Луанн Райс - На десятом небе

– Майк? – взмолилась она.

– Я не испытываю ненависти к тебе, мам.

– Почему же ты сбежал?

– Я не убегал!

– Ты бросил школу, оставил работу, взял рюкзак и ушел из дома, чтобы путешествовать автостопом. Ты не помнишь, как я нашла тебя на шоссе? Ты поднял руку и…

– Я не убегал. – Он смотрел ей пристально в глаза.

– А что же ты сделал?

– Я добирался сюда.

Идти куда-то – это не убегать откуда-то… Сара наконец поняла разницу. Сидя на ящике, она подтянула колени к груди, пытаясь согреться. Несмотря на работающую печку, ее бил озноб.

– Из-за отца?

– Он мертв, – сказал Майк. – Почему только из-за него?

– Чтобы узнать о нем все?

– Может быть…

– Мне понятно твое желание узнать о нем побольше, я ведь никогда много не говорила о нем.

– И я узнал, но это должна была сделать ты.

Сара кивнула. Ей потребовались силы, чтобы перестать думать о Уилле, ведь Эзекил Лоринг был для нее солнцем, луной, звездами в течение ста дней. Она подсчитала однажды, что столько прошло со дня их первого свидания весной, когда она училась на первом курсе, до того дня, когда он случайно въехал в дуб на Бердсонг-роуд.

– Зик мог починить все что угодно. Этим ты похож на него. Он был забавный, грубый и находчивый. Он был красивым парнем, красавчиком, как ты.

– Мам…

– Мы знали друг друга до этого целую вечность, но однажды встретились вечером в апреле. У меня были каникулы, и я прогуливалась около бухты. Было время растущей луны, и я смотрела на нее. Помню, как услышала звук мотора, это был Зик на своем мотоцикле. Он остановился, и я села к нему. Вот так. Он катал меня по всему острову, и мы смотрели на луну… Ты нашел его хижину? В низине, в пятидесяти акрах или около того от фермы его родителей? Я показывала ее тебе однажды, когда ты был маленький.

– Я помню, – сухо сказал Майк, пытаясь не выдать своего волнения. Это маленькая рыбацкая лачуга, сейчас она заброшена. Внутри растут сорняки, и плющ оплел окна снаружи.

– Правда? – спросила Сара, удивившись тем, что ей стало грустно от этой новости. – Мне нравилось жить там. Мы привели ее в порядок. Я сшила белые шторы на машинке тети Бэсс, и мы разбили там сад. Зик нашел большой полый камень, и мы использовали его как купальню для птиц.

– Здорово! – не выдержал Майк.

Ему всегда нравилось наблюдать за птицами, и теперь, возможно, его осенило, что этим он походил на своего отца.

– Мы любили друг друга, Майк, – просто сказала Сара. – Мы ссорились как сумасшедшие, но мы хотели быть вместе. Однажды мы почти расстались. Я убежала из дома, но забыла там свой белый свитер. Когда я вернулась, Зика не было. Но он положил мой свитер рядом со своей кожаной курткой, как будто сидели два человека на небольшом диванчике, и рукав его куртки лежал на моем свитере.

– Он хотел, чтобы ты осталась.

Сара грустно улыбнулась, потому что это была еще не вся история.

– И мы бы там жили, когда я родился?

– Я хотела, чтобы он поехал со мной в Бостон, – продолжила Сара. – Я открыла там магазин, ты знаешь, но его это вообще не волновало. Ему нравилось здесь. Думаю, поэтому все случилось так, как случилось. – Она говорила спокойно, стараясь смягчить для своего сына потрясение от рассказанного.

Она хотела взять с собой своего охотника за омарами и устроить его жизнь. Она вспомнила все планы и мечты: ее для него. Он был красив и умен; он мог бы пойти учиться в колледж, возможно, в бизнес-школу. Поскольку ему сопутствовала удача во всем, за что бы он ни брался, они могли бы купить домик в Бикон-хилле, коттедж на мысе Доброй Надежды, рыбачью плоскодонную лодку для детей, лицензию на отлов омаров в местах отдыха.

– Значит, он хотел остаться здесь, – как бы подытожил Майк, – вместо того, чтобы переехать в Бостон?

– Вместо того, чтобы жениться на мне.

– Не понимаю…

– Мы были слишком молоды, сынок, чтобы жениться, но мы уже ждали твоего появления.

– Так он знал обо мне? – воскликнул Майк.

Хотел ли он услышать ответ? Что Зик знал о том, что станет отцом, и все равно оставил их? Сара никогда не говорила ему об этом, но теперь она не могла лгать.

– То, что я была беременна, – да. Но он не знал о тебе, дорогой. Он не знал, что у него будет Майкл Талбот.

– Все равно!

– Если бы он узнал тебя, все было бы по-другому. – Сара попыталась смягчить причиненную сыну боль.

Но она не сомневалась, что любой ребенок, каким бы замечательным он ни был, не мог заставить Зика остаться.

– Жизнь была бы лучше, если бы он был с нами, – сказал Майк. – Мы были бы счастливы, живя все вместе.

– К сожалению, этого не произошло, – горько усмехнулась Сара. – У твоего отца были другие планы.

– Это ты хотела покинуть остров!

– Он не остался бы со мной в любом случае, Майк. Он не был готов к женитьбе.

– И мы не можем ни о чем спросить его, потому что он умер. Я видел его могилу…

Плечи сына были такими жесткими, а голос таким резким! Он повис на моторе, как будто хотел разрушить его. Боль пронзила ее спину, заставив вздрогнуть.

– Сожалею, дорогой, – тихо сказала Сара.

Ведь она никогда не водила Майка туда, где был похоронен Зик.

– Во дворе церкви… Ты ходила к нему?

– Да. – Она старалась, чтобы ее голос звучал ровно.

– Ты тоже будешь там похоронена?

– Конечно. – Она видела, как расстроен Майк.

– Мам, – хрипло сказал он, роняя из рук гаечный ключ, – почему ты заболела?

Сара встала и обошла вокруг старой разбитой лодки, зная, что Майк плачет, стараясь это скрыть.

– Майк, – прошептала она, обнимая его.

– Тебе сейчас лучше? – спросил он сквозь слезы, уткнувшись ей в плечо. – Дед сказал, что ты все еще больна.

– Конечно, лучше! Посмотри на меня!

– Это ничего не значит. Ты всегда выглядишь прекрасно.

Сара не ответила. Он не видел ее после операции – изнурительной процедуры, которая подорвала ей спину, изуродовала голову. Он не был с ней рядом во время облучения и химиотерапии. Майк уехал сразу после того, как ей поставили диагноз, диагноз, который заставил ее лететь в Париж и обратно, который обрекал ее на смерть в течение десяти недель. Конечно, она знала, что он переживает за нее, но до этого момента не осознавала, насколько сильно. Ему было шестнадцать, и если бы Сара умерла, он остался бы круглой сиротой.

– Посмотри на меня, сын!

Он заморгал, пытаясь избежать ее взгляда. На его щеках смешались следы от слез и масла, а в глазах было то болезненное выражение, которое она помнила со времен его детства, и которое выражало самую глубокую печаль.

– Видишь, я теперь платиновая блондинка, – улыбнулась Сара.

– Ты что, шутишь? – взорвался он.

– Нет, Майк! Я только… – «Только пытаюсь не думать о своей смерти», – не решилась закончить она.

– Ты совсем меня не знаешь! И никогда не знала! Ты думаешь, что, принося мне индейку, заменяешь мне отца, а шутя о своей прическе, заставишь меня забыть о том, что у тебя рак?!

Сара растерялась:

– Я не…

– Говори, что хочешь, но ты… Ты… – Он не мог совладать с собой.

– Я хочу лишь прояснить все до конца, – сказала, наконец, она. – Я хочу, чтобы наши отношения наладились, чтобы ты вернулся домой, закончил школу и устроил свое будущее. Если бы ты знал, как сильно…

– Я останусь здесь, мам, – перебил ее Майк.

Может, она совершает ту же ошибку, что и тогда с его отцом? Мечтая о его будущем, планируя то, что нравится ей, а не ему? Сара не хотела в это поверить. Да, у Майка такая же сильная воля, как и у его отца, но ответственность за него несет она. Он ее сын, и ему только семнадцать.

– Пожалуйста, прошу тебя, обдумай все как следует, – сказала она, стараясь унять боль.

Ей хотелось кричать и выть, схватить его за плечи, вразумить его, но она собрала всю свою волю, чтобы голос не выдал ее и звучал спокойно.

– Я остаюсь, – повторил он.

Джордж Талбот наблюдал, как Уилл Берк сметает снег со своего самолета тем же самым способом, как некоторые парни чистят свои автомобили с кузовом, и знал, что смотрит на мужчину, который пришелся ему по сердцу. Настоящий мужчина, делает все как должно. Не извиняется и идет напрямик.

Уилл любил свою машину. Он смел снег от носа до хвоста самолета, расчистил его лопатой вокруг крыльев, развязал чехлы и откатил самолет назад так, чтобы Джордж мог подготовить взлетную полосу. Затем Уилл проверил двигатель и винты, тщательно исследовал днище самолета.

– У тебя хороший самолет, – похвалил Джордж.

– Спасибо, сэр.

– Полеты – твое хобби?

– Это моя работа. Я владею маленькой авиакомпанией в Форт-Кромвеле. Главным образом корпоративные заказы. В долину около Уилсонии переезжают многие большие компании.

Джордж кивнул, зажег трубку и закурил. Его ревматизм обострялся при холодной погоде, и ничто, за исключением хорошей трубки, не могло успокоить боль в суставах.

– Счастливчик, тебе платят за то, чем тебе нравится заниматься. Было время, когда и я проводил много времени в воздухе.

– Над Европой?

– Да. У меня было сорок два боевых вылета. Кельн, Дрезден, Нормандия.

– Сорок два – это много.

Джордж никогда ни с кем не говорил о войне. Роуз была единственной. Она могла слушать его часами, в любое время, когда ему хотелось что-то вспомнить. Расчищая самолет с молодым офицером военно-морских сил, Джордж вдруг почувствовал, что с удовольствием расскажет ему обо всем.

– Нам нужно было скинуть много бомб. Они накачивали нас кофе и рассказами о красных и посылали в воздух. Как только мы возвращались, нас отсылали снова.

– Вас сбивали когда-нибудь?

Джордж кивнул:

– Над Эльзасом. Прыгнул с парашютом и приземлился на дерево. Но обошлось.