Только вот доехать туда нам не удалось. За воротами Матиля мою повозку окружили вооруженные всадники и велели кучеру поворачивать на север. На мой вопрос, по какому праву они смеют так себя вести, один из них ответил: «По праву супруга, дорогая графиня Луис эль Горра». Излишне говорить, что это был дон Алонсо.


После двух недель пути, нас с дочерью привезли в какую-то башню и заперли. В единственное окошко был виден обычный горный пейзаж. Еду нам приносила полная женщина с добродушным лицом, которую я спросила, где мы. Она ответила, что это мельничья башня и что мы можем выходить даже на стену, все равно под нами пропасть, а выход из башни охраняется. Действительно, со стены страшно было смотреть вниз, вокруг не было видно ничего, похожего на обиталище человека, за исключением маленького замка вдали, тоже приютившегося над краем пропасти. Судя по всему, это был замок эль Горра. Снизу, куда нам нельзя было спускаться, каждый день слышались голоса, причем в основном мужские, но иногда разговаривали и женщины и пробивались детские голоса. Жанне тут не нравилось, она хандрила и спрашивала, когда мы поедем домой. Я попросила полную женщину, оказавшуюся женой мельника, позволить Жанне спускаться вниз, чтоб играть с детьми. Та сначала заколебалась, но потом согласилась. Теперь я целыми днями сидела одна и пыталась придумать, что делать. Жанна рассказывала, что внизу в башне живут люди, и даже есть два мальчика, с которыми она играет. А еще приходят другие люди молоть муку. Можно было бы попытаться передать с кем-нибудь из них записку, но я не знала точно, где я и как долго тут останусь, и вообще, что собирается с нами делать дон Алонсо. На все мои попытки узнать что-нибудь жена мельника хранила молчание. Я надеялась, что король уже знает, что нас похитили. Неизвестность была хуже всего, но проходили дни, я теряла им счет, а о нас словно забыли.

Но однажды утром, вместе с мельничихой пришла другая женщина. У нее были черные волосы и бледное красивое лицо, одета она была в простое платье из дорогой темной ткани. Она рассматривала меня внимательно, потом перевела взгляд на Жанну. Случайно или нет, с ней был ее сын, она держала его за руку, мальчик был такой же черноволосый, лицом похожий на нее, только тонкие темные брови, остро сходившиеся на переносице, напоминали дона Алонсо. Глаза у мальчика были еще по-детски нежные и немного грустные. Я не помнила точно, как ее зовут, Анна или Изабелла, да и сказать-то ей мне было нечего. Так мы и смотрели друг на друга, держа за руки своих детей. Потом она ушла, не проронив ни слова. Честно говоря, даже не знаю, как бы я вела себя на ее месте. Наверное, намного хуже. Жанна сказала, что знает этого мальчика, его зовут Фернандо, и она играла с ним внизу.

После этого опять долго никто не появлялся. Жанна рассказывала, что внизу остался один мальчик, Фернандо его мама забрала с собой. Со стены мне не было видно дороги, поэтому о том, что дон Алонсо приехал, я узнала, только когда он вошел в комнату. Я осталась спокойно сидеть и заниматься шитьем:

— Как вы собираетесь поступить со мной и моей дочерью?

Он смерил меня уничтожающим взглядом:

— Воздать вам по заслугам, мадам.

— Мои заслуги не столь велики, как вам могло показаться.

— К чему ложная скромность, графиня. Вы славно потрудились и заслужили награду.

— Дон Алонсо, мне кажется, вы упускаете из вида одну важную деталь. Его величество не допустит, чтобы и волос упал с головы одной из нас.

— Сильно в этом сомневаюсь, мадам.

— Когда вы в этом убедитесь, исправить что-либо будет уже поздно.

— Вы пытаетесь мне угрожать? — дон Алонсо насмешливо приподнял одну бровь.

— Дон Алонсо, я лишь пытаюсь получить ответ на свой вопрос: как вы собираетесь поступить? Чего вы требуете за наше освобождение?

— Не вижу смысла требовать что-либо. Но если вы и в самом деле так дороги королю, как вам хочется надеяться, чтобы получить вас обратно, ему придется признать, что я никогда и ни при каких обстоятельствах на вас не женился и не имею никакого отношения к появлению на свет вашей дочери. А затем принести извинения мне и моей жене. Но что-то мне подсказывает, он не пойдет на подобные жертвы ради ваших прекрасных глаз.

— Если вы знаете, что требуете невозможного, к чему говорить об этом? Я могу предложить вам другой способ разрешить наш спор. Брак между нами может быть расторгнут на взаимовыгодных условиях. Я не буду предъявлять прав на половину вашего имения, как могла бы, если Жанна сохранит за собой титул и фамилию Альтамира. Ни вы, ни я ничего не потеряем, все останется так, как прежде. И, после развода, вы сможете вновь жениться на мадам Изабелле.

— Я не собираюсь вновь жениться на своей жене ради того, чтобы вы могли заполучить Альтамира, — насмешливо ответил дон Алонсо. — Ни вы, ни ваша дочь не имеете никаких прав на него. А что, король, который так вами дорожит, не в состоянии обеспечить будущее вашей дочери иначе, как подделкой документов?

— Если вас не устраивает мое предложение, скажите, какие условия кажутся вам более приемлемыми.

— Никакие, мадам. Я увез вас не для того, чтобы торговаться с вами или королем.

— Тогда зачем вы это сделали?

— Видите ли, графиня, осмелившись носить мое имя, навязывая мне приблудного ребенка и, при этом, открыто сожительствуя с королем, вы оскорбили мою честь.

— Я никогда не имела намерения оскорбить вас.

— Это очень любезно с вашей стороны, мадам. Но теперь, когда вы здесь, я могу быть уверен, что не обзаведусь ненужными украшениями вне зависимости от ваших намерений.

— Если дело в этом, то чем скорее мы разведемся, тем быстрее вы сможете быть спокойны за свою честь.

— Вы, кажется, не понимаете, мадам. Я не собираюсь с вами разводиться — я никогда не женился на вас. И я приложу все усилия, чтобы доказать, что все свидетельства вашего брака со мной являются насквозь лживыми. А потом с удовольствием понаблюдаю, как вы будете изворачиваться. В этом случае вас ждет тюрьма и лишение всех титулов. Но если даже мне это не удастся, на правах супруга я запру вас в монастырь за супружескую неверность.

— Что будет тогда с моей дочерью?

— О ней позаботиться ее отец. Я имею в виду ее настоящего отца, естественно. Разумеется, если вы вообще знаете, кто он.

— Дон Алонсо, вы считаете себя вправе делать подобные предположения?

— У меня просто нет оснований считать иначе. Ваш образ жизни и многочисленные похождения не имеют ничего общего с понятием порядочной женщины.

— Ну почему же? Я была верна своему первому мужу, и второму, я могу в этом поклясться. Что же касается известной вам истории, то в то время я была вдовой. И после смерти Педро тоже. Единственный мой супруг, верность которому я действительно нарушила — это вы, но, поскольку вы утверждали только что, что мы никогда не были женаты, то я вправе сказать, что я честная женщина.

На мгновение дон Алонсо потерял дар речи.

— О да, мадам, ваша честность может сравниться лишь с вашей алчностью.

— То, что я сделала, я сделала не ради себя, а ради моей дочери.

— В самом деле? Это ради своей дочери вы вышли замуж за полуживого болотного барона? Не ради нее ли вы обольщали престарелого дона Педро, и терпеливо дожидались его кончины, лицемерно изображая добродетельную супругу, чтобы потом, получив наследство, пуститься во все тяжкие? И, разумеется, ради ее будущего вы затеяли этот грязный фарс со лжесвидетельством и клятвопреступлениями.

— Конечно, дон Алонсо, останься я старой девой в Ла Курятнике или похорони я себя на болотах, я доставила бы вам куда меньше хлопот. Вы бы даже не узнали о моем существовании! Угрожаете запереть меня в монастырь? Да разве не тоже самое вы собирались сделать со мной после смерти Педро?! Если вам и в самом деле так хотелось от меня избавиться, к чему было мешать моему браку с графом д’Олонэ? Вы с вашим братцем сами загнали меня в угол, а теперь упрекаете в том, что мне удалось оттуда выбраться. Господь дал мне ум, молодость и красоту, и я сумела ими воспользоваться вместо того, чтобы быть заживо похороненной в монастыре. И если я и сожалею о тех путях, которые мне пришлось использовать, чтобы добиться своей цели, то лишь из-за вашей супруги и сына, которые ни в чем не повинны, а не из-за вас, дон Алонсо.

— Молитесь, чтобы король действительно готов был ради вас на все, иначе я подберу вам монастырь с самым суровым уставом, мадам. Возможно, там вы по достоинству оцените добродетель, которой вам так не хватает — смирение.

— Почему именно я, дон Алонсо? Почему вам не дают покоя именно мои прегрешения? Вокруг полно женщин, вышедших замуж по расчету, полно жен, изменяющих своим мужьям, полно лицемеров и подлецов, вспомните хотя бы собственного братца, дона Диего. Ответьте мне, почему?!

— Мадам, мне не было дела до вас и ваших интриг, пока вы не решили присвоить мое имя.

— Неправда. Вы прекрасно осведомлены о моей жизни, вы внимательно следили за мной задолго до того, как я стала именоваться графиней Луис эль Горра. Вы ненавидите меня. И я скажу почему. Помните тот вечер в АльмЭлисе, когда я дала вам пощечину? Нет, вы ненавидите меня не из-за того, что я тогда вас ударила. Вы не можете простить мне того, что я вам нравлюсь. Ваши чувства кажутся вам унизительными. Вам оскорбительна сама мысль о том, чтоб сделать меня даже своей любовницей, не говоря уже о том, чтобы жениться на мне.

— С вашей последней фразой я полностью согласен, — усмехнулся дон Алонсо.

— Но вас тянет ко мне, и вы ничего не можете с этим поделать. Вы просто обыкновенный мужчина, который хочет женщину и не может ее получить.

Несколько мгновений он внимательно смотрел на меня, сощурив глаза.

— С учетом того, что я знал о вашей добродетели, я счел себя вправе проверить, верны ли вы дону Педро. Было бы глупо отрицать, вы действительно красивая женщина и умеете этим пользоваться. Но человек тем и отличается от животного, что в состоянии контролировать свои порывы. Не пытайтесь и здесь торговать собой, мадам.