– Проснулась?

– Нет.

Мак приподнял подушку, долго изучал мою физиономию и с сочувственным вздохом снова ее накрыл:

– Понятно. Есть вещи, которых лучше не видеть.

– Спасибо.

– Не знаю, что ты обычно делаешь в ванной по утрам, но у тебя ровно пять минут.

– И что потом?

– Завтрак. Сервирован в гостиной.

Я подождала, пока его шаги затихнут в отдалении, и лишь тогда решилась пробраться в ванную.

Старинное зеркало в овальной латунной раме затуманилось от времени, отчего научилось смягчать резкие линии и проглатывать неприятные детали. Но даже в таком милосердном варианте мое отражение полностью подтвердило худшие опасения. Вокруг глаз траурной каймой размазана тушь. Лицо опухло. Интересно, сколько я проспала? Жаль, под рукой нет кабинета косметической хирургии.

Мак постучал в дверь:

– Нашла все, что нужно?

– Вряд ли у тебя есть молочко для снятия макияжа.

– Свежего нет, – рассмеялся Мак и ушел. Я подалась к зеркалу, вгляделась в туманную дымку, ободряюще кивнула:

– Ладно, Барбара, выглядишь так себе. Но ты такая, какая есть. И поверь старому другу, этого достаточно. – Я улыбнулась отражению, скорчила самоуверенную рожу. – “Кстати, детка, я раздобыл для тебя тот большой мост в Бруклине!” Ха, верится с трудом, но приятно!

Изведя полбанки вазелина, я все-таки одолела засохшую тушь. Умылась прохладной водой, вместо увлажняющего крема тонким слоем размазала по лицу все тот же вазелин. Расческа нашлась всего одна – хлипкая, тоненькая, она сразу же застряла в моих спутанных космах. В шкафчике под раковиной обнаружилась зубная щетка в упаковке. Я энергично чистила зубы, когда в дверь снова застучали.

– У тебя еще десять секунд. Да, под раковиной, кажется, завалялась новая щетка.

– Опоздал. Уже попользовалась твоей.

Он с рыком убрался прочь.

Завтрак оказался роскошный. На низком столике расположились свежая клубника, йогурт, теплые оладьи с отрубями и крепкий кофе в неограниченных количествах. Мы устроились на ковре в ворохе ярких подушек и неторопливо смаковали еду. Было всего шесть утра. Я проспала пятнадцать часов.

– Редкая удача для простого парня, – усмехнулся Мак, глянув на меня.

– Наверное, гордишься, что мне так уютно и легко с тобой. Чтобы я вот так запросто завалилась спать в чужом доме...

– И проспала шикарный ужин – морские гребешки под соусом из мидий. Я не решился тебя будить. – Он вдруг уставился в чашку, словно видел кофе впервые в жизни. – Мелькнула, правда, мысль, как там твой муж...

– Он в отъезде, – ответила я слишком громко и слишком поспешно.

– Собирает деньги. Но он ведь мог звонить, а тебя всю ночь не было дома...

– И все-таки ты меня не разбудил.

– Нет. – Мак осторожно вытянул из моих волос прядь и намотал на палец.

Каждый нерв моего тела напрягся в ожидании.

– Сидел на краешке кровати и смотрел, как ты спишь. Любовался и убеждал себя, что должен разбудить тебя. – Его пальцы скользнули по моей щеке, легко коснулись губ. Я поцеловала их – не раздумывая, не колеблясь. – Но разбуди я тебя, ты могла бы уйти. – Он заключил мое лицо в ладони. – А так хотелось, чтобы ты осталась. – Я закрыла глаза. Вкрадчивое прикосновение губ – к одному веку. – Хотелось проснуться рядом с тобой. – К другому... – И чтобы ты, проснувшись, увидела рядом меня.

Он уже целовал меня в губы, бережно опуская на ковер, и я растворялась в поцелуе. Обняв Мака, потянула его за собой. Его ладонь с нежной настойчивостью скользила по бедрам, забираясь все выше. Свободное платье не стесняло моих движений, не мешало открыться навстречу его ласкам.

Его умелые прикосновения становились все более требовательными. Меня отрезвил мгновенный приступ стыда – мое тело ужаснет его... Вот сейчас он с отвращением отпрянет, “вспомнив” о каком-нибудь неотложном деле. Например, что записан к стоматологу. Но нет...

Внезапно меня отвлек какой-то непонятный треск. Я открыла глаза и поразилась – Мак надорвал зубами упаковку презерватива. Никому из моих прежних партнеров и в голову не приходило позаботиться обо мне. С девятнадцати лет я исправно глотала таблетки и никогда прежде не видела, как мужчина надевает презерватив. Любопытство слегка рассеяло сладкий дурман, и краешком разума я уловила, что сейчас произойдет.

Впервые в жизни я собираюсь изменить мужу и едва могу поверить, что все это наяву. Я наблюдала за Маком как зачарованная. Он заметил это и обволок меня таким взглядом, что разом излечил от последних сомнений и ложного смущения. Легко и свободно я предложила ему свою помощь, и он с благодарностью ее принял.

Откуда только взялось идиотское убеждение, будто “резинки” губят всякую романтику сексуальных отношений? Надевая презерватив, я испытала одно из самых чистых и сильных сексуальных переживаний в своей жизни. Я нетерпеливо привлекла его к себе, но Мак медлил.

– Барбара, ты правда этого хочешь?

– Все жду приступа раскаяния, и ничего похожего. Только об одном и жалею: что это не случилось раньше, когда я была худой.

Он рассмеялся и поцеловал меня, а потом мы набросились друг на друга, как измученные жаждой путники кидаются к воде. К черту увертюру, любовные игры могут подождать. Мы оба слишком истосковались по любви и желали одного – чувствовать друг друга, соединиться, раствориться один в другом. Казалось, до сих пор я была лишь осколком, частью себя самой, но сейчас обретала целостность. Мое тело, казавшееся Фрэнклину неповоротливой бесчувственной глыбой, чутко отзывалось на каждое движение Мака, творившего с ним настоящие чудеса...

* * *

Нас разбудил звонок. Телефон стоял на столе, прямо над моей головой. Я слепо нащупала трубку, передала ее Маку и едва не подскочила от его возбужденного крика:

– Что?! Когда?

Он резко сел – в глазах характерный репортерский блеск – и зашарил по столу. Я подсунула ему блокнот и карандаш.

– Ясно... Да, понял! Буду через двадцать минут.

Он перебросил мне трубку, весело поцеловал в нос.

– Возле кабака О'Хары, в багажнике машины, только что нашли тело Фрэнки Лоренцо! – Он уже застегивал верхнюю пуговицу рубашки. – Прохожие почувствовали вонь.

С возгласом отвращения я уткнулась носом в подушки. Мак мягко притянул меня к себе, поцеловал, и в одном его взгляде было столько любви, что у меня перехватило дыхание. Восхитительно и... больно. Никто, никогда так на меня не смотрел. За всю мою жизнь – ни один человек. А ведь все прочие мои поклонники могли изливать любовь не одним, а двумя глазами...

– Дождешься меня?

– Да ты что. Дел невпроворот.

– Понимать это как “да”? – Он рассмеялся.

– Нет. Понимай это как “нет”. И нечего на меня так смотреть!

– Злишься, потому что убегаю?

– Не путай меня со своей бывшей. Я ведь знаю, что такое репортер уголовной хроники. Все мои чары, вместе взятые, меркнут перед набитым пулями трупом мафиози, тухнущим в багажнике!

– Его зарезали.

– Какая разница. Но не только у репортеров уголовной хроники бывают неотложные дела. Так что до вечера, Мак. Ты ведь задолжал мне ужин и так просто от меня не отделаешься.

– Сегодня же верну долг. Погоди-ка...

Он протянул мне связку ключей, обещал обернуться до шести – “а впрочем, как получится, но если что, позвоню”, – поцеловал на прощанье и исчез.

Если утюг у Мака и имелся, я его не нашла. Заскочить домой переодеться? Убью впустую часа два – придется мчаться назад через весь город к зданию суда. Ладно, вывешу платье в ванной. Пока приму душ, оно разгладится само собой от пара. Я забралась под душ и не спеша растерлась губкой – шершавой и одновременно нежной. Совсем как ладони Мака.

Без пятнадцати девять я стояла в плотной толпе на автобусной остановке, защищенная от окружающих ощущением счастья. Я люблю замечательного мужчину, а он любит меня. Что за восхитительное чувство – хранить подобный секрет...

Почему не взяла свою машину? Причин много. Если она останется на стоянке возле дома Мака, придется вернуться. И даже зайти к нему – чтобы отдать ключи. А уж если окажусь там... Прежде я часто воевала с собой, буквально принуждая прислушаться к внутреннему голосу и поступить себе во благо. Бог знает, почему я вечно норовлю действовать как “должно”, а не так, как действительно нужно мне самой.

Сейчас внутренний голос со всей определенностью заявлял – мне нужен Мак. Как легко и естественно все произошло. Оказывается, любить друг друга – совершенно в порядке вещей. Как меня угораздило дожить до морщин, не догадываясь об этом?

Подполз автобус, уже порядком набитый. Стиснутая со всех сторон, я копила энергию для борьбы. До судебного архива доберусь как раз к открытию конторы Фрэнклина. Нужно разобраться с делами всех клиентов, имена которых я узнала. Неизвестно, сколько на это уйдет времени. А время работает против меня. Фрэнклин знает, что я зачем-то проникла в его кабинет и рылась в секретных папках. Он не успокоится, пока не выяснит, зачем мне это понадобилось. А узнав, сделает все, чтобы меня остановить.

В зеркальных дверях Центра Дейли отразилась счастливая женщина с идиотской улыбкой во все лицо. Отец всегда предупреждал – игрок в покер из меня никудышный. Только в кабине лифта между седьмым и восьмым этажом безоблачное настроение несколько подпортила одна здравая мысль: меня ведь могут попросту выставить вон. Мак уверял, что судебные отчеты выдаются всем желающим. Но он-то здесь свой человек. За годы репортерства рассовал по карманам полезных людей столько десяток и двадцаток, что наверняка заимел какие-то хитрые ходы и даже не подозревает об этом.

Полагаясь на инструкции Мака, от лифта я повернула направо и шла, пока не уперлась в читальный зал судебного архива. Я сразу узнала его по описанию – обширное помещение с рядами столов, прямо у входа длинная конторка, уставленная компьютерами и подставками с белыми листками. Наверное, это и есть бланки заказов.