Ничего сверх выдающегося… а обыкновенного вообще ничего! Полное отсутствие бытующих стандартов!

Невысокая, где-то метр шестьдесят пять наверное, в узком черном облегающем платье до колен, но не пошлой «второй коже», не оставляющей простора для воображения, а скроенном по фигуре. Туфли-лодочки, подчеркивающие офигенной формы и красоты ножки, из украшений только нитка крупного натурального жемчуга на шее. Никакой модной худобы и торчащих костей, высокая грудь, красивый изгиб талии, попку, увы, не видно, только фасад.

Пробежав взглядом снизу вверх, оценив и закрепив воспоминанием девушку, Власов перешел к изучению лица. На котором тоже обыкновенность не отметилась. Классические черты: тонкий, но не слишком носик, красивой формы губы, мягкий подбородок — все бы так миленько и симпатичненько, если бы не глаза! Большие для такого лица, казавшиеся еще больше от яркого сине-голубого цвета и какой-то лучистости загадочной. И последний, завершающий образ штрих — гладко зачесанные назад светло-русые волосы, скрученные тяжелым пучком у основания шеи.

Все! 10:0 — наши победили!

Приглушенность ее красоты, тонкой, изысканной, скорее проистекающей изнутри, не бросающейся в глаза, была той, которую принято называть истинной ценностью. Единственное, что выдавало эту спрятанную, охраняемую изысканность, — это глаза!

Разглядывая ее, смакуя понятое и увиденное, Власов был спокоен, как йог в глубокой медитации: а чего дергаться? Она будет его женой, и не он это решал и выбирал, он такие дела с первого взгляда и с первой встречи не решает и выборов скоропалительных не делает.

— Привет! — поздоровалась она с Юлей, подойдя наконец к ним.

Очередь сдвинулась, впереди остался один мужчина, который делал большой заказ на компанию, ну, это минуты на три.

— Привет! — отозвалась Юлька и вдруг спросила, как обухом: — Ты что тут делаешь?

Нет, ну Юлька, конечно, сама подставляется! Может, у нее там что-то еще не в порядке в мозгу, помимо отсутствия юмора? Насколько он помнил, считалось, что с логикой у Юльки все в порядке.

У девушки приподнялись удивленно брови, и она тут же, влет, без лишних умственных усилий, ответила будничным тоном:

— Да так, проходила мимо, дай, думаю, зайду, груши пооколачиваю.

— Какие груши? — холодно переспросила Юлька.

А Власов интуитивно оттолкнулся от стойки, на которую так и облокачивался, и прикрыл Юльку плечом, защищая, и лицом затвердел, и слова приготовил, но заметил, как изменилось выражение глаз девушки, не обратившей внимания на все его маневры. Она смотрела только на Юльку, и понимание и некая усталость читались в выражении ее странных глаз.

— Юль, извини. Я что-то устала совсем и давно тебя не видела, — успокаивающим жестом положила она ладошку Юльке на руку.

— Ничего, — улыбнулась ей Юлька.

А Власов поразился: ни фига себе! Извинилась! Он, может, и поразмыслил бы над этим фактом, и выводы сделал, но тут подошла их очередь, и он отвлекся.

— Юль, ты что будешь? — спросил, предварительно заказав себе коньяк и бутерброд с семгой.

— Шампанское и бутерброд такой же, как тебе, — отчеканила Юлька.

— А вы, девушка? — обратился он к этой Даше Васнецовой.

— Чаю зеленого, пожалуйста, — без эмоций огласила пожелание она, не посмотрев на него.

Ну, чаю так чаю! Отправив девушек за освободившийся столик, Власов, расплачиваясь, успел посмотреть им вслед.

Попка у его будущей жены оказалась что надо!


— Игорь Николаевич, вот ваши бутерброды и кофе.

Он открыл глаза и обнаружил перед собой одноразовую тарелочку с горкой разнообразных бутербродов, а за тарелочкой медсестрицу Машу с большим картонным стаканом с крышкой, обернутым пачечкой салфеток, в другой руке.

— Горячо, — сообщила хирургическая дева, — еле донесла.

— Спасибо, Машенька, — поблагодарил он, принимая у нее стакан с кофе.

— Я пойду, Игорь Николаевич? — как у учителя на уроке в туалет отпрашивалась.

— Идите, Машенька, — разрешил он.

Кофе и бутерброды изыском не побаловали, но всерьез оголодавшему, как обнаружилось, Власову пришлись очень даже в тему и в самое время.

Он жевал, прихлебывал обжигающий кофе и погружался в воспоминания, прерванные появлением девушки Маши.


— Благодарю, — с королевской вежливостью сказала Дарья, когда он поставил перед ней на стол чашку с чаем.

И первый раз с того момента, как Юлька окликнула ее, посмотрела на Власова. И что-то там заплескалось у нее в глазах, и сине-голубой взгляд задержался на его лице…

— Да, — угробила тонкий момент Юлька, — познакомьтесь. Это Даша, мы раньше вместе работали. А это Игорь Николаевич, мой хороший знакомый.

Они чинно раскланялись полупоклонами, плеснули политесом.

— Как вам постановка, Даша? — культурничал беседой Власов.

— А черт его знает! — удивила его ответом она, не ожидавшего такой непринужденности легкой, что-то там другое про нее придумав. — Мой усталый мозг за плотно насыщенным действием на сцене не поспевает. То ли не дотягиваю до чистых истоков высокого художественного замысла режиссера, то ли «в консерватории надо что-то менять», — без улыбки, еще и цитатку Жванецкого присовокупив.

Власов кинул быстрый взгляд на Юльку. Собственно, ничего нового — напряженная, отстраненная маска на лице — защита. А Дарья эта успела перехватить его озабоченный взгляд и тоже посмотрела на Юльку.

— Юль, извини еще раз! Я действительно сильно устала, соображаю туго. Пойду, наверное, домой. Бог с ним, с этим продвинутым спектаклем.

— Ничего, Даш, — потеплела взглядом Юлька. — А ты что здесь одна?

— Да так получилось. Мы с сестрой собирались вдвоем. Но она застряла где-то в пробке. Позвонила, говорит, снег повалил, Москва встала.

Власов оценил, что она старается говорить максимально прямолинейно, однозначно трактуемыми фразами, как с ребенком, с которым стараешься разговаривать как со взрослым. И у нее получалось, но она немного перебарщивала, может, от усталости, о которой упомянула уже дважды.

— Надо досмотреть, — поделилась Юлька своими жизненными установками в форме утверждения, — если запланировали.

— А тебе спектакль нравится? — спросила Дарья.

— Нет, — четко ответила Юлька. — Но досмотреть надо.

А Власов не отрываясь наблюдал за Дарьей Васнецовой, как меняется выражение ее лица — вот она уже собралась ответить, и веселые чертики запрыгали в глазах, но тут вспомнила, с кем разговаривает, и чертики исчезли, уступив место легкому напряжению.

— Как работа? — поменяла она неожиданно тему.

— Хорошо. — И Юлька принялась рассказывать про коллег, о делах офисных, новостях.

Игорь не слушал, потягивал коньяк, бесцеремонно разглядывал девушку, кивавшую по ходу Юлькиного повествования и старавшуюся скрыть, что пропускает поток информации мимо.

— А где ты теперь работаешь? — спросила Юлька.

— В творческом объединении, — ушла от прямого ответа Дарья.

Громко, настойчиво и длинно прогремел первый звонок.

— Ну что ж! — с боевым настроем сообщила девушка. — Я домой. А вам пожелаю приятного просмотра!

Поднялась со стула, подхватила со стола свою стильную сумочку-клатч, улыбнулась только Юльке:

— Я рада, что у тебя все хорошо, Юль. — Перевела взгляд на Власова: — Всего доброго, Игорь Николаевич.

— Все-таки уходите? — Он немного опешил от такой стремительной перемены событий.

— Да, как-то сегодня с приобщением к искусству у меня плохо получается. — И быстро перевела взгляд на Юльку: — Пока!

— Пока, — ответила ей Юлька.

Он смотрел вслед уходящей Дарье и с досадой думал, что с удовольствием послал бы этот спектакль к чертовой матери, туда же и сегодняшнюю партнершу театральную и поехал домой. Лучший вариант — отвез бы Дарью Васнецову домой, идеальный — домой к себе.

Но он будет досматривать постановку. С Юлей.

— Расстроилась? — участливо спросил он у загрустившей Юльки.

— Ты про то, что она шутила? — печально улыбнулась Юлька.

Власов кивнул.

«Как с ней Байков живет? Привык, наверное, как привыкают к болезням родных людей», — подумалось ему.

— Нет, не расстроилась. Васнецова, она всегда такая. — И попыталась объяснить: — Когда она входила в офис, с порога шутила, и народ как просыпался. То ходили еле-еле, переругивались, а стоило ей войти — и все улыбаются, громко разговаривать начинают, смеются, даже из других отделов приходят пообщаться с ней. Она острит постоянно, она так разговаривает, у нее так мысли устроены, образ мышления. Я большую часть того, что она говорит, не понимала…

Длинно, громко и раздражающе прозвенел второй звонок. Юлька дождалась, когда он закончится, и продолжила говорить:

— Но знаешь, Даша единственный человек за всю мою жизнь, который извиняется передо мной.

Она всегда искренне извинялась, когда шутила и замечала, что я тоже слушаю. Подходила ко мне и извинялась, но так, чтобы только я слышала и чтобы не давать повода остальным надо мной шутить. Я понимала.

Юлька помолчала, допила остатки шампанского, поставила бокал на стол и задержала на нем взгляд.

— А однажды она мне предложила: «Юль, давай я тебе объясню самые распространенные анекдоты, логику интриги, шутки. И мы их запишем, чтобы ты их знала и не терялась, если их при тебе расскажут, особенно в незнакомой компании. Чтобы ты могла себя более спокойно чувствовать». И она мне записала больше тридцати анекдотов и объяснила эту логику-интригу. Специально для этого со мной после работы оставалась. И я поняла основное, что весь смысл шутки именно в том, что логика там нарушена. Я все, что она записала, наизусть выучила, и действительно мне стало намного легче. — Юлька посмотрела на Власова. — Мне ее очень не хватает. Я рядом с Дашей чувствовала себя спокойной, защищенной, как с папой. Но она так неожиданно ушла из корпорации. Она сделала блестящую карьеру за несколько лет, ее кандидатуру уже утвердили, и через два месяца Даша должна была занять должность одного из руководителей в управлении. Но она все бросила и ушла. Так никто и не знает почему и куда…