Вскоре поезд миновал то место, из за которого и лихорадило перегон Сарны Маневичи. Брошенные на ночь или, может, на месяц, стояли два бульдозера, по самые кабины погруженные в топкую почву. Среди переломанной, измочаленной при маневрах техники высились груды щебня и срезанного дерна. Тут же рядом валялись брошенные путейскими ремонтниками пустые пакеты из под молока, обрывки газет, промасленные тряпки. А в кювете лежала вверх колесами дрезина обходчика, жертва коварно поползшей насыпи, которая, скорее всего, своим падением и уберегла идущие следом составы от крушения.

Денис на секунду представил себе счастливое лицо обходчика, сутки назад чуть было не свернувшего себе шею, падая с дрезиной под откос. В голове Алешина зазвучал его сиплый от радости голос:«Алло, центральная… Алло, диспетчерская? Валь, это ты?»

«Ну я, я! Чего галдишь?»

«Валь, на сороковом километре требуется ремонт пути, я давно начальству говорил…»

«Вот именно, все уши прожужжал со своим сороковым… Отвяжись, у нас товарный сейчас с горки раскатывается, не до тебя!»

«Валь, я чуть не убился на тележке. Свалился вниз со всего маху…»

«Пить надо меньше, не будешь падать. Изыди, Олесь, не до тебя…»

«Так тут насыпь просела, десяток шпал выворотило и рельсу скрутило, будто фантик от конфеты!»

«Так что же ты раньше не сказал, придурок… По сороковому товарняк проследует через полтора часа, а там еще пассажирский, из Москвы!»

* * *

Вскоре мимо Дениса проплыл и сам путевой обходчик, радостно взирающий на проходящий пассажирский. Перед скамейкой, рядом с будкой вился лохматый пес, норовящий стянуть что то с тарелки, стоящей рядом с четвертиной водки. Обходчик Олесь, щурясь от пыли, собственной самокрутки, комарья, прикладывался к этой крохотной бутылочке и с умильной физиономией протягивал перед собой зеленый самодельный флажок. У него сегодня был праздник: рак из старой русской пословицы наконец свистнул, мужик, как в пословице, перекрестился, и начальство пригнало наконец из Маневичей ремонтный поезд. Алешин помахал Олесю рукой. Обходчик, привстав со скамейки, радостно затряс флажком. Из будки, сквозь светящееся окно которой был виден дощатый стол и одинокая металлическая койка солдатского образца, появилась еще одна собака и, схватив что то из тарелки, бросилась наутек. Лохматый пес, что вился у будки, с раздраженным лаем кинулся следом. Обходчик засмеялся и плюхнулся обратно на лавку. Он был сильно пьян.

— Кому ты это там машешь, Колдун? — поинтересовался, вылезший из туалета Лузга.

— Да так, одинокому пьянице, — не оборачиваясь, ответил тот.

В это время к Лузге подобрался проводник с просительным выражением лица:

— Через пятнадцать минут будем в Маневичах…

— Да иди ты знаешь куда со своими Маневичами! — разозлился почему то Лузга. Он резко отстранил проводника и пошел в купе: — Эй, Кон, пора манатки паковать, приехали…

Алешин вдруг оторвался от окна и побежал за Лузгой. Ворвавшись в купе, где тот тормошил Кононова и злобно толкал под локоть флегматичного Рембо, Денис схватил Лузгу за плечо и сказал ему на ухо:

— Лузга, это место здесь, за окном.

— Какое еще место, бабские промежности? — огрызнулся тот.

— Нет, начало дороги до объекта поисков.

— Тьфу ты! Какая дорога, лес кругом…

Но, вспомнив, что говорилось на инструктаже, перед отправкой, ударил себя ладонью по лбу:

— Ну да, это то, что нам нужно, — отыскать в первую очередь чертову дорогу… Так. Нам надо здесь сойти, черт меня подери, раз мы ее уже нашли, а не возвращаться обратно от Маневичей на телегах с волами!

Кононов продрал наконец глаза и подал голос с верхней полки:

— Дубина, все равно нужно ехать до Маневичей, чтоб не вызывать подозрений, тем более не прыгать же нам на ходу!

— Конечно, не прыгать. Колдун, ты тут самый шустрый на данный момент. Как только поезд затормозит, вываливай вещи в окно. Понял?

Лузга направился в коридор, но Кононов схватил его за рукав:

— Ты что в уши долбишься, тебе же сказано «до Маневичей»!

— Пусти ты… Потом неизвестно будет, сколько топать до этих мест по колено в воде, в комарах и в дерьме! — Лузга выдернулся. Послышался треск рвущихся ниток.

— Вообще то да, то есть валяй… — неожиданно согласился Кононов и выпустил рукав Лузги. Тот, не особо церемонясь, сгреб в охапку торчащего неподалеку проводника и поволок его в тамбур, втискивая в ладонь денежные купюры:

— На, бери, пока даю, пока я добрый. Останови нам тут поезд.

— Нет, стоп краном можно пользоваться только в экстренных случаях, не положено! — упирался проводник.

— Сейчас по мозгам получишь… Не видишь, мы туристы, у нас, может быть, товарищ из окна вывалился… Ну, на еще сотенную, бригадиру поезда! — рыкнул на него Лузга и, сорвав пломбу, рванул стоп кран.

Завизжали металлом о металл колеса, высыпая в стороны снопы искр. Внутри вагона что то тяжело посыпалось, бешено застучали сцепки и кто то завизжал:

— Безобразие, а не поезд, черт знает что!

Проводник побледнел, схватившись за сердце. Лузга же, пропустив к распахнутой двери Кононова, Рембо и Алешина, довольно улыбнулся:

— Надо же, первый раз еду в поезде, где работает стоп кран!

Состав вскоре снова тронулся и покатил мимо четверых мужчин, сидящих на куче вещей. Самый молодой из них цеплял на алюминиевую трубку пестрый флажок «Мемориал. Отряд следопытов краеведов ДК ЗиЛ. Москва».

— Приехали… — Кононов выплюнул жвачку, аккуратно положил звенящую сумку с бутылками водки на землю и принялся натягивать болотные сапоги. Лузга последовал его примеру, и через полчаса маленький отряд тронулся в путь вдоль железнодорожного полотна обратно, к тому месту, где, по предположению Алешина, должна была начинаться железнодорожная ветка, ведущая к «Логову».

— Чертово местечко! — шипел Лузга, отгоняя комаров от потного лица и с усилием выдергивая ноги из чавкающей жижи. Алешину достался самый тяжелый рюкзак. Он плелся сзади, волоча по траве флажок отряда краеведов.

— Ну, долго еще, Колдун? — обернулся к нему Кононов.

— Нет, не долго. Можно сказать, уже пришли.

Алешин остановился, пошатываясь под тяжестью четырехместной палатки и канистры с кофе. Сбросил все это к своим ногам и протянул руку к небольшой чаще:

— Здесь…

— Чего здесь, дорога то где? — Лузга недоверчиво всматривался в березняк.

Алешин улыбнулся:

— Все правильно, дорога в этом месте разобрана, насыпь уничтожена и засажена деревьями. Идите за мной… Да, здесь на каждом шагу могут быть мины, так что смотрите под ноги, а лучше идите след в след.

Но Лузга отстранил его и пошел впереди.

— Я в минах разбираюсь лучше тебя, как никак срочную служил в саперах. Разбираюсь так же хорошо, как в бабских промежностях…

Они углубились в чащу, раздвигая руками стебли жесткого кустарника. Лузга ломился вперед, как медведь через малинник. Идущий следом Кононов что то фальшиво насвистывал, молчаливый Рембо так же фальшиво вторил ему. Начало смеркаться. Где то невдалеке захохотала выпь. Протяжно и тоскливо, прямо над головами идущих, отозвался ворон, зашумел крыльями и тяжело поднялся в воздух.

— Ну что, поохотимся? — ухмыльнулся Кононов и достал из за пазухи «TT».

— Одинокого ворона трогать нельзя, плохая примета, — неожиданно заговорил Рембо.

— Ух ты, а я думал, ты говорить не умеешь. Правда, что ль? — озадачился Кононов и, помедлив, сунул пистолет в карман широких вельветовых штанов, к которым уже пристала паутина, всевозможные лесные колючки и мелкие кусочки прошлогодней листвы.

— Дошутишься сейчас… — хмыкнул в ответ Рембо.

— Эй, ползите сюда. Тут что то есть! — раздался неподалеку голос Лузги.

— Осторожно, мало ли что… — прошипел он, когда трое остальных столпились вокруг него, рассматривая темнеющий впереди массивный предмет, похожий на заросший древний сруб.

— Наверное, сторожка какая нибудь. Сарай… — махнул рукой Кононов и, отшелушив обертку, сунул в рот новую жвачку «Калев».

— Да чего здесь стоять, нужно подойти и посмотреть поближе, отсюда же ни хрена не видно, все заросло! — опять заговорил Рембо и, утопая по колено в траве, направился к темнеющему прямоугольнику: — Дрова какие то…

— Сам ты дрова, это шпалы! — похлопал ладонью по замшелым брусьям подошедший Кононов. — Причем использованные, едрена матрена, видишь дыры от костылей.

— Надо ж, не лень было кому то прятать шпалы в двух километрах от путей, — пожал плечами Лузга, осматривая штабель.

— Кретин, это ж немцы оставили от той части дороги, которую сами и разобрали. Так ведь дело было, Колдун? — взглянул на Дениса Кононов.

Тот, задумчиво рассматривая темные брусы дерева, кивнул в ответ:

— Как то так.

— Ладно, нечего зенки вылупливать на эти деревяшки! Двигаем. Сапер — вперед! — рявкнул Кононов.

Два раза они обходили подозрительные места, на которых трава росла не так густо, как вокруг. Лузга безошибочно, как ему казалось, определял вкопанные в землю мины. Несколько раз попадались в траве тонкие, потемневшие от времени нити металлической проволоки, натянутой в нескольких сантиметрах над узловатыми корнями деревьев. Это ждали своих жертв противопехотные мины сюрпризы, перетяжки. Лузга по проволоке нашел одну такую. «Сюрприз» оказался обыкновенной гранатой, к кольцу которой была привязана проволока.

— Граната то итальянская… Во, гляди: Италия. 14456741. Импорт! — осторожно рассмотрел ее Лузга. Потом аккуратно поднял и зашвырнул в заросли старого орешника. На лету из нее выскочила чека, не отвязанная от проволоки. Граната во взведенном состоянии прошуршала в ветвях.

— Кретин… Придурок! — валясь на опавшие листья и траву, сквозь зубы процедил Кононов. Но граната почему то не взорвалась. Все поднялись, недобро глядя на Лузгу, а тот, посмеиваясь и отряхиваясь, покосился на Дениса: