Клэверинг, Францис и Момзон сидели, широко раскрыв глаза, точно громом пораженные. Они всего ожидали — злобы, негодования, даже попытки сопротивления, но, чтобы Гастингс с невозмутимым спокойствием отменил постановление компании, этого им и в голову прийти не могло Все трое, опешив от изумления, смотрели на него. Францис, дрожа от бешенства возмутился:

— Это невозможно!.. Это против устава компании и указа парламента… Игнорировать постановление совета директоров! Постановление касается не только прежнего губернатора, но и нас… и преемника губернатора, который должен немедленно вступить в должность!

— Немедленно вступить в должность! — повторил Клэверинг, приходя в себя. — Вот именно, именно… так сказано в письме ко мне. Я должен сейчас же принять от губернатора дела и командование войсками.

Гастингс посмотрел на него со спокойным состраданием.

— Вы оказались бы правы, генерал, если б была перемена губернаторства, но ее нет. Вы уже слышали, что мое отозвание от должности основано на неверном предположении моего агента, будто я устал, а так как основная причина неверна, то и постановление сдается в архив. Понятно поэтому, что не может быть и речи о передаче вам моей должности.

— Тот, кого смещают с должности, не может критиковать указ о своей отставке! — вскричал Францис. — Мы получили указ, и сэр Уоррен Гастингс больше не губернатор. Генерал Клэверинг получил приказ принять должность; он ведет дела с этой минуты и командует войском, а кто захочет оказать ему сопротивление, тот государственный изменник!

Гастингс побледнел, но ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Можно занять только свободное место, — возразил он, — а генерал-губернаторство Индии занято. Я занимаю этот пост и даю слово, господа, что никто не примет возложенной на меня должности, пока я сам не захочу ее оставить.

— Мы будем исполнять наш долг! — отвечал Францис. — Для нас теперь нет другого губернатора, кроме генерала Клэверинга, и я предлагаю ему исполнять его обязанности, согласно указу директоров.

— Я требую, сэр Уоррен, чтобы вы передали мне ключи форта Вильяма.

Гастингс пожал плечами:

— Вы слышали, что я остаюсь губернатором…

Момзон удержал Франциса от резкого ответа.

— Разногласие, возникшее, к сожалению, в этом деле, могут в сущности разъяснить только директора, — заметил спокойно Момзон. — По-моему, указ должен быть немедленно приведен в исполнение, но я не сомневаюсь, что директора, узнав о недоразумении, поспешат вернуть прежний пост столь заслуженному человеку. Я позволил бы себе предложить, чтобы сэр Уоррен лично разъяснил положение дела и свои воззрения господам в Лондоне и лично услыхал бы решение этого спорного вопроса…

Гастингс громко рассмеялся.

— Очень умно придумано, мистер Момзон, но не согласуется с моими взглядами. Давно уже сказано, что раз сойдешь с места, так потеряешь его, но я не сойду, а пошлю письменное донесение директорам и буду ждать их решения.

— Но пока придет решение, указ должен оставаться в силе, — решительно заметил Момзон.

— Конечно, конечно! — подтвердил Клэверинг, — и я должен об этом позаботиться. Я вновь требую передачи мне ключей форта Вильяма и объявлю войскам, что они состоят теперь под моей командой.

— Вы, кажется, уже имели случая убедиться в настроении войска, — заметил Гастингс, — всякая попытка овладеть командованием будет и теперь безуспешна.

— Попробую! — возразил Клэверинг. — Попробую, посмотрю, откажутся ли войска компании повиноваться указу директоров.

— Я никогда не допущу здесь, в Индии, среди англичан междоусобной войны, — сказал Гастингс.

— Междоусобная война? Сопротивление моим приказаниям было бы восстанием, мятежом!

— Называйте, как хотите, но этого не будет!

Клэверинг надел шляпу, собираясь уходить, другие последовали за ним. Гастингс позвонил.

— Попросите капитана Синдгэма и сэра Вильяма Бервика, — приказал он вошедшему слуге.

Минуту спустя первым вошел капитан и встретился на пороге с Клэверингом. Он не посторонился, а, спокойно идя вперед, заставил генерала отступить в комнату.

— Эти господа не уйдут из дворца, — приказал Гастингс. — Они арестованы!

Клэверинг остановился как вкопанный, но потом не в силах сдержать себя закричал:

— Арестован?.. Я, я… генерал Клэверинг? Это мы посмотрим!

Он направился к двери, капитан обнажил саблю и встал на пороге.

— А, это покушение на закон, на парламент, на самого короля, под защитой которого я нахожусь!

Он тоже взялся за саблю и хотел отстранить капитана, который, направляя на него оружие, спокойно сказал:

— Берегитесь, ваше превосходительство, еще шаг, и вы будете убиты!

Момзон бросился между ними, а Францис в бешенстве стучал по столу.

— Остановитесь, генерал, остановитесь, — призывал Момзон. — Вы напрасно пожертвуете жизнью.

Сэр Вильям вошел в комнату, увидел эту сцену, тоже вынул саблю и встал рядом с капитаном. Гастингс спокойно сидел на своем месте.

Как видите, господа, я еще хозяин в Индии… Оружие еще в моих руках, и никому не удастся вырвать его у меня против моей воли.

— Это возмутительно! — хриплым голосом кричал Францис.

— Я уже говорил вам, что не спорю о словах, — заметил Гастингс. — Тем не менее я хочу вам доказать, что я преданный слуга компании и верный подданный короля. К счастью, мы имеем возможность разрешить возникшее между нами разногласие таким путем, против которого ни компания, ни парламент, ни сам король ничего возразить не смогут. По указу парламента, в Индии назначен суд, который совершенно независимо постановляет свои приговоры и решениям которого подчиняются все английские власти. Я изложу дело назначенному его величеством верховному судье сэру Элии Импею, он решит наш спор, и кого признает правым, тот и будет прав в Индии и в Англии, так как над ним нет высшей инстанции. Вы убедились, надеюсь, что власть в моих руках, но я заявляю, что подчинюсь приговору верховного судьи, и генерал Клэверинг займет мое место, если сэр Импей признает меня неправым.

— Сэр Импей, — шипя от злобы, проговорил Францис, — ваше орудие…

— Вы, кажется, решаетесь, милостивый государь, обвинять в пристрастии верховного судью, — заявил Гастингс сверкая глазами, — бросать ему оскорбительный укор в несправедливости? Ну, я уверен, что сэр Элия сумеет постоять за свою честь. Я сказал все и объявляю заседание оконченным.

— Это черт какой-то, — шипел Францис, разрывая лист бумаги на мелкие кусочки. — Он обращает в свою пользу всякое оружие, направленное против него.

— Предложение уважаемого сэра Уоррена трудно отклонить, — заметил Момзон, — только необходимо, чтобы решение верховного суда состоялось как можно скорее, так как надо установить, в чьих руках находится высшая власть в Индии.

— Я сегодня же предложу дело верховному судье, — отвечал Гастингс, — и предлагаю вам, господа, представить ваши соображения.

— Это, вероятно, принесет мало пользы, — заметил Францис с кривой усмешкой. — При единомыслии, существующем, по-видимому, между сэром Импеем и сэром Гастингсом, я мало надеюсь на торжество, по-моему, неоспоримого права. Доводы бывшего губернатора будут убедительнее и найдут больше отклика у сэра Импея, чем наши.

— Я запрещаю сэру Францису говорить так о высшей судебной инстанции, — грозно прервал его Гастингс. — Я не признаю за ним права судить о справедливости и чести, так как, насколько я его знаю, я не видел ни того ни другого.

Францис вскочил, весь дрожа от гнева:

— Это уж слишком!

— Я сказал то, что думаю, — отвечал Гастингс. — Я не беру назад ни одного слова и привык доказывать свои слова!

— Хорошо, милостивый государь, мы это увидим!

Он попытался уйти, но капитан Синдгэм встал перед ним. Момзон удержал генерала. Клэверинг больше не говорил ни слова и убедился в своем бессилии.

— Эти господа свободны, — сказал Гастингс обоим офицерам, — так как они подчиняются решению верховного суда, у меня нет больше основания держать их под арестом.

Клэверинг вздохнул, и его вздох походил на стон. Францис стал опять рвать бумаги.

— Прошу господ членов совета, — продолжал Гастингс холодным деловым тоном, — присутствовать при разбирательстве дела магараджи Нункомара. Верховный судья известил меня, что сегодня первое заседание.

— Я не буду присутствовать при таком жестоком, возмутительном деле! — воскликнул Клэверинг. — Я повторяю требование отпустить Нункомара на поруки и пошлю жалобу в Лондон на отказ в этом требовании.

— Делайте, что вам угодно, я не имею власти влиять на судебные распоряжения, — заявил Гастингс и слегка поклонился членам совета, которые поспешно удалились.

— Сэр Вильям, — обратился Гастингс к офицеру. — Попрошу вас поставить караулы по дороге к крепости с приказанием немедленно арестовать генерала Клэверинга и других членов совета, если только они там покажутся.

Сэр Вильям поклонился, а потом спросил нерешительно:

— А магараджа, что с ним будет?

— Не знаю, — равнодушно отвечал Гастингс. — Это дело суда. Он обвиняется в подлоге, а подлог по английским законам наказуется виселицей.

— Ужасно! — проговорил Вильям, побледнев.

В глазах капитана сверкала демоническая радость, губы его сложились в жестокую улыбку и опять мелькнул дикий Раху в спокойном, благородном лице английского джентльмена.

— Капитан Синдгэм, — распорядился Гастингс, — приведите обвиняемого под конвоем из тюрьмы в зал заседания суда, я сейчас же явлюсь.

* * *

В одном из залов дворца, отведенном для судебных заседаний, на золоченом кресле у середины стола сидел сэр Элия Импей в мантии, берете и горностаевом воротнике верховного судьи. Члены суда помещались по обе стороны на простых стульях. Один из них суда исполнял обязанности прокурора и имел отдельное место в стороне, за столом, покрытым зеленым сукном с золотой бахромой.