Андрей Демидов - Мысли

Для Кати утро выдалось неудачным. Вместо того чтобы пойти сдавать зачет по автоматизации инженерных систем, она, поддавшись уговорам Лены, отправилась в гости к Брызгалову. Сидя на тесной кухне и тоскливо глядя в чашку с безвкусным водянистым чаем, она катала по изрезанной клеенке сушку и старалась не вслушиваться в разговоры за стеной:

— … вон Кольке нет обуви приличной, ходит черт знает в чем. Отдал бы ты ему свои старые туфли, все равно ж две пары у тебя! — на повышенных тонах увещевала своего второго мужа бабка Брызгалова.

Тот кашлял в кулак и жадничал:

— Так у него осенние ботинки и трех годов не ношенные. Ишь! Я вот на фронте… Бывало, влезешь в «Як» и сапожки, значит, снимаешь. Чтоб не терлись зря. Так всю войну в одной паре исходил. А на те, что выдавали по вещевому довольствию, хлеб менял и матери отсылал. А теперь народ пошел, совсем вещи не бережет. Так что «равняйсь — смирно — шагом марш!».

— Ну ладно, тогда давай у Зинки на них бра настенное сменяем. Она уж давно спрашивает, — опять приставала бабка.

— Какая бра? Хрустальная?

— Да кто его знает…

— Ну, пущай, бля, тащит, поглядим…

Брызгалов поглядел на Катю, почувствовал, что ее тошнит от этого разговора, и, приоткрыв кухонную дверь, закричал как в космос, в комнаты, пропахшие авиамодельным клеем и брагой от трех огромных бутылей, стоящих возле отопительной батареи:

— Игорь Олегович, сильно, прошу, не выражайтесь, у нас гости!

На это дед ответил:

— Умолкни, без сопливых разберемся!

Лена сидела напротив у холодильника и рисовала на салфетке замысловатые загогулины карандашом для бровей.

Она была чем то взволнована и время от времени пыталась шутить:

— Брызгалов, а у тебя ухо наизнанку вывернулось!

Или:

— Кать, ты сейчас на каком месяце? А кто отец то? Алешин?

Катя в таких случаях нехотя парировала:

— Нет, Петюня Болотников, незабвенный солист «Приветливого месяца».

Брызгалов же на все эти шутки украдкой ухмылялся уголком рта. Он прекрасно понимал причину Ленкиной нервозности. Вчера под напором Славы Бабкина после концерта «Месяца» они вместе проникли за кулисы и после долгого блуждания по лабиринтам «Олимпийского» оказались у гримерной Болотникова. Неожиданно в коридоре показался и сам Петюня. За ним волочился хвост поклонниц: одни не стесняясь предлагали себя, другие просто лезли руками с облупившимся маникюром на обломанных, обкусанных ногтях ему в штаны. Зрелище было еще то. Лена тогда, не растерявшись, кивнула:

— Привет, Петь!

На что тот ответил автоматически:

— Салют! — и, естественно, прошел мимо.

Лене на секунду показалось, что все нормально, что все сошло, и Бабкин не заподозрил, что Болотников ее и знать не знает. Ведь на их мнимом знакомстве строился весь ее авторитет перед Бабкиным.

Она схватила его за рукав и принялась нашептывать, мол, сейчас к Петюне не надо подходить, что он устал после концерта и оттого у него такие печальные глаза. Но Славик вырвался из ее объятий и устремился за поп звездой. Он был уверен в себе и ждал прямого разговора, особенно после истории со звонками Олега, под видом самого Болотникова или его администратора. Все эти звонки делались по просьбе Лены. И Олег, втайне вожделеющий ее, не мог отказаться от этого вранья. Да ему и самому было любопытно разыграть бывшего одноклассника — спесивого сверх меры и надменного. И хотя Олег Козырев, абсолютно не владел музыкальным жаргоном типа «сейшен», «лабать — взлобнуть», «кирять», «чуваки» и так далее, он прекрасно справился с возложенными на него обязанностями. Бабкин верил и оттого парил под облаками от счастья, носился за Леной и «слизывал пыль с ее подошв». И вот теперь, бросившись с воплем «Я Бабкин! Я тот самый Бабкин!» на шарахнувшегося в сторону Болотникова, он ждал ответного возгласа типа: «Славик, это ты? Ну, наконец то мы встретились, я так тебя ждал!» Но вместо этого Болотников взвизгнул:

— Ой, кто это! Уберите, уберите скорее. Это какой то маньяк!

Бабкин моментально очутился между двумя бугаями телохранителями, которые принялись крутить ему руки за спину. Лена визжала, наблюдая корчи своего избранника, а поп звезда неожиданно сменил гнев на милость:

— Ладно. Ведите его в мою гримерную, он мне чем то понравился. Первый раз такой хорошенький мальчик ко мне рвется. А то все девки, девки…

Под восторженный рев фанаток, сменившийся вздохом огорчения, телохранители с Бабкиным скрылись в гримерке. Нескольким удачливым девочкам, выбранным охраной для сексуальных забав административной группы «Месяца», удалось прошмыгнуть следом. Дверь щелкнула замком. Не попавшие в гримерку частично рассосались, частично образовали очередь, в надежде быть призванными вместо уже использованных. Проходящая мимо пожилая уборщица с лиловыми, выпирающими венами на разбухших ногах, гремя шваброй в ведре, прошипела:

— У у ****ва пэтэушная. Ни стыда ни совести. Поганье…

Девочки за словом в карман тоже не полезли, и уборщица, покраснев от ответных оскорблений, поспешно ретировалась. Лена в этот момент тихонько стояла у стены, рядом с ящиком пожарного крана. Единственная фраза, выплывшая из ее подсознания, характеризовала ситуацию весьма удачно: «За что боролись, на то и напоролись».

Бабкин был там, за дверью.

С Болотниковым.

Она здесь.

С этими мочалками дурами.

Но ей то был нужен не Петюня, а Бабкин.

А Бабкину был нужен Петюня.

Дурдом.

Песочный замок, над созданием которого они с Катей так долго трудились не щадя живота своего, рухнул в одночасье. Интриги, хитросплетениям которых могли бы позавидовать фаворитки французских Людовиков, пошли прахом. Кроме того, возникла опасность того, что вся Ленина свистопляска вокруг «Приветливого месяца» выйдет ей боком. Она уже приготовилась получить даже оплеуху, услышать и покорно снести любые оскорбления, лишь бы Славик не оставил, не бросил ее, лишь бы был с ней… Она мысленно перебирала способы своего возможного самоубийства, если это все таки произойдет: повешение, падение с высоты, вскрытые в ванной вены, отравление газом, серная кислота, ныряние со связанными руками в Москву реку с Бородинского моста, отцовское охотничье ружье и так далее. Суицид, впрочем, был отложен до самого последнего разговора с Бабкиным, до потери самой последней надежды…

Лена стояла, облокотившись на ящик с надписью «ПК», и ждала. Через три часа, когда стих в гримерной смех осчастливленных девиц, а остальные фанатки разошлись, она осторожно приникла к двери: сначала старалась подслушать, что там происходит, а потом и подсмотреть. Щель была очень узкой, и Лена скорее почувствовала, чем увидела, что в комнате пусто. Болотников с компанией ушел по наружной пожарной лестнице. С ним ушел и Бабкин.

Лена отодрала от кофты значок с портретом Петюни, подаренный ей на прощание одной из фанаток, решившей, что Лена является самой верной, самой фанатичной поклонницей «Месяца». Из глаз, размывая тушь, покатились крупные слезы. Она швырнула значок на пол, наступила с хрустом на него каблуком, задрала подбородок и отправилась домой, где твердо решила покончить с собой в присутствии домочадцев.

Мать сидела перед телевизором, смотрела какое то заседание в Кремлевском дворце. Отец, завернувшись в клетчатый плед, спал в комнате под плакатами «Приветливого Месяца». Светка, младшая сестра, без дела слонялась по кухне, выискивая, чего бы такого съесть. Беспородная собака Илка увивалась около нее, позевывая и облизывая узкую морду. Лена не успела снять туфли, как позвонила знакомая спекулянтка, и пришлось с ней полчаса обсуждать вопросы моды и цен. После этого, вспомнив о своем «самоубийстве», она немного поскандалила, что ходит в обносках: «А родным папе с мамой до этого и дела нет! Сил нет жить так дальше!» Отец проснулся, мать оторвалась от телевизора, и вся семья собралась в прихожей. Лена побесновалась и, закрывшись в ванной, включила воду. Снаружи доносились причитания, лай собаки и сонный голос отца:

— Да брось ты, Тамара, когда все по настоящему, то семью в известность не ставят, ведь самоубийству могут помешать…

— Назло, назло вам всем сейчас возьму и умру! — крикнула Лена и принялась примеривать к запястью мыльное лезвие. Зажмурив до боли глаза, провела острием по коже.

Выступила кровь.

Ойкнув и бросив лезвие, Лена сунула руку под струю воды, вытерла ее о джинсы. Кровь выступила опять… Через пять минут, замотав порез платком и погрузившись в горячую ванну, Лена мылила голову и напевала себе под нос. Еще через несколько минут отец, подгоняемый обезумевшей матерью, подсунул монтировку под дверь и с хрустом ее выломал. Мать с расширенными от ужаса глазами ворвалась внутрь, где услышала возмущенный крик дочери:

— Ты что, мам, мне уже и помыться нельзя?

— Можно, можно, Леночка, золотце мое!

— А где деньги на новые джинсы?

— А сколько надо?

— Я же говорила: сто рублей… Ну вот, опять начинается! Нет, убьюсь, обязательно убьюсь!

Илка протиснулась между ногами матери и стиральной машиной, оглушительно тявкнув, нагло плюхнулась в ванную, выплеснув на кафельный пол изрядное количество воды.

Тут же запрыгала, хлопая в ладоши, Света, наслаждаясь всем этим спектаклем. Илка, получив мочалкой по морде, выпрыгнула из ванной и принялась носиться по квартире, запрыгивая на кресла, скользя мокрыми лапами по полировке столов, опрокидывая стулья, сшибая предметы коллекционной гжельской керамики. Собаке было очень весело. Она отряхивала с шерсти воду, и мыльные капли веером летели на обои, акварельные рисунки младшей сестры, на потолок и лицо гоняющейся за собакой мамы…

Это было совсем недавно. А сейчас Лена, бросив рисовать на салфетке, ела бутерброд с несвежей останкинской колбасой и рассеянно роняла крошки на новенькие итальянские джинсы, добытые путем гадкого шантажа. Брызгалов продолжал молчать, а из соседней комнаты по прежнему раздавалось: