Однажды, когда я поутру пришла посидеть с Фернандо, он спросил:

— Это правда, что мама теперь на небе, вместе с девой Марией?

Я осторожно ответила:

— Правда, но она может тебя видеть и все про тебя знает.

— А я ее увижу?

— Нет, Фернандо, ты ее не сможешь видеть, она будет приходить только во сне.

— Это потому, что она умерла?

— Кто тебе сказал, что она умерла?

— Папа. И про то, что она на небе тоже.

— Твой папа правильно сказал. Все люди, когда умирают, попадают на небо. Давай мы с тобой сейчас будем кушать.

Я покормила его, и, чтобы отвлечь, рассказала о лошадках, которые пасутся на лугах в Альтамира. Фернандо слушал меня очень внимательно, а потом сказал:

— Я видел летом одну мертвую лошадку. Она была страшная, и от нее плохо пахло. С людьми тоже так бывает, когда они мертвые?

Было видно, что он сильно волнуется.

— Ну что ты, нет, хороших людей Господь сажает на облако и забирает к себе на небеса. И когда облако опускается на землю, оно пахнет розами. Только очень плохие люди и звери бывают мертвые такие, как ты сказал.

Мальчик облегченно вздохнул. Честно говоря, я тоже. Позже я послала Додо, подростка, сына кухарки поиграть с ним. Все остальные дети были на мельнице, и я снова подумала, что хорошо бы, чтобы Жанна была здесь. Я страшно за ней соскучилась, но по такому снегу к мельничьей башне было не пробраться.

И все же, вечером я услышала на лестнице голосок, который никогда и ни с чем не смогла бы перепутать. Серенькое платьице вихрем пронеслось по комнатам и прыгнуло мне на шею. Мы чуть не задушили друг друга. Жанна не отходила от меня ни на шаг весь вечер, даже с Фернандо играла, сидя у меня на коленях. Засыпая, она прижалась ко мне и удовлетворенно вздохнула: «Ну вот, ты даже пахнешь как раньше, как мама».

Я спросила дона Алонсо, как ему удалось добраться до мельницы, но он только молча, улыбнулся, показывая, что вопрос лежит за гранью того, что мне дозволялось знать. Впрочем, Жанна сказала, что они шли не по снегу, было темно, и горел факел. Видимо, между замком и мельницей существовал какой-то тайный ход.

Жанна очень трогательно ухаживала за Фернандо, старательно подражая тому, что я делала. Донья Хуана, глядя на нее, сказала: «У вашей девочки доброе сердце». Она хотела еще что-то сказать, но промолчала, а потом все-таки осторожно добавила «как и у вас».

В замке наступило затишье. Природа буйствовала, но люди, вырвавшись из лап болезни, берегли оставшиеся силы в ожидании весны. Справившись с мелкими заботами по хозяйству, я отправлялась в комнату Фернандо и оставалась там, пока они с Жанной, наигравшись, не засыпали. Фернандо был еще очень бледный, и я с нетерпением ждала, когда можно будет вынести его на свежий воздух. В середине апреля, когда у нас, в долине, уже начинали распускаться почки деревьев, здесь, в горах, все еще бушевали метели.

По вечерам у дона Алонсо добавился еще один слушатель. Но если Фернандо внимательно слушая, воспринимал рассказанное как данность, Жанна все время задавала вопросы. Ее интересовало, почему рыцарь был такой жадный, или почему меч был особенно крепким, она сердилась, что король очень глупый и не догадался, что его хотят заманить в ловушку, и нельзя ли было предупредить его. А в другой раз она заявила, что если король был таким жестоким, его самого надо было казнить, а вместо него назначить доброго, такого как ее папа. Обычно дон Алонсо внимательно выслушивал Жанну, отвечал на вопросы и даже спорил, раззадоривая ее, но в этот раз я с облегчением вздохнула, когда он промолчал.


В конце апреля небо очистилось, звук струящейся и капающей воды становился с каждым днем все громче. Двор замка расчистили от снега, и Жанна с Фернандо осторожно ступили на его плиты, отвыкнув за долгую зиму видеть землю. Вокруг сначала показались черными точками вершины скал, но снег сходил очень быстро, быстрее, чем в долине, скользя по крутым склонам и исчезая в глубине ущелий, которые становились реками. Вскоре в ворота замка постучались первые путники — два монаха, шедшие в монастырь святой Женевьевы, а мэтр Джованни засобирался в путь, поджидая караван, к которому можно будет присоединиться.

Те путники оказались на поверку вовсе не монахами, их поймали за тем, что они пытались взломать двери в один из подвалов, и, связав, посадили туда, куда они так старались проникнуть. На следующее утро, проходя по двору, я услышала стук молотков и увидела, что стражники что-то мастерят на крепостной стене. На мой вопрос они ответили, что чинят виселицу, поскольку дон Алонсо велел вздернуть тех двоих. В своих владениях мне еще ни разу не приходилось кого-нибудь вешать или казнить, но я бы и не стала этого делать из-за обычного воровства. Я отыскала дона Алонсо и спросила, что он собирается делать с неудавшимися грабителями.

— Повесить завтра поутру, — ответил он.

— Не лучше ли дождаться прихода стражи и передать их в руки королевского суда?

— На своей земле я как феодальный сеньор, сам волен вершить суд.

— Я могу попросить вас о помиловании?

— Не утруждайтесь. Они все равно будут повешены.

— Вы считаете, они заслуживают такой кары?

— Всякий, кто осмелится покуситься на мой дом, должен знать, какая участь его ждет.

Эти слова относились не только к двум воришкам. У меня перехватило дыхание.

— Далеко не всем посчастливилось родиться богатыми и знатными, дон Алонсо. Вы никогда не были голодны настолько, чтобы понять это.

— И никогда не буду. Они могли бы наняться на работу, просить милостыню, в конце концов, просто умереть от голода, но не с позором висеть на виселице.

— А своему ребенку, дон Алонсо, вы бы тоже позволили просто умереть от голода?

— Нет и не может быть благородных причин для воровства или подлости, есть люди, которые предпочитают добиваться своих целей любыми путями, а потом ссылаться на тяжелые обстоятельства.

— Дон Алонсо, когда вы так жестоко судите людей вокруг, вы никогда не задумываетесь о суде, что ждет вас после смерти? — не удержалась я.

— А вы, мадам, о чем думали, когда давали ложные клятвы и лжесвидетельствовали? — с издевкой спросил дон Алонсо.

— Это была ошибка, о которой я сожалею. Возможно, вы тоже будете сожалеть о решении, принятом сегодня.

— За некоторые как вы выразились, «ошибки» приходиться расплачиваться уже в этой жизни.

И вы считаете, что вам дано право взимать такую непомерную плату?

Эти люди по закону должны быть повешены.

Нет, дон Алонсо, по закону они могут быть повешены. В вашей власти проявить милосердие. Они всего лишь искали пропитания.

Да, конечно. А вы заботились о своей дочери. Это я уже слышал.

Да, я заботилась о своей дочери.

— А я забочусь о своем сыне. И о людях, живущих в замке, чьим господином я являюсь.

На следующий день я велела Жанне не выходить во двор, но как оказалось, зря, поскольку виселицу повернули так, что повешенные оказались за крепостной стеной и были видны лишь с дороги. Донья Хуана сказала мне: «Вы зря принимаете это так близко к сердцу. Здесь, в горах полно разбойников и беглых каторжников. По весне, одичав от долгой зимы и голода, они становятся особенно жестокими, как звери. Нападают на караваны и даже на поселения. Когда я была молода, они вот также проникли в замок по соседству и открыли ворота остальным. Тогда они перебили всех мужчин, стариков и детей, а женщин увели с собой». Это был другой мир. И в этом мире жили по своим законам.


Мэтр Джованни все-таки дождался первого каравана и ушел с ним. После того, что рассказала донья Хуана, я отговаривала его ехать, но он только отмахивался от меня: «Дорогая синьора, я всего лишь бедный лекарь, с меня нечего взять. И потом, не век же мне сидеть в вашем треклятом замке… то есть я хотел сказать, в вашем прекрасном замке. Прощайте, дорогая донна Алисия. Желаю вам всего наилучшего».

Распрощавшись с мэтром Джованни и пожелав ему счастливого пути, я неожиданно для себя обнаружила, что нахожусь за крепостной стеной. Увлеченная беседой я вышла за замковые ворота вместе со всем караваном. Я вернулась к воротам, но обнаружила, что их успели поднять. Несколько раз я попыталась позвать стражу, но, вскоре поняла, что это безнадежно, и меня никто не слышит. Оставалось дожидаться, пока ворота опустят еще раз. Или пока обнаружат, что меня нет. В любом случае, это могло произойти не скоро. Оглядевшись, я заметила невдалеке расщелину с молодым кустарником. Почки растений и молодые побеги были бы сейчас ценным средством для восстановления сил выздоравливающих, и недолго думая, я двинулась в сторону расщелины.


В замке мое отсутствие вызвало целый переполох. Дон Алонсо был просто вне себя.

— Вы!… Вы… — начал он, увидев меня, открыл рот, видимо, пытаясь сказать что-то очень неприятное, но сдержался, и после напряженной паузы закончил, — Вы больше ни шагу не сделаете за пределы своих покоев!

— Я собрала почек для отвара. Детям они будут полезны, — спокойно сказала я.

— В чем дело, мадам? Побег не удался? Пришлось вернуться? — с присущим ему ехидством спросил дон Алонсо.

— Я так и думала, что вы вообразите себе именно это. Но представьте себе, я спустилась в расщелину за почками. Только и всего.

— Только и всего? Это все, на что хватило вашей фантазии? Право, мадам, не держите меня за дурака. Придумайте что-нибудь еще.

— Зачем? Вы же все равно мне не поверите.

— Вы правы, я вам не поверю. И выведу на чистую воду вас и ваших сообщников.

Я подумала о стражниках, не заметивших, как я прошла мимо ворот.

— И повесите кого-нибудь еще? Вы ведь давно никого не вешали.

— Хотите мне помешать? Скажите все сами.

— И вы помилуете моих сообщников?