Виктория Холт - Мы встретимся вновь

— В Лондоне… то здесь, то там. Но давайте поговорим в удобном месте. Почему бы нам не пройти в гостиницу? Выпьем по бокалу вина, а?

Я посмотрела на Дорабеллу. Ясно, что ей эта встреча с призраком из прошлого не доставляла никакого удовольствия. Я оставила за ней свободу действий.

Она заколебалась и взглянула на часы:

— Нам надо еще кое-что сделать, а времени осталось немного.

— О, пойдемте. Было бы таким разочарованием… Очень ненадолго, только бокал вина?

— Ладно, нам все равно надо подождать Джека, — согласилась Дорабелла. — Это один из раненых, которые живут у нас. Мы привезли его сюда на перевязку.

— Так идете? Это хорошо. Вы знаете эту гостиницу?

— Да, — ответила я. — Она удобная?

— Виды великолепны. Я рассмеялась:

— Сейчас война.

Мы вошли в гостиницу, нашли свободный столик и заказали бутылку кларета.

— А сейчас расскажите, как вы живете.

— Интересно знать, как ты живешь? — сказала Дорабелла.

— Как идут дела у генерала? — спросила я.

— Он очень занят. Часто выступает по радио с обращениями к французам. Он объединяет вокруг себя нацию.

— И многие присоединяются к нему.

— Все время…

— Вы имеете в виду, что люди бегут из Франции и переплывают пролив?

— Многие решаются на это. А вот и наше вино.

Жак наполнил бокалы и поднял свой:

— За вас, мои друзья. И за скорый конец войны, за то время, когда мы снова будем счастливы.

Мы выпили, и он оценил вкус вина, намекая, что в последнее время ему не часто приходится пить его.

— Так странно, — сказала Дорабелла, — что вы пристали точно к нашему пляжу. Это случайно или нарочно?

— Я ведь уже бывал здесь. Конечно, удобнее всего переплывать пролив в самом узком месте, но здесь спокойно… пустынно. И было бы весьма затруднительно отправиться из Кале, Булони или Дюнкерка. А здесь такой тихий берег… самое лучшее было попытаться здесь.

— Должно быть, это было опасно? — спросила я.

— Да, мадемуазель Виолетта, опасность была. Но ведь кругом она… и ни Симона, ни я не желали жить в рабстве.

— Не подозревала, что у тебя есть сестра, — сказала Дорабелла.

— Да? В последние годы мы не часто встречались. Она жила возле Лиона, у нашей тетки. Я и сейчас ее не часто вижу. Когда началась война, Симона приехала ко мне. А потом мы вместе бежали из Франции.

— Вы смело поступили, пустившись в путь на такой маленькой лодке.

— Море было спокойным, а когда мы пристали к берегу, то нашли здесь друзей.

— Друзей? — немного удивленно переспросила Дорабелла.

— Мы с тобой всегда останемся друзьями, — мягко улыбнулся Жак.

— И вы прибыли прямо в Трегарленд. Ведь это было просто случайное совпадение, стечение обстоятельств.

Улыбка его была злой, когда он повернулся ко мне:

— Признаюсь… в общем, я знал, где мы. Я уже здесь рисовал, а у художника особая зрительная память… очертания скал, эти удивительные поразительные формы…

— Но было темно, когда вы пристали к берегу.

— Я знал, туманно, конечно, где мы находимся. И с трудом поверил, что мы приплыли прямо к Трегарленду. Я думал, что мы окажемся намного западнее, на мысе Пизард, в Фалмуте. Но, к счастью, мы встретились с друзьями.

— Вы очень умно поступили, — сказала я.

— О нет, мадемуазель, просто повезло. Иногда такое бывает, как вы знаете.

— Вы же видели Симону?

— Еще нет, но знаю, что ей здесь хорошо. К ней относятся по-доброму, и живет она у миссис…

— Пенуир, — подсказала я.

— Да, у миссис Пенуир, которая считает, что Симона очень смелая девушка. Ведь она уехала из своей страны, чтобы сражаться за свободу.

— Ей, кажется, нравится работать на земле.

— Симона привычна к любому труду.

— А раньше она этим занималась?

— У наших дяди и тети во Франции есть своя земля. И возможно, она кое-чему научилась. Еще вина?

— Нет, спасибо, — ответила Дорабелла и добавила: — Между прочим, ты слышал, что случилось с тем виноторговцем?

— Виноторговцем? — он сморщил лоб.

— Когда мы уезжали, то прочитали в газете, что убит Жорж Мансар. Это тот самый человек, не так ли?

— Кто это? — спросила я.

— Он был другом Жака. Он продавал вино, и я вспомнила о нем, когда ты предложил нам еще вина.

— А… сейчас вспоминаю. Да, это было ограбление. Я предупреждал его, чтобы он не носил с собой много денег, но он не был благоразумен. Я говорил ему: «Друг мой, когда-нибудь на тебя нападут грабители». Так и случилось. — А нашли тех, кто убил его? Жак пожал плечами:

— Это произошло на такой улице…

— Что-то связанное с обезьяной, — сказала Дорабелла.

— Рю-де-Санж. Совсем неподходящее место для ночных прогулок.

— Очень жаль, — произнесла Дорабелла. — Мне он нравился.

— О да, Жорж был обаятельным. Но, увы, он искал опасность.

— Итак, ничего не известно — об убийцах?

— Как-то все прошло незаметно. Начиналась война.

— Как ужасно умереть таким образом! — вздохнула Дорабелла.

— После прибытия вы вообще встречались с Симоной? — вмешалась я.

— Нет, это будет наша первая встреча. И какое удовольствие будет услышать от нее самой, как она здесь живет.

— Вы в армии генерала? — спросила я.

— Да-да. Но еще многое надо сделать. Мы должны… как это говорится… самоорганизоваться. И когда наступит время, мы будем готовы.

— Как вы думаете, Германия попытается вторгнуться в Англию?

Он опять пожал плечами:

— Именно об этом немцы думали. Но сейчас все изменилось. Не так легко сделать то, о чем они мечтали. Они были уверены, что победят Британию в воздухе, — только это позволяло перейти к дальнейшим действиям. Но у них это не получилось, и, говорят, они несут большие потери. Посмотрим, что будет дальше. — Жак поднял бокал: — Но когда они придут… если придут… мы будем к этому готовы. Я сказала:

— Мы уходим. Джек уже готов ехать.

Мы расстались с Жаком, который с жаром выразил надежду увидеться вновь. По пути к больнице я заметила:

— У него есть привычка вести себя самым неожиданным образом. Вначале он приплывает к пляжу, а затем встречает нас на улицах Полдауна.

Дорабелла согласилась с моим замечанием.

Наступил новый год, а никаких попыток вторжения не предпринималось, хотя ходило множество пугающих слухов.

Рождество прошло тоскливо. Лондон забрасывали зажигательными и фугасными бомбами, были разрушены Гилдхолл и восемь реновских[6] церквей, и хотя Лондон нес наибольшие потери, страдали и другие города.

Однако настроение со времен Дюнкерка заметно улучшилось. Мы сражались в одиночку и начали чувствовать, что можем выстоять. Жизнь текла как обычно. Мы уже привыкли экономить продукты и, кажется, до конца поняли, что должны жить, что бы ни происходило.

Чарли и Берт очень обрадовались велосипедам. Они носились по дорожкам сада и то спускались, то поднимались по горной тропинке, испытывая истинно детское наслаждение.

Пришла и ушла весна. И снова наступил июнь: два года назад говорили, что к Рождеству война закончится. Какая это была ошибка!

А мы становились с каждым днем сильнее.

Пришли известия, что Германия, даже не объявив войну, напала на Россию.

Это могло означать только одно, а именно, что Гитлер убедился в невозможности удачного вторжения в Британию.

Время шло, а Джоуэн все не возвращался.

Когда я узнала, что люди в лодке — это Жак и его сестра, то была просто потрясена. Мне никогда не хотелось увидеть Жака вновь. Он разочаровал меня и унизил, приведя в дом Мими и притом сделав это с такой дерзкой беззаботностью, как будто это самая обыкновенная вещь — знакомить одну любовницу с другой.

Самонадеянность Жака оказалась просто невыносимой, и мне очень хотелось стереть любое воспоминание о нем. И вот он!

Я благодарила Бога, что он наконец уехал, но Симона мне очень понравилась. Она сильно отличалась от Жака, в первую очередь своей скромностью. Конечно, Жак был художником и жил в Латинском квартале, думая, что он Дега, Мане или Моне, или тот коротышка Тулуз-Лотрек. Симона походила на деревенскую девушку, готовую всегда услужить, и Том Ео говорил, что она хорошая работница и он рад, что взял ее к себе.

Мы с ней очень подружились, поскольку, как мне показалось, она чувствовала себя немного одинокой.

Несмотря на войну, я не совсем потеряла вкус к жизни. Мне нравилось поболтать с ранеными, и я с удовольствием наблюдала, как они тянутся ко мне и, может быть, даже влюбляются.

Но я все время волновалась за Виолетту. Она старалась держаться молодцом, но меня это не вводило в заблуждение. Конечно, мне хотелось, чтобы Джоуэн Джермин вернулся домой или хотя бы узнать, что с ним случилось. Даже трагическая определенность была бы лучше, чем неизвестность. Может быть, со временем Виолетта смогла смириться с ней. И к тому же, как я думала, Гордон Льюит был влюблен в нее. Я как-то никогда не понимала, что он из себя представляет. По-видимому, потому, что я никак не привлекала его. Да нет, он действительно странный человек. Какая-то глубокая тайна спрятана в нем. В конце концов, его мать убийца и сумасшедшая. А он часто ее посещает, и, следовательно, ему все время напоминают о том, какие страшные вещи происходили в усадьбе Трегарлендов.

Конечно, я убеждена, что он очень заботится о Виолетте, и был бы ей хорошим мужем. Но она любит Джоуэна и, кажется, будет любить до конца своих дней… даже если так никогда и не узнает, что же с ним случилось…