Иан Фрейзер начал быстро о чем-то расспрашивать Коннора по-гэльски. Глаза его сверкали. Руарид тоже что-то говорил, а Натаниэль смотрел лишь на внезапно побледневшую Майри.

– Мы будем говорить по-английски, – внезапно жестом призвал всех к молчанию Коннор. – Женщина, у меня в горле пересохло и я промерз до костей. Я бы с радостью выпил виски с капитаном.

Майри поспешно налила мужу виски.

– Руарид, отнеси кроликов на кухню и переоденься в сухое, – приказала она брату.

Мальчик ушел, сердито бормоча что-то себе под нос, а Иан Фрейзер, присев за стол, принялся осматривать луки и охотничьи ножи, принесенные Коннором. А тот, подсев к огню, стал греть озябшие руки.

– Надеюсь, Руарид более вам не досаждал? Он дал мне слово чести.

Натаниэль отрицательно покачал головой.

Принимая стакан из рук жены, Макинтош на мгновение удержал ее пальцы в своих и вновь повернулся к гостю.

– Sláinte, – тихо произнес Натаниэль.

– Sláinte, – откликнулся Макинтош и залпом выпил.

– Отвратительная погода, – поморщился Натаниэль.

– Надеюсь, вы нашли более подходящее место для ночлега, чем палатка, – сказал Коннор.

Лэрд сидел, расслабившись, чувствуя себя в своем замке дома, но, глядя на его сжатые губы, Натаниэль понимал: если будет на то воля Коннора, то чужак умрет, не успев дотянуться до своей шпаги. А Иан недобро косился на гостя из-за спины хозяина.

– Мы расквартированы в деревне к северу отсюда. – Говоря это, Натаниэль не раскрывал военной тайны, ибо это было всем известно. – Я настоял, чтобы мои люди платили хозяевам за постой, – прибавил он, и Макинтош тотчас саркастически вздернул бровь. – Расскажите мне, что произошло в форте Огастус.

– Он в руках якобинцев. Это все, что мне известно, – сказал Коннор. – Я повстречал в горах людей из клана Фрейзеров, и они поведали мне обо всем.

Натаниэль не сводил глаз с лэрда:

– Тогда вывод напрашивается единственный: кланы готовятся к битве. Вероятно, уже брошен клич… А вы, Макинтош? Выступите ли вы на стороне Карла Стюарта или сохраните верность вашему королю?

– Это не наш король, – проворчал Иан.

Майри прерывисто вздохнула, однако Коннор завладел ее рукой – жест был успокаивающий. Натаниэль видел, как ее тонкие пальцы стиснули руку мужа – так, что побелели костяшки.

– Я уже сказал, что мне незачем биться. И не за что. И мой клан не примет участия в битве… Если мне удастся.

– Если вам удастся? – напряженно переспросил Натаниэль.

– Если на нас нападут, я буду биться. Ибо свой дом и семью я обязан защищать. И будьте уверены, я сделаю все ради их безопасности.

– А члены вашего клана? – кивком указал Натаниэль на Иана.

– У кого-то из них в армии Карла воюют родичи, – сказал Коннор задумчиво, поглядел в свой стакан и насупился: – А как поступили бы вы, капитан, позвольте полюбопытствовать? Представьте, что вы дома, в Англии, и знаете, что враг наступает, и ваша семья раскололась. Чью бы сторону приняли вы, чтобы защитить все то, что любите?

– В Англии сто лет тому назад бушевала Гражданская война. Имение моей семьи служило тогда резиденцией роялистов. А когда они отступили и оставили усадьбу, то парламентаристы спалили ее. Дотла, – хмуро потупился Натаниэль.

Коннор подался вперед и уперся локтями в колени:

– Так чью сторону приняла ваша родня?

Натаниэль улыбнулся:

– И ту и другую. Один сын в семье бился за короля, другой воевал на стороне Кромвеля. Оба пали в бою, наследником стало единственное дитя… мальчик… и он сделал так, как велела ему победившая сторона. А когда второй король Карл возвратил себе трон, мой предок присягнул на верность Короне. Так он сохранил семейное достояние, титул… и восстановил все семейное достояние. Как и вы, он сделал то, что считал должным для блага семьи…

– Во многих кланах сейчас разлад, – тихо произнесла Майри.

Коннор взглянул на жену: – Но мы сохраним единство, мы справимся, gràdhach[3], – и склонил голову к ее груди.

Поверх головы Коннора Натаниэль перехватил взгляд Майри, вопросительный, полный ужаса, и изо всех сил стиснул в пальцах стакан.

– Битва непременно будет. И очень, очень скоро, – сказал он.

– И никаких шансов на примирение? – требовательно спросил Коннор.

– Согласится ли Карл Стюарт склонить голову перед герцогом Нортумберлендом и присягнуть на верность королю? – тихо спросил он.

И услышал, как тихо ахнула Майри, словно от боли.

Коннор нахмурился:

– Стало быть, битва неизбежна. А что будет после?

– Полагаю, это всецело зависит от того, кто возьмет верх, – сказал Натаниэль. – Как и в любой войне… А исхода этой войны я сейчас предсказывать не берусь. А вы?

Коннор со стуком поставил стакан на стол:

– Нет. Я надеюсь лишь… – Он не докончил фразы.

Майри стиснула руку супруга и прильнула к его груди – видно было, что она взволнована до глубины сердца, но не напугана. Она словно старалась передать мужу свою хрупкую силу, воодушевить его и подбодрить. Что бы ни случилось, леди Майри Макинтош не спасется бегством – нет, она будет сражаться бок о бок с супругом и своим народом. И Натаниэль ощутил благоговение перед ее храбростью и преданностью. Он решительно поднялся на ноги.

– Мне надо ехать… потом это будет уже опасно, – сказал он.

– Но уже стемнело. Я поеду с вами, – сказал Коннор, вставая. – Со мной вы будете в полной безопасности.

Натаниэль заколебался, но в конце концов кивнул. Он слишком хорошо помнил обращенные к ним лица горцев, которые они видели на пути в замок, – на них написана была откровенная ярость…

Пристегнув шпагу к поясу, он ждал. А Коннор тем временем простился с женой, шепотом сказав ей что-то по-гэльски.

Они ехали по темным горам в полном молчании до тех пор, пока не послышались голоса английской стражи, требовавшей у всадников назвать их имена. Дальше Коннору ехать было опасно.

– Капитан, мне очень дорога моя семья, – сказал Коннор Макинтош. – К тому же у меня есть все основания полагать, что для повстанцев исход битвы будет неблагоприятен. Ну а если все худо закончится для шотландцев… – Он помолчал, словно внезапно охрипнув.

Натаниэль понимающе кивнул:

– Я сделаю для них все, что смогу. Я никогда не воевал с женщинами и детьми, Макинтош, и не намереваюсь.

– Да…

Макинтош развернул коня и поехал восвояси. Натаниэль глядел ему вслед. Вдруг горец обернулся:

– Приезжайте снова в Глен Дориан, если сможете – пообедаем вместе… Здесь вам всегда будут рады.

…Будут ли ему рады в замке? Натаниэль глядел, как силуэт высокого всадника растворяется в ночной темноте. Сердце его стеснили дурные предчувствия. Битва вот-вот грянет, и долг велит ему сражаться. Какой бы симпатией ни проникся капитан к горцам, как бы ни полюбил горную Шотландию и ее суровую красу – он солдат! Недалек был тот день, когда на поле брани он встретится лицом к лицу с горцами вроде Коннора Макинтоша – и им не будет от него снисхождения! Натаниэль вдруг пришпорил коня и пустился вдогонку за Коннором.

– Макинтош, а что значит sláinte mhòr?[4]

Коннор осадил коня:

– Это значит «здоровье Мариона». Марион – тайное имя Карла Стюарта. Черт тебя подери, где ты это услышал? – почти шепотом спросил Коннор.

– У твоего очага, – процедил Натаниэль сквозь зубы. – Доброй тебе дороги…

Глава пятнадцатая

– Бог свидетель, все это безумно напоминает весеннюю драку в курятнике, – пожаловалась Элеанор, входя в гостиную, где Деворгилла и мисс Каррадерз строго надзирали за подготовкой Меган и Аланы к их первому танцу. На свет Божий были извлечены дюжины нарядов, которые браковались один за другим. Барышни метались по комнате, утопая по колено в пене кружев, шелков и ленточек, сами облаченные лишь в соблазнительные неглиже.

Бедняжка Элеанор, чтобы невзначай не споткнуться, осторожно раздвигала тростью слои нежных тканей, устилавших пол…

– Это сойдет. Особенно если добавить поясок цветов пледа клана Макнаб, – кивнула Элеанор, глядя на очередное платье, что примеряла Меган.

Оно и вправду было прелестным – нежно-кремовое, украшенное по корсажу и подолу шелковыми розовыми бутонами. Услышав предложение Элеанор, Меган просияла, однако…

– Ни в коем случае! – грозно нахмурилась Деворгилла.

Алана уже была одета в хорошенькое платье из кораллового шелка, необычайно шедшее к ее нежнейшему цвету лица. Она уже сидела напротив зеркала, а горничная Деворгиллы стягивала, переплетала и закалывала на ее макушке медно-каштановые пряди роскошных волос.

– Держу пари, она превзойдет ростом любого из кавалеров, и ее легко будет отыскать в толпе, – едко отметила Элеанор, опускаясь в кресло и не без злорадства наблюдая за переполохом.

Меган кинула на сестру сочувственный взгляд, тем более что как раз в этот момент Алана болезненно поморщилась: очередная шпилька больно оцарапала ей кожу. Сама же Меган, повинуясь властному материнскому жесту, покружилась на месте, демонстрируя свое платье во всей красе.

– Ну да, наряд недурен… Но вот какой бы веер выбрать? А перчатки? – суетилась Деворгилла, придирчиво озирая дочь.

– Еще туфельки, миледи, – хлопотала мисс Каррадерз. – Думаю, леди Элис подойдут простенькие кремовые, а леди Маргарет – розовые, в тон розовым бутонам. Может быть, и прическу украсить розами? Не послать ли слугу нарвать цветочков?

– Я сама этим займусь, – кряхтя, поднялась из кресла Элеанор. – Не позволю косоруким слугам мять мои розы! – Старуха подмигнула Меган: – А может, мне принести не розовые, а ярко-алые розы? Чтобы все замертво попадали?

Элеанор удовлетворенно отметила, как ахнула шокированная Деворгилла…

Сама мать семейства была облачена в роскошное атласное платье цвета старого золота, украшенное у пояса, на рукавах и подоле серебряной лентой, – этот наряд шел ей необычайно. Именно так должна выглядеть элегантная и состоятельная мать двух прелестных дочек на выданье.