение.

– Очень приятно, – сказала я, с сожалением отодвигая подальше тарелку.

Дальновидная официантка унесла остатки пищи. На всякий случай. Было бы нелепо обсуждать любовные перипетии в присутствии несъеденных салатов. Эта красивая женщина спустилась ко мне с небес, она пришла в мою жизнь из другого мира. В нем не было места физиологическим инстинктам и грязной посуде. И чувствительная официантка создала нам необходимый колорит. На столе стояли две чашки кофе, пепельница, стаканы с соком. Натюрморт явно соответствовал ситуации.

– Даша, вы догадались, кто я? – спросила женщина, глубоко затягиваясь.

«Сейчас поперхнется», – подумала я. Но она не закашлялась, лишь слегка покраснела. Вероятно, от смущения.

– Да, сразу догадалась, только вы не по тому адресу пришли, мне абсолютно не нужен ваш муж, он ваш, – сказала я, размышляя на сложную тему, может, и мне стоит закурить?

Но я не закурила. Две курящие женщины в одном треугольнике – это уже слишком.

– Даша-Даша, не ссорьтесь со мной, я не для этого пришла к вам, – сказала она и бросила недокуренную сигарету в пепельницу и сразу прикурила вторую.

Нервничает, курит, волнуется. Мне стало жаль не только ее, в эту минуту я жалела всех красивых женщин планеты.

– А я и не думаю ссориться с вами, – сказала я, изнывая от нелепости нашей беседы.

Эта ситуация создана искусственно. Никакого романа с Зиминым у меня нет. И не было. Наш роман сочинили сотрудники редакции, а весь вымысел пусть останется на их совести.

– Даша, успокойтесь, мне хочется поговорить с вами серьезно, – сказала она, комкая в руках салфетку.

– Говорите, а то мне некогда, – буркнула я, мне очень хотелось забрать салфетку из ее тонких и нервных пальцев, но было ужасно неловко.

И вообще, я не знала, как себя вести, о чем говорить с этой женщиной. Ведь я уже приняла решение. Я ухожу из редакции, чтобы найти новое место в жизни. И там я точно стану звездой, настоящей, не вымышленной. Я не сбегала от трудностей, нет, просто мне хотелось уйти от решения. Так легче будет разобраться со всеми когда-нибудь потом, чуть позже, через двадцать лет.

– Вы спешите? – спросила она и бросила бумажный комок на стол.

Антураж слегка изменился: окурки в пепельнице, грязные салфетки на столе, недопитый кофе в чашках – все свидетельствовало о том, что две женщины собираются поделить пополам одного мужчину. Но официантка не дремала, она мигом убрала лишнее и принесла чистую пепельницу, чтобы нам было проще заниматься дележкой.

– Спешу, мне надо быстро уволиться и быстро получить расчет, я ухожу из редакции, – сказала я, пытаясь внести успокоение в мятущуюся душу красавицы.

Ей станет спокойнее, если она узнает, что меня больше не будет. Но женщина еще больше разволновалась, мелкие бисеринки пота выступили на мраморном лбу, тонкие пальцы задрожали.

– О-о, Даша, только не это, – произнесла она, покачивая головой, – вам не нужно уходить из редакции. Более того, хочу сказать вам, что вы имеете право на ваши чувства. Вы ведь влюблены в Олега, а он в вас. Он переживает серьезное чувство. И вы оба не виноваты в этом чувстве. А я просто хотела вам сообщить, что на этом свете есть еще и я, его жена. И я тоже имею право на чувство к Олегу Александровичу. И мы должны найти цивилизованный выход из заколдованного круга.