Эль Кеннеди - Мы

Прямо сейчас я ненавижу свою жизнь. Всей душой ненавижу. И держусь единственно потому, что мой любимый мужчина снова в сознании. Джейми лучше. Я так испугался, что потеряю его, и мысль о том, что он выздоравливает, становится ниточкой, за которую я цепляюсь во время слайд-шоу сегодняшней тренировки.

Когда тренер нас отпускает, я не спешу уходить. Из-за чего получаю очередной взгляд от Фрэнка, но он может отправляться к чертям. Я сказал, что не стану разговаривать с прессой, и я не шутил.

В раздевалке я снимаю снарягу гораздо быстрее, чем надевал. Слышу шум в коридоре, и у меня падает сердце. Просто прекрасно. Видимо, Фрэнк предоставил прессе неограниченный доступ. К сожалению, выход в раздевалке только один – через дверь, за которой, наверное, стоит стена репортеров.

Когда я осторожно подкрадываюсь к двери, Томилсон бросает на меня сочувственный взгляд.

– Просто маши и улыбайся, – советует Эриксон.

– Выдай им королеву Елизавету, – подключается Луко. Под всеобщее ржание он медленно поднимает ладонь и неестественно машет ей, как члены британской королевской семьи.

– Не понял, ты назвал меня королевой? – едко осведомляюсь я.

Улыбка слетает с физиономии Луко.

– Н-нет! Я…

– Мужик, я шучу. Честное слово. – Черт. У меня не было времени пораскинуть мозгами и понять, что именно я хочу сказать этим парням. – Меня не так-то легко оскорбить. И просто на всякий случай – знайте, уродцы, что вы все не в моем вкусе. Кроме, разве что, Эриксона. Но я отказываюсь быть его утешительным трахом.

Эриксон фыркает, и я наконец выхожу в коридор. В тот самый момент, когда тренер Харви делает заявление, от которого мои глаза лезут на лоб.

– Если быть геем значит обладать мастерством Райана Весли, то я буду не против, если такими, как он, станут все мои игроки.

Все в коридоре начинают улыбаться и хмыкать, но когда пресса замечает меня, смех превращается в выкрики.

– Райан! Что вы скажете геям-спортсменам, которые боятся совершить каминг-аут?

– Каково это – быть первым открытым геем, играющим в НХЛ?

– Когда вы впервые поняли, что вы гей?

– Как вы прокомментируйте заявление тренера Харви?

Я собирался бубнить «без комментариев» до тех пор, пока у этих слов не потеряется смысл, но после того, как мой тренер меня поддержал (пусть и достаточно своеобразно), я не могу оставить последний вопрос без ответа.

– Хэл Харви – лучший тренер, для которого я когда-либо вставал на коньки, – хрипло говорю я. – И я надеюсь давать ему повод для гордости во всех предстоящих сезонах.

Меня осыпают градом новых вопросов, но я сказал все, что хотел, и потому втягиваю голову в плечи и начинаю проталкиваться сквозь толпу. На парковке тоже дежурят машины прессы и журналисты, но я не отвечаю и им, торопливо снимаю блокировку с дверей своего внедорожника и сажусь внутрь. Боже, спасибо тебе за тонированные стекла. Камеры, наверное, успели запечатлеть, как я ныряю в салон, но, будем надеяться, что никому не видно, как я провожу ладонями по лицу и издаю измученный стон.

Через минуту я выезжаю с парковки, и тут мой Bluetooth оживает, принимая звонок. На экране горит имя Фрэнка.

Я жму на кнопку отмены у себя на руле. Телефон звонит снова, и я чуть не выдергиваю руль из гнезда. Блядь, можно меня хоть на секунду оставить в покое?

Стоп. Это не Фрэнк. На экране высвечивается имя Синди, матери Джейми. Расслабившись, я немедленно отвечаю.

– Привет, милый, – произносит она, и тепло ее голоса согревает машину сильней, чем включенная печка. – Я только что говорила с Джейми, и он сказал, что сегодня его не выпишут. Он бы позвонил тебе сам, но думал, что у тебя еще тренировка.

На меня обрушивается разочарование. А я-то надеялся, что сегодня его отпустят домой… Одно хорошо: Фрэнк теперь не сможет уговорить меня полететь вечером в Тампу. Пока Джейми в больнице, мой единственный пункт назначения – его палата.

– Тренировка только что кончилась. Я сейчас еду в больницу.

– Джейми сказал, ты собираешься пропустить завтрашнюю игру. – Я слышу в ее голосе беспокойство.

– Да. И следующую, и может, еще одну после нее. – К черту Фрэнка и его чушь.

– Райан…

– Пока Джейми на все сто процентов не будет здоров, я не сяду ни в один самолет, – заявляю я твердо.

– Райан. – Ее тон не менее тверд.

– Мам, – передразниваю ее я, а потом мой голос смягчается. – Кроме меня, у него здесь никого нет. С ним некому посидеть, пока я не дома, и я отказываюсь оставлять его одного. По крайней мере, до тех пор, пока не пойму, что он окончательно выздоровел.

Синди вздыхает.

– Ладно. Только давай не будем принимать поспешных решений, пока Джейми не выпишут.

Включив поворотник, я поворачиваю направо, к выезду на шоссе. Сейчас еще рано, и пробок быть не должно.

– Я позвоню, как только станет понятно, когда его отпустят домой.

– Спасибо, дорогой. Когда увидишься с Джейми, передай, что у него теперь есть племянница. Лилак родилась около часа назад. Девять фунтов, две унции.

– Вау. Мои поздравления, бабушка! Но… Лилак?

– Тэмми накачали медикаментами.

– О. И… Синди? Спасибо за то, что вы сказали вчера.

– А что я сказала? – невинно спрашивает она.

– Ту мантру, – напоминаю я. – Все будет хорошо. Вчера я произнес ее три миллиона раз, и мне и впрямь полегчало.

Из колонок выскакивает смешок.

– А. Да я просто придумала эту хрень на ходу, потому что она была нужна тебе, дорогой.

Мне хочется истерически расхохотаться. И кстати, мама Джейми правда сказала сейчас слово «хрень»? Эта женщина никогда не ругается.

– И все-таки она помогла. Думаю, вы спасли меня от нервного срыва.

– Я рада. А теперь выключай телефон, он отвлекает тебя от дороги. Позаботься о нашем мальчике. Я люблю тебя.

– И я вас люблю.

Я отключаюсь и благодарю небеса за то, что в моей жизни есть Синди Каннинг и весь ее клан. Потом еду в больницу – заботиться о нашем мальчике.

Джейми

Меня оставляют в больнице еще на день, чтобы повторно сделать анализы. У меня брали кровь столько раз, что мне приснились вампиры в медицинских халатах.

Так что пришлось провести в больнице еще одну ночь. Пока я пытался поспать, ко мне каждый час приходили измерить температуру. Теперь у меня сухой трубный кашель, из-за которого не выходит заснуть, даже когда медсестры не тревожат меня.

Одно хорошо: я уговорил Веса переночевать дома. Из-за того, что я еще торчу здесь, он непонятно ради чего пропустит сегодняшнюю игру. Как же хочется выйти из этой палаты.

– Привет, красавец!

На часах десять утра. Вес выглядит отдохнувшим и свежим, как роза. В то время, как я превратился в заросшего щетиной страшилу, у которого воняют подмышки. Что ж, хотя бы одному их нас хорошо.

– Я принес тебе круассан с шоколадом и двойной капучино. – Чмокнув меня в висок, он плюхается на стул. – И хорошие новости. Часа через два тебя выпишут.

– Здорово, – говорю я, пытаясь в это поверить. – Спасибо. – Я начинаю пить, но мой желудок сразу сжимается. Блядь. Я ставлю стаканчик на тумбочку. Если меня мутит даже от кофе… тогда просто выведите меня на улицу и пристрелите.

Его улыбка гаснет.

– Что такое? Что мне сделать, скажи?

Я уже устал от того, что надо мной все хлопочут.

– Просто хочется в душ. И домой.

Медсестра Берта, стоя в дверях, цокает языком.

– Хочешь получить разрешение принять душ – перестань температурить. Я, конечно, крупная женщина, но не настолько, чтобы удержать тебя, если ты упадешь.

– У тебя по-прежнему температура? – Всполошившись, Вес шлепает ладонь мне на лоб.

Мне стоит немалых усилий не оттолкнуть его.

– Небольшая, – ворчу я. – Ерунда.

– Я могу принести тазик и полотенце и обтереть тебя, – предлагает Берта. Она похлопывает себя по губам одним ярко-красным ногтем. – Или сначала могу выйти на перерыв. А потом помогу тебе освежиться.

– Но потом меня отпустят домой? – умоляюще уточняю я. Потому что, блядь, ничего больше меня не волнует. Дома я смогу делать, что захочу.

– Конечно, лапочка. В полдень будет обход, и врач тебя выпишет. Ну, увидимся через тридцать минут. – Она уходит, и я издаю стон, от которого захожусь в приступе кашля. Ура.

Вес в один прыжок пересекает палату и закрывает дверь.

– Подъем! – говорит он, снимая куртку. – Время мыться.

– Что? – Я снова кашляю. Мышцы живота уже болят от бесплодных усилий остановить этот кашель.

– Господи, Каннинг. – Вес хулигански ухмыляется через плечо – совсем как во времена, когда нам было четырнадцать. – Правила затем и нужны, чтобы их нарушать. Дверь, правда, не запирается, ну да пофиг. – Он разворачивается, и я вижу, что он расстегивает рубашку.

– Что ты делаешь?

– Не хочу ее замочить, – говорит он, обнажая свои покрытые татуировками мышцы. Бросив рубашку на стул, он расстегивает молнию джинсов.

Я колеблюсь. Нас ждут большие проблемы – вертится на кончике языка.

– Ты же хочешь помыться? – В его глазах вспыхивает озорство. – От теплой воды твой гадкий кашель уляжется. Давай, у нас всего полчаса. Я пошел включать душ.

Он исчезает в маленькой ванной, в которой я был всего раз. Ночью я не стал просить судно и сам поковылял туда помочиться. Что мне нужно сделать опять, понимаю я, услышав шелест воды.

Что ж. Была не была.

Я сажусь на кровати и ставлю ноги на холодный кафельный пол. Как же бесит этот идиотский больничный халатик. Даже смотреть на него не могу.