Манфред был потрясен, но быстро пришел в себя. Он все понял и размышлял над вариантами дальнейшего развития ситуации. Румшевитц тем временем несколько остыл и продолжал уже спокойнее:

— Давайте возьмем голые факты, отбросив личные мнения и отношения. Первое. Фромм едет в Грюншвейг, и там в тот же час горит рейн вестфальская контора «М Т», за которой тянутся кое какие хвосты. Второе. Складывается такое ощущение, что ваши сотрудники Альтман и Мадекер пытаются замять любые вопросы по поводу гибели полицейского Гесбергера. Третье. После приезда Хорста вы останавливаете работы на важнейшем участке в Штутгарте… Четвертое при вашем попустительстве опять же Хорст выносит из здания КРВТ комиссии секретную папку, а это категорически запрещено. В пятых. Он пишет и оставляет на столе записку, смысл которой сводиться к тому, что он не прочь посодействовать заинтересованным лицам в получении материалов по делу «Майнц Телефункен». Ей богу, у меня руки так и чешутся вас арестовать для профилактики. Молчите? Знаете, герр Фогельвейде, вы со своей самодеятельностью у меня уже в печенках сидите. Чего только стоит захват средь бела дня депутата бундестага доктора Крафткнехта в прошлом году.

— Осмелюсь напомнить, гepp Румшевитц, — Крафткнехт оказался виновным в получении крупных взяток за содействие в распределении заказов от бундесвера, — глядя в потолок, проворчал Манфред.

— Но это чуть не стоило мне и вам места. Только благодаря счастливому случаю удалось получить доказательства и оправдать арест депутата. А последующая шумиха в прессе? Я вас спрашиваю, когда вы прекратите работать так, будто вы на фронте несетесь в танковую атаку? — совсем уже успокоившись, спросил Румшевитц.

— Я все понял, завтра утром я представлю подробный рапорт о случившемся инциденте. Одно меня огорчает, информатор опять остался нетронутым. Ружечка тяжело ранен, Хорст отравился своей же газовой гранатой, а шпион цел и невредим. Я принял решение, герр Румшевитц. Прошу освободить меня от занимаемой должности и отправить на пенсию в связи со служебным несоответствием. — Манфред огорченно цокнул языком.

Румшевитц бросил в корзину еще один изрисованный лист и сложил перед собой руки:

— Я понимаю вас, Фогельвейде. Все получилось очень глупо. И наивная провокация с папкой, на которую, впрочем, клюнул и я, и привлеченные к захвату Ружечки полицейские, и рота морской пехоты бундесвера. Слава богу, мои парни, прикрывающие Ружечку, вовремя разобравшись в ситуации прекратили огонь по полицейским и «сдались». Но в принципе, в то же время, вы действовали сообразно обстановке и выполняли свой долг. И единственной вашей ошибкой было то, что вы не поставили в известность меня, герр Фогельвейде. На пенсию я вас, конечно, не отправлю, но лишу отпуска до тех пор, пока не будет закончено дело «М Т». Согласны?

— Естественно! — Манфред вытащил носовой платок и промокнул испарину на лбу.

Румшевитц нажал на кнопку селектора:

— Штих, поезжайте на Кенигсплац и перевезите Йозефа Ружечку в госпиталь на американскую военно воздушную базу в Зиген. И держите язык за зубами. Вам повезло, что Ружечка жив, — сказал шеф, обращаясь уже к Манфреду.

Тот кивнул. Румшевитц скупо улыбнулся:

— А информатора я все таки нашел. Знаете, кто это?

Фогельвейде вопросительно взглянул на него:

— Это фрейлейн Анна Адамски, лаборантка из вычислительного центра. Вот так то.

Манфред облизнул сухие губы и опять достал носовой платок. Шеф несколько понизил голос:

— Вы спали с ней, Фогельвейде?

— Нет.

— А конкретней?

— Не успел, хотя намечал.

— М да… Если б это случилось, я вынужден был бы отразить этот факт в отчете.

— Я знаю.

— Хорошо, герр Фогельвейде, ступайте и постарайтесь не делать больше подобных промахов.

Румшевитц выдвинул ящик стола и принялся укладывать туда документы, лежавшие на столе. Манфред поднялся:

— Всего хорошего, герр Румшевитц.

— Вот именно, хорошего, — проворчал тот, уже не смотря в его сторону.

Манфред аккуратно закрыл за собой дверь и направился к себе в кабинет.

«Ай да Румшевитц, ну и башка, все ведь знал, — размышлял он на ходу, — и про папку, и про записку Хорста, и про Анну. Ну и Анна, черт бы ее побрал!»

В кабинете на его рабочем столе в целлофановом пакете лежал небольшой электромоторчик с клеймом английской фирмы «Стоун». Манфред повертел его в руках и прочел вложенный в пакет листок с подписью эксперта Уве Хернера: «…является компонентом производства бытовых магнитофонов и непригоден для использования в военных целях…» Манфред в сердцах зашвырнул моторчик на шкаф. Потом некоторое время сидел неподвижно, куря и задумчиво стряхивая пепел мимо пепельницы, он скользил взглядом по атласу Южной Европы, разложенному на полу рядом с окном. Наконец потянулся к телефону:

— Алло, Уве? Это Фогельвейде. Я нашел на столе твой мотор, что на прошлой неделе привезли из Штутгарта. Да, прочитал. Да, про гранулы я помню. И что получается? Ах, вот как? Да, конечно… Благодарю тебя, Уве, ты прекрасно поработал… в отличие от некоторых… — добавил Манфред, уже повесив трубку.

Потом он набрал штутгартский номер и добавочный семнадцать:

— Алло, Дирка Кранке к телефону… Оу, Дирк, я тебя не признал. Слушай, такие дела, бросай все, езжай в Нюрнберг и жди нас завтра вечером на вокзале. Часов около семи. Почему все бросать? Видишь ли, по маршруту через Штутгарт, Реджо ди Калабрия и Порт Саид ничего не пойдет. Это ясно как божий день. Остается одна дорога — на восток, через славян… Все, не задавай лишних вопросов, до завтра!

Манфред вынул из папки чистый лист и быстро набросал схему, которая начиналась тремя квадратиками: «Британия. Стоун», «Швеция. Уддевалла», «Франция. Шарлевир Мазьер». Все три квадратика он обвел линией в единый блок и подписал «Посредническая фирма «Майнц Телефункен»». От этой надписи Манфред провел три жирные стрелки, заканчивающиеся вопросительными знаками. Стрелки, подписанные «Штутгарт Порт Саид» и «Люфтганза», Манфред зигзагом зачеркнул. Осталась одна стрелка, подписанная: «Чехословакия Польша Россия». Россию он обвел двойной рамкой и полез в шкаф за досье — выяснить, куда может пойти из России электронный товар «Майнц Телефункен». Возможность того, что компоненты ядерных устройств, системы управления баллистическими и тактическими системами могут предназначаться для СССР, он исключал. У Советской империи уже были такие системы, и закупка русскими аналогичных устройств для своего пользования казалась маловероятной. Манфред неделю тому назад ознакомился с секретным докладом германского отделения КРВТ комиссии. Оказывается, электроника «М Т» напрямую может влиять на систему управления ракет. То есть страна, установившая системы наведения и слежения, полностью контролирует компьютерный мозг ракет и по желанию может «превратить» всю электронику в бесполезный груз на боеголовках. Фактически любую ракету можно в считаные минуты вывести из строя. Русские, конечно, об этом тоже знают, поэтому и предпочитают важные компоненты своего ядерного щита изготавливать самостоятельно.

Манфред некоторое время листал справочник, потом, немного подумав, дорисовал еще одну стрелку и вывел под ней название двух стран «Корея и Иран». «Ирак» он записал в скобках и поставил напротив этой страны вопросительный знак.

Зазвонил телефон. На другом конце провода был Вальтер Тереке.

Он сообщил, что торговое представительство «М Т» в Ганновере заказало перевозку сорока четырех контейнеров до Амберга через Нюрнберг. Манфред, положив трубку и отключив телефон, рассеянно оглядел кабинет:

— Ну вот, кажется, началось.

Через несколько минут сдав ключи лейтенанту, опять проверившему пропуск, Манфред Мария фон Фогельвейде сел в свой «мерседес» и медленно поехал в сторону своего пригородного дома.

По обе стороны Барбароссаштрассе тянулись небольшие магазинчики. То тут, то там прямо на тротуаре стояли раскладные столики с пластмассовыми ведерками, из которых пышными пучками торчали разнообразные цветы. Их продавали в основном молодые девушки, но в двух местах Манфред заметил и солидных пожилых мужчин, деловито предлагающих этот пестрый товар. Впрочем, они не преминули одеться так, как одевается молодежь: в кроссовки, спортивные брюки и военизированные хлопчатые куртки с множеством карманов и клапанов.

Миновав несколько кварталов, Манфред притормозил, пропуская через дорогу упитанную женщину. Она везла перед собой розовую детскую коляску. Как раз в этот момент из переулка справа выскочила шумная толпа молодых людей. Они пританцовывали под грохот магнитофона, который был в руках у длинноволосого парня в торчащей из под ветровки белой футболке, и скакали между трезубцами уличных фонарей. Потом с другой стороны улицы открылась дверь в кабачок «Нильц» и вся компания ринулась туда. Причем сопливый парень в горнолыжных перчатках и пляжных шлепанцах, а за ним и девица с нарисованным помадой на лбу третьим глазом нахально пробежались по низкому капоту машины Манфреда, ничем, впрочем, ей не навредив. Фогельвейде усмехнулся и включил на несколько секунд служебную сирену. Молодежь испуганно и быстро всосалась в подвал «Нильца».

Пригородный дом Манфреда встретил его припаркованными вокруг ограды солидными автомобилями и двумя молодцеватыми стариками. Они стояли перед входом в сад у небольшого, выложенного камнями японского фонтанчика. Въезд в гараж под домом был перекрыт, Манфред оставил машину перед калиткой. Когда он проходил мимо старичков, хрустя подошвами о гравий, те радостно приняли строевую стойку, щелкнув каблуками. Фогельвейде машинально кивнул им. Окна гостиной, детской и кухни были ярко освещены. Изнутри доносились голоса и хриплый смех.

Медленно поднимаясь по ступеням, он ощущал острое желание развернуться и уехать куда нибудь в Зиген или Кельн или на Рейн, только не чувствовать вблизи себя присутствие этих людей. Но когда Манфред представил себе, как бегают среди них его сыновья Отто и Ганс, светловолосые, серьезные не по годам мальчуганы, как хлопочет Эльза Тереза фон Фогельвейде, урожденная фон Штауффенберг, он взял себя в руки и решил, что все же лучше просто поскорее выдворить гостей, явившихся без приглашения.