Капитан угостился сигаретой и стал задумчиво разминать ее в руке.

— А я вот в столице этой ни разу не был. Надо съездить поглядеть, а то так всю жизнь и проторчишь в этой Азии. Ты ведь часто в Москву ездил?

— Естественно. У меня там бабка живет. В Раменках, в однокомнатной. Все говорю ей, пропиши, дура, помрешь, пропадет квартира. Не хочет. Говорит: «Пропишу, кончины моей желать будешь, чтобы потом сюда девок водить. Вот женишься, пропишу сразу».

Командир щелкнул зажигалкой и, пряча маленький язычок пламени в ладонь, прикурил. В это время лежащий рядом наблюдатель опустил бинокль:

— Почти ничего не видно, товарищ подполковник, стемнело.

— Смотри, смотри, Марлин, он должен засветло пройти. Или не пройти вообще.

Марлин опять всмотрелся в горы и неуверенно предложил:

— Может, поближе подойти, товарищ подполковник?

— Правильно, лейтенант, нужно было вообще за ним в Пешавар слетать, через границу, и все дела. Вот генералы то планируют… планируют. А все же гораздо проще! Но вот тогда тебе вопрос на засыпку: зачем нас вертушки выкинули за четыре километра? Зачем мы носом землю роем? На связь не выходим, а только принимаем? Правильно раскрываете глаза, товарищ лейтенант. Засекут если нас моджахеды — навалятся всеми силами. Потому что пятнадцать офицеров спеленать им хорошими деньгами отольется. А то, что мы без погон и офицерских книжек, им без разницы. Знают, сукины дети, что солдат — лет восемнадцати двадцати, а майор — около тридцати. Вот и вся арифметика.

Марлин согласно кивнул и вновь стал всматриваться в темноту. Было очень тихо. Операция по встрече гостя, кажется, проходила вхолостую.

Хмелев, затягиваясь потрескивающей сигаретой, иссушенной жарким афганским воздухом, буркнул:

— Интересно, а мне какое звание духи припишут?

— Ты, Леха, не переживай, — подполковник весело хлопнул капитана по плечу, — я думаю, если живьем захапают, то по твоей ругани подумают, что маршал, а если в дохлом виде, то решат, что не меньше генерала. Вон пузо то какое. Сплошная солидность…

— Да брось, Семеныч. Ты вот сколько пробежишь с полной выкладкой? Километра три от силы. Верно ведь? Верно. Я то знаю. А я десяток махану, несмотря на солидность. Когда от вертушек тащились, ты уже запыхиваться начал. И чем только ты в Рязани занимался? Небось, целыми днями на койке валялся да в столовой сидел.

— Да нет, дергали постоянно. Но все больше мы тренировались бумажки писать про довольствие всякое, графики дежурств по штабу, по сортиру и мусорной куче. За два месяца пару раз из гранатометов шарахнули по фанерным щитам да из «стечкина» две обоймы выпустили. Вот и вся подготовка. Зато звезды добавили, соответственно и чеков. Ты то когда в «учебку» должен ехать?

— Зинка говорит, я в приказе на следующий месяц стою, — капитан с сомнением покачал головой, — а там кто его знает, что за приказ… Дура дурой, могла и перепутать что нибудь.

Подполковник криво улыбнулся, обнажая пожелтевшие, прокуренные зубы:

— А ты бы ее поласкал получше, смотришь, повнимательней бы отнеслась.

— Да черт с ней, чекисткой перетраханной. С ума съехать. Двадцать пять чеков за ночь. Да я на основной базе бесплатно пере…

— Идет! Точно, идет! — неожиданно встрепенулся Марлин.

— Ну ка… — Командир вырвал у лейтенанта бинокль.

Человек в обычном для дехканина одеянии быстро спускался по склону и, беспокойно оглядываясь назад, делал странные броски из стороны в сторону. Подполковник помрачнел:

— Ну вот, принесла нелегкая. А я уже думал, спокойно вернемся на перевалочный. Постойте ка… У меня такое ощущение, что этот тип ждет, что по нему вот вот пальнут из за тех вон камушков с кустиками.

Запищала рация. Подполковник обернулся к лежащему невдалеке радисту:

— Ну что там у тебя?

Тот нервно оторвал резиновые наушники от головы:

— Третий передает: замечено передвижение небольших групп в нашем районе. Идут с двух сторон вдоль границы…

— Ёшкин корень, этак нас здесь зажмут. Припрут к горам и хана! Это они, наверно, по его душу. Преследователи херовы… Мы же у них теперь на пути. Вот что, Хмелев. Бери ка двоих половчее и дуй назад. Будешь обеспечивать наш отход. Не дай бог дашь им возможность выставить заслон у нас на пути. Шкуру спущу. Дружба дружбой… Ну ты понял меня, капитан…

Хмелев привстал:

— Рыбаков, Людко! За мной, бегом марш!

Поправляя на ходу увесистые офицерские бронежилеты, прикрывающие кроме груди и живота еще шею и пах, спецназовцы двинулись в сторону заброшенных арыков, окруженных засохшими кривыми деревцами.

Человек же, бегущий по склону, вдруг упал и закувыркался среди колючек редкого кустарника. И почти одновременно с этим раздались нестройные винтовочные залпы.

— Все. Подстрелили, — стиснул зубы подполковник и вздрогнул от близкого свиста пуль.

— Черт возьми, это, кажется, в наш адрес… — он, приставив к глазам бинокль, всмотрелся в темноту, — а бегун то наш встал. Прыткий бегунок — целехонек… Его они, наверное, хотят живьем схапать.

Выстрелы из темноты буравили пространство вокруг бойцов. Спецназовцы вжались в землю, изготовившись к ответной стрельбе. Пулеметчик проверил устойчивость сошек и направил ствол в седловину перевала, уже едва различимую во мраке:

— Разрешите, товарищ подполковник, я им настроение попорчу?

Командир зло погрозил ему пальцем:

— Отставить. Не хватало сейчас только в бой ввязаться. Приготовиться к отходу.

Бегущий тем временем стремился к полуразрушенным дувалам, ловко перескакивая через небольшие селевые промоины, паутиной лежащие на его пути. Но все же его движения говорили о том, что он утомлен и вот вот сбавит темп. По нему по прежнему стреляли. Теперь, в ста метрах от развалин, на почти ровном пространстве, он был как на ладони.

Преследователи, прощупав несколькими короткими очередями угрюмые стены обрушенных дувалов, вылезли из укрытий и начали медленно нагонять беглеца.

Подполковник насчитал около десяти человек, одетых в форму пакистанского образца. Они шли не торопясь. Это были всего лишь загоняющие. Прошло несколько напряженных минут. Подполковник, прикидывая расстояние до медленно идущих моджахедов, решительно поднялся во весь рост, разминая затекшие ноги, и повесил на шею бесполезную теперь оптику:

— Кумаев, вызывай вертушки… Э, да я совсем позабыл про наших парней в руинах… Маслюк! Иди к ним живее! И перехватите этого гонца, этого посыльного пересыльного горного барана, и все вместе живее сюда. Бегом марш!

Маслюк, приподняв зад, как бегун на старте, рванул в темноту, но через десяток метров нос к носу столкнулся с тяжело дышащим человеком в длинной изодранной рубахе, широких полотняных штанах и съехавшей набок грязной чалме. Человек затравленно метнулся в сторону и выхватил из складок одежды небольшой никелированный револьвер. Маслюк несколько опешил, но в следующую секунду, словно боксер, уходящий от прямого удара, резко махнул прикладом. Револьвер звякнул о камень, чалма незнакомца слетела, а он сам повалился навзничь, схватившись руками за брызнувшее кровью лицо. Спецназовец склонился над телом:

— Мать твою за ногу! Так это, наверное, «почтальон». Вот так херня.

Он взвалил стонущее тело на спину и, волоча за ремень автомат, потащился обратно:

— Эй, не стреляете, это я, не стреляйте…

— Что за херня? — Из темноты навстречу Маслюку возник здоровенный парень с пулеметом в руках.

— Буров, ты? Тут это… Я кажись, связного пришиб невзначай.

За Буровым стояли остальные, нервно переминаясь с ноги на ногу, готовые рвануть от границы в глубь афганской территории. Туда, где вот вот должны были зарокотать в небе вертолеты. Подполковник подскочил к Маслюку, ткнул его кулаком в скулу:

— Идиот идиотский! Какого хрена ты его пароль не спросил? Эй ты, как там тебя, скажи что нибудь… Не молчи, приятель, ну…

Человек хватал ртом воздух, стараясь приоткрыть глаза, заливаемые кровью, струящейся из под лоскутов кожи разбитого прикладом лба:

— Белестох…

— Белосток! Мать твою, чуть курьера не пристукнул, придурок. Это же он бежал! Все! Всем отходить. А ты, Маслюк, теперь сам его тащи. Ну, живей, живей!

Спецназовцы цепочкой двинулись в направлении ушедшей десять минут назад группы Хмелева. Подполковник еще некоторое время напряженно вглядывался в темноту: где то там, среди развалин, скрывались Сарычев и Митрохин. Если спустившиеся с перевала уже прошли мимо них, то оставался шанс подобрать лейтенантов утром, разогнав возможные засады артогнем: «Авось пронесет, ребятки…»

Подполковник пошел следом за группой, осторожно ступая упругими подошвами армейских ботинок по твердой, слежавшейся земле. Ощущая напряженную, вязкую тишину за спиной, он невольно втянул голову в плечи. Маслюк шел чуть впереди, слегка пошатываясь под тяжестью обмякшей ноши, кряхтел и вполголоса матерился. Буров, иногда сплевывая сквозь зубы, через каждые пятьдесят шагов перебрасывал пулемет с одного плеча на другое, поглядывая при этом по сторонам.

Подполковник прикидывал пройденное расстояние, проклиная еле ползущую минутную стрелку на фосфоресцирующем циферблате наручных часов.

Через некоторое время в тишине возник далекий, неясный, вибрирующий звук. Идущий впереди Маслюк обернулся…

— Вертушки!

— Без тебя слышу, ты лучше под ноги смотри.

Звук приближался, усиливался. Неожиданно его заглушил близкий треск автоматной очереди. Темнота в нескольких местах полыхнула злобными, пульсирующими огоньками. Группа спецназовцев остановилась, все присели на корточки, ощетинившись вправо и влево автоматными стволами. Воздух заклокотал мечущимися в темноте шальными пулями. Потянуло пороховой гарью. Где то впереди, метрах в двухстах, одна за другой рванули две гранаты.