– Покажи мне, – попросил он, – ты можешь, Сара.

– Я хочу, но боюсь, – ответила она.

– Не надо бояться.

– Но это ужасно, – сказала она.

– Не верю, – прошептал он, прижимая ее к себе.

Но не успел он еще договорить, как Сара изогнулась, нащупала у него за спиной шнур и повернула на себя лампу. Она села прямо, подняла волосы вверх, чтобы он смог все разглядеть. Она чувствовала, как он старается не дышать, чтобы не выдать своей реакции. Когда Мэг Фергюсон первый раз сняла ее повязки, то расплакалась.

– О, Сара… – произнес Уилл.

Он не мог притворяться. Ее изуродованный затылок и плечи, эти жуткие швы были толстыми и отвратительными. Она чувствовала, как он дрожит и плачет, целуя ее спину, плечи, шею. Его лицо было мокрым от слез, их соленый вкус был у нее на губах, когда он целовал ее. Они слились в поцелуе и упали на старую кровать.

– Но это ведь спасло тебе жизнь! – наконец прошептал он.

– Да…

– Тогда это прекрасно. Так, как я и говорил.

Он ласкал ее тело, давая ей понять, как любит ее. Она чувствовала это. Его руки так нежно касались ее, как будто она была хрупкой, как стекло, и драгоценной, как будто бы он брал на себя обязательство позаботиться о том, чтобы ей больше никогда не было больно.

Сара почувствовала, как медленно, буквально по сантиметрам, приоткрывается перед ним и начинает доверять ему. Она была так жестоко обманута Зиком, что с тех пор не верила никому. Сара опустилась на грудь Уилла, по телу ее пробежала дрожь. Все сомнения и все тяготы покинули ее. Она отдалась ему. Она действительно сделала это, чувства шли из самой глубины сердца. Такого с ней еще никогда не было.

Шрам был ее секретом. Это был знак, метка ее болезни. Он напоминал ей о жизни и смерти, и она постоянно боялась этого. И вдруг жизнь предстала перед ней как драгоценный подарок, повернулась совершенно иной гранью. Она могла открыться перед Уиллом. Сара ощущала, что оживает, все чувства обострились. Она улавливала малейший шорох, дыхание, ощущения на своей коже.

Их тела стали молодыми, сильными и полными страсти. У Сары были крутые бедра, тонкая талия и высокая небольшая грудь. Ее ноги были длинными и сильными. Уилл ласкал их, у нее появлялось странное ощущение, будто она бежит марафонскую дистанцию, и он будет ждать у финишной черты. Она покрывала поцелуями его тело, исследовала его. У него тоже было много шрамов, но ни одного такого страшного рубца, как у нее, и ей хотелось узнать, от чего они появились, услышать истории из его жизни.

Саре еще никогда прежде не приходилось испытывать такого полного слияния и единения. Уилл не спрашивал ее, что ей нравится, – он просто знал это. Он взял на себя инициативу так мягко и осторожно, что она чувствовала себя в полной безопасности. Постепенно он подводил ее к самому пику страсти, и она полностью отдалась ему. Простыни сбились вокруг их тел, старые пружины матраца поскрипывали…

Она всегда мечтала о чем-то таком. Она фантазировала, что когда-нибудь ей доведется испытать нечто подобное, что она будет так поглощена другим человеком, что не будет знать, где заканчивается ее тело и где начинается его. Его взгляд был преисполнен любовью, и, казалось, говорил, что это все для нее. Сара застонала и попыталась повернуть голову, чтобы укрыться от его взгляда, потому что чувства захлестывали ее. Но не смогла – взгляд Уилла заворожил ее.

– Останься, – попросил он и улыбнулся.

Он любил ее в ее собственном старом доме и старался, чтобы никто их не услышал. Никто. Она мысленно перечислила всех обитателей дома, всех, кто сейчас находился в нем и прислушивался к скрипу кровати, но Уилл прервал эти размышления.

Приложив губы к ее уху, он шептал:

– Останься со мной, Сара!

Именно это ей хотелось услышать. Она забыла о доме. Теперь они были одни, вокруг них на сотни миль простирался океан, в небе сияли звезды, горячий песок был вокруг. Сара и Уилл сплелись в объятиях, которые нельзя было разъединить. Они любили друг друга. В их любви была твердость камня и нежность пены. Все эти годы ее тело было оболочкой и подпиткой для духа и не более того, но теперь оно стало свободным, легким и жило своей жизнью.

Оно вибрировало, вздрагивало, отзываясь на все оттенки чувств, которые внезапно открылись ей и растекались по ее телу из какого-то таинственного источника, о котором она раньше и не подозревала.

– Уилл, – произнесла она, просто чтобы услышать его имя, чтобы убедиться, что он все еще рядом.

– Сара… – прошептал он.

В его глазах горел жаркий огонь страсти, усмиренный чистой любовью. Их губы опять встретились, и все посторонние мысли ушли. Ее грудь касалась его сильной груди при каждом движении, и это заставляло ее стонать и гореть от страсти. Ощущения стали более отчетливыми, они шли из глубины ее тела, и ей казалось, что она просто не вынесет этого восторга. Они с Уиллом были едины, они любили друг друга и сердцем, и душой, и телом. Сара понимала теперь, что все это и есть слияние двух душ, которые, наконец, нашли друг друга после бесконечных поисков. Она сейчас страстно желала всего: любви, здоровья, жизни. Ей хотелось, чтобы она всегда могла обнимать любимого мужчину. Она полностью растворилась в экстазе, превратившись в необузданную дикарку, и едва осознавала, что повторяет то же, что бормочет Уилл:

– Я люблю тебя, я люблю тебя!

Глава 17

На острове знали только один способ приготовления омаров: на пару с водорослями. Был отлив, и Майк вместе со Сьюзан предложили свои услуги: они пойдут в бухту и соберут водорослей и мидий. Все принялись поддразнивать Майка и советовать, чтобы он надел спасательный жилет и снял свои тяжелые башмаки, перед тем как снова решит поплавать. Сара была удивлена, что он так легко воспринимает подшучивание над собой. Ее сын мог вести себя как бесчувственное бревно, но он был очень раним.

– Это новый вид спорта, – улыбнулся он. – Я собираюсь принять участие в следующей Олимпиаде.

– Хождение по пруду! – добавила Сьюзан.

– Да, не обязательно использование тяжелых зимних ботинок, но каждый должен провалиться сквозь лед и приземлиться на ноги. Тот, кто выберется живым, получает медаль.

– Майк Талбот получает золотую медаль за победу в хождении по пруду! – громким голосом произнесла Сьюзан, подражая спортивным комментаторам и вместо микрофона поднеся ко рту солонку.

– Возможно, – сказал Майк, глядя в пространство, – золотой медали заслуживает твой отец.

– Но скоро наступит прилив, и если вы не поторопитесь, то не наберете для нас водорослей, – сказал Джордж.

– Пойдемте с нами, – позвала его Сьюзан, дергая за руку, – вы покажете нам те места, где много мидий.

– Майк их знает, он покажет тебе.

– Пойдемте…

Джордж и дети надели теплые ботинки и куртки и направились вниз к бухте. Тетя Бэсс вышла из комнаты.

Уилл обошел плиту и обнял Сару. Он поцеловал ее в губы, а потом в шею. По телу прошла дрожь, и ей захотелось взять Уилла за руку и снова подняться вместе с ним по лестнице наверх. На нем были старые джинсы и мягкая замшевая рубашка. Ткань под ее рукой была мягкой, а его руки крепкими. Поцеловав его в губы, Сара прижалась к нему и закрыла глаза. Вдруг раздался какой-то посторонний звук – Бэсс вежливо кашлянула.

– Давайте я помогу, – сказал Уилл, пересекая кухню, чтобы взять у нее из рук старую помятую коробку.

– Спасибо, – ответила она. – Я вытащила ее, чтобы начать приготовления к Рождеству, но думаю, что могу доверить это вам двоим. Сара знает, куда это все развешивать.

– Останься, тетя Бэсс.

Но она лишь загадочно улыбалась, глядя на них.

– Святая простота, – прокомментировал Уилл, обняв Сару, как только Бэсс исчезла в своей комнате для шитья.

Каждое украшение имело свою историю. Здесь были стеклянные шары от тети ее матери из Англии, ангелы от ее бабушки, изящное ожерелье из ракушек, нанизанных на красную ленточку, которое она сама сделала, когда ей было десять лет.

– Как давно я не видела всего этого, – произнесла она, прижимая к себе стеклянного ангела. Мать ее матери подарила его им в год, когда родилась Сара, незадолго до своей смерти.

– Когда ты приезжала сюда на Рождество в последний раз? – спросил Уилл.

Сара закрыла глаза, пытаясь вспомнить.

– Много лет назад, до того, как родился Майк. Я не любила приезжать на остров на Рождество, – призналась она.

– Почему?

– Это напомнило бы мне обо всем, чего мы были с ним лишены. Острова, семьи. Мне было легче в Бостоне, где вокруг было много родителей-одиночек.

– Печально, – заметил Уилл, обняв ее, – особенно если учесть, как сильно ты привязана к этому острову.

– Да, я люблю его, – согласилась Сара. – Но долгое время я хотела быть подальше отсюда.

– Я рад, что привез тебя назад.

– Я тоже.

Они вышли на улицу, чтобы нарезать зеленых веток. Ветер был резким, и изо рта пошел пар. Уилл срезал ветки пиний, а Сара собирала их в охапку. В глазах стояли слезы, но она ничего не могла с этим поделать. Она никак не могла поверить, что это происходит с ней. Неужели это она украшает дом к Рождеству вместе с мужчиной, который хочет помочь, мужчиной, которого она любит?

– Столько хватит? – спросил он.

– Да, достаточно, – сказала она, и он взял охапку… Они украсили ветками дом, развесили на них шары.

Роуз всегда перевязывала все к Рождеству красными ленточками, она пропускала их сквозь ветки сосны, обвязывала ими подсвечники и плафоны, но Сару слишком переполняли чувства, чтобы она могла заняться такой кропотливой работой.

– А что это такое? – спросил Уилл, доставая что-то из коробки.

– Ах! – выдохнула Сара.

Это была звезда Майка. Он сделал ее в первом классе. Они жили в Бостоне и хотели послать что-нибудь ее отцу на Рождество. Сара вырезала звезду из картона, а Майк раскрасил ее мелками пастели. Они поехали в Свемпскотт, чтобы собрать там морского песка, ракушек и немного водорослей, а он приклеил все это к звезде. Сара закрепила все лаком. Вместе они пошли на почту и отправили посылку.