Манфред обернулся к Татаринову. Тот сложил ладони рупором и, надсаживаясь, закричал:

— Товарищи, не стреляйте. Я майор КГБ Татаринов. И со мной ударная группа. Мы находимся здесь с целью разоблачить банду преступников, захватившую ценный груз!

— Идите к еханой матери, пока я не кинул гранату!

— Товарищ, если ты не веришь нам и боишься, то хотя бы скажи, что конкретно охраняют здесь бежавшие уголовники!

— Ты дурак. Если ты пришел за грузом 289 А, то почему не знаешь, что он здесь? Не сходится… Эти оранжевые контейнеры вам еще выйдут через задницу! — Темнота опять разразилась автоматной очередью.

Татаринов развел руками:

— Герр фон Фогельвейде, он нам не верит. Его, наверное, уже пытались выманить под видом представителей правоохранительных органов. Но он сказал что то про груз 289 А. Я, правда, не знаю, что это такое… Про какие то оранжевые контейнеры.

Манфред почувствовал, как неуловимо дрогнул голос майора. Кагэбэшник знал о грузе 289 А, но соврал. Манфред не стал раздумывать над вопросом, зачем ему это понадобилось. Он пока слабо понимал, как стратегический груз оказался в руках беглых уголовников, но он уже знал наверняка, что находится в этих оранжевых контейнерах. Манфред посмотрел на часы, махнул рукой Фритцу и Николю, которые, услышав приглушенную стрельбу, сунулись в галерею, светя фонариками, и спросил кагэбэшника:

— Вас начальство поставило в известность о том, что стратегический груз ядерной электроники похищен? Герр майор, ответьте прямо — не юлите!

Татаринов замялся. Блики света от фонаря Манфреда, отраженные в зеленоватой луже, шевелились на его лице.

— Никакого груза ядерной электроники нет. Это враждебный выпад со стороны западных разведок, чтобы скомпрометировать Советский Союз — члена ООН, подписавшего конвенцию о нераспространении ядерных вооружений.

— А что вы так кипятитесь? Что, русские не могут купить себе военную электронику? Пусть даже неофициально. Ведь существует запрет на продажу военных технологий социалистическим странам. Так зачем пускаться во все эти ваши ухищрения, если Советский Союз не собирался передавать электронику кому то еще?

Манфред, несмотря на смертельную опасность, развеселился, наблюдая, как Татаринов меняется в лице, лихорадочно соображая, как немец пришел к таким выводам. От мысли, что именно он явился причиной разоблачения, пусть косвенного, недоказанного, Татаринову сделалось дурно. Он оперся на склизкую стену и до боли закусил губу. Манфред добродушно похлопал его по плечу:

— Не убивайтесь так, герр майор. Все равно мы сейчас пойдем туда, в пекло, и своими глазами увидим эту электронику.

— Да откуда вы взяли, что она там?! — страдая, вымолвил Татаринов.

— Служебная тайна! — Манфред громко засмеялся.

— Эй, вы что там, свихнулись, придурки? — озадаченно спросил невидимый подземный воин.

— Скажите ему, майор, что если он хочет принять участие в бою, то пусть вылезает… Кажется, это солдат из воинского конвоя, уцелевший при захвате груза. И чего он здесь ел, бедняга, целых две недели… Ну и страна, какие то уголовники воруют стратегические компоненты, а власти две недели не могут их отыскать. Непостижимо… — бормотал Манфред, пробираясь к выходу. Сзади слышались короткие фразы спора кагэбэшника и уцелевшего солдата конвоя. Он все таки покинул свое подземное убежище: когда Татаринов уже махнул на него рукой и выбрался наверх, спецназовец Мяскичеков крадучись последовал за ним. И только после того, как он аккуратно побродил вокруг палатки, прислушиваясь к немецкой речи и редким вопросам Татаринова, обращенным к захваченным охранникам, Мяскичеков решился обнаружить себя. Он заскочил в палатку, сшиб с ног оперативника Ганса и наставил ствол автомата на Манфреда:

— Руки вверх, стреляю без предупреждения!

Спецназовец представлял собой страшное зрелище: со сбитым на затылок бронешлемом, заросший бородой, в грязной, изодранной камуфляжной форме, весь увешанный оружием, паутиной и комариными личинками. Он, щурясь на свет лампы, глядел на смеющихся людей, поднявших руки, и на кряхтящих охранников, связанных веревками. При этом Фритц, находящийся снаружи у входа, на всякий случай держал спецназовца на мушке. Целил в затылок около уха, в полоску, не прикрытую шлемом. Спецназовец, бродя вокруг палатки Фритца, не заметил, так как тот стоял за деревом в пяти шагах от тропинки, по которой могли прийти из «Логова» охранники новой смены.

— Странно, конечно, не по нашему воркуют… Прибалты, что ль? Ну да ладно, вроде не урки… — Мяскичеков быстро сунул автомат между колен и схватил со стола начатую банку тушенки. Орудуя пальцами, проглотил ее содержимое одним махом, подавился, закашлялся.

Манфред сочувственно принялся хлопать его по спине:

— И что ты ел, бедняга, две недели?

Татаринова тоже заинтересовал этот вопрос.

— Лягушек было полно. Один раз ужа словил. В общем, как на учениях в школе спецназа, — бросал короткие фразы Мяскичеков, подчищая со стола продукты, — нас в «школе выживания» учили жрать все, что дышит и движется!

Николь налил в крышку термоса горячий кофе, спецназовец выпил его одним глотком:

— Ух, хорошо! Закурить есть, братва?

«Братва» достала сигареты «Маус Бергманн».

— Крепкие, но противноватые… — затянувшись, сообщил свое мнение спецназовец, — был у меня приятель, эстонец. Даже на операции брал японскую бритву на батарейках и французское вонючее мыло. Большой был любитель заграничного…

— Все, через десять минут придет смена. Я думаю, их лучше встретить на тропе! — Манфред поднялся, застегнул ворот комбинезона, все еще сырого после лежания в болоте, сунул в матерчатую кобуру свой «борхард люгер» и, взвесив на ладони, пристегнул к ремню тяжелый тесак одного из охранников. Все остальные быстро собрались и уже через минуту неразличимо стояли за деревьями у тропы, обозначенной флажками. У спецназовца не возникло ни тени сомнения, что делать. Он решительно отверг предложения Манфреда переждать события здесь или пойти к железной дороге и пытаться остановить поезд.

Мяскичеков безудержно рыгал, прикрывая рот рукой, и горячился:

— Ничуть я не ослабел, еханый пень. Как огурчик. А тех козлов я пощупаю. Ведь ребята мои весь Афган на брюхе проползли, таких дел наворочали! Душманы на уши становились, когда «Орион» операцию проводил. Герои ребята. Три года войны и ни царапины, а тут в Союзе убила их какая то падаль, какие то недоноски с жирными задницами. Подло навалились кодлой! Нет, я просто обязан. Да, и эти оранжевые контейнеры — ведь они принадлежат Советской армии!

Татаринов, морщась, слушал излияния живого подтверждения правоты фон Фогельвейде и старательно опускал при переводе все подробности относительно груза 289 А, хотя это было уже бессмысленно.

Тем временем туман, всего полчаса назад казавшийся галлюцинацией усталых глаз, начал, сгущаясь, растворять в себе деревья и кусты. Он очень скоро поднялся над высотой человеческого роста, и видимость упала до полутора двух метров.

— Стоп, идут! — поднял руку Фритц.

Все затихли. Даже Мяскичеков подавил икоту и теперь думал, откуда возник четвертый «прибалт». Ведь когда он бродил вокруг палатки, там было только трое «прибалтов» и один кагэбэшник, не считая пленных. На тропе послышались голоса, хруст мелких сухих веток.

— Еж твою мать, отвяжись, а то как звездану по рогам! Подумаешь, угадал счет… Мы же не спорили на счет. Мы спорили, кто победит. Ты угадал счет, но наоборот. Не «Спартак» — «Динамо» 1:2, а «Динамо» — «Спартак» 1:2…

— Чтоб я с тобой, пришибленным, еще спорил на что нибудь…

Из тумана появились две фигуры, дрожащие от предутренней сырости. Манфред мог при желании дотронуться рукой до плеча первого, так близко они были. Ему вдруг показалось, что от всего леса осталось только несколько деревьев, смутно проступающих вокруг, а за ними начинались бескрайние белесые степи. Манфред стряхнул с себя это наваждение и, дождавшись момента, когда вторая фигура поравнялась с деревом, за которым он стоял, сильно ударил рукояткой пистолета по зябко втянутому в плечи затылку боевика. Тот ойкнул и неуклюже повалился лицом вниз. Брякнул отлетевший в сторону автомат.

— Эй, придурок, что с тобой? — Шедший впереди обернулся, подумал немного, потом вернулся к упавшему товарищу и присел на корточки.

Манфред снова ударил, но уже не так точно. Рукоятка «люгера» лишь скользнула по уху второго боевика. Тот распрямился, как пружина, и схватился за автомат. Манфред резко отбил дуло АКМа и воткнул свой пистолет между ошалевших глаз боевика:

— Хорст, давай ка веревку.

Как Пэри, азиатский дух пещеры, из белесой пелены материализовался Фромм:

— Ты бы так не рисковал, Манфред. Пропустил бы их на нас с Фритцем…

— Не удержался, вспомнил молодость… — Он помог Фромму связать захваченных и заткнуть им рты кляпами.

Появился Мяскичеков:

— Братва, одного по ногам не вяжите, пусть поработает проводником, а то заплутаем в их лагере.

Подошедший Татаринов перевел. Манфред согласно кивнул:

— Сделаете вот этому поводок на шею, вьетнамский вариант. И пусть Фритц намотает его покрепче на руку. Пошли.

Мяскичеков откатил бесчувственное тело оглушенного боевика в заросли осоки, не забыв обшарить его карманы и вытащить магазин из брошенного автомата и, обогнав всех, пристроился к Фритцу, идущему впереди группы с проводником:

— Эх, «Прибалтика», слабовато вы «обуты».

Он скептически поглядел на компактный «маузер курц», болтающийся на груди Фритца, и воинственно и гордо потряс «Калашниковым». У десантника все карманы «камуфляжки» были полны магазинами, на ремне болтались осколочные гранаты, найденные в палатке. Весь какой то квадратный и огромный, он напоминал средний танк, идущий в прорыв. Пленный опасливо косился на него и старался держаться поближе к Фритцу. Вдруг он замедлил шаги и повел шеей, сдавленной «ошейником»: