Александра Соколова - Мы разминулись на целую жизнь.

– Сколько лет твоему папе? – спросила Лиза, доставая из буфета большое блюдо и укладывая на него листья салата. – Он так молодо выглядит…

– Сорок семь. Маме – сорок один. Они и правда еще молодые.

– Но как? Не могли же они тебя в десять лет родить!

– А они меня и не рожали, – Инна улыбалась, не отрывая взгляда от разделочной доски и оглянулась лишь когда Лиза за её спиной уронила на пол тарелку, – Мась, ну какая разница? Они меня удочерили, когда мне было восемь.

– Ты никогда не говорила… – Лиза расстроено принялась подметать осколки. Она вдруг поняла, что очень мало знает о Инниной семье, и о её прошлом тоже.

– А смысл? Они мои папа и мама, других у меня нет, да и не надо. Зачем говорить?

Инна дождалась, пока Лиза уберет веник, подошла и крепко обняла её за талию.

– Я люблю тебя, – прошептала в ухо, – И доверяю тебе. Понятно?

– Тогда почему ты мне ничего не рассказываешь? – Лиза погладила Инну по спине и с наслаждением поцеловала её теплые губы.

– Просто к слову не пришлось…

Они упоенно целовались, когда от двери раздался тихий кашель.

– Девочки, простите, не хотел вам мешать, – в голосе Инниного отца не было ни грамма раскаяния, – Лиза, твой дядя отправил меня за топором, но я никак не могу его отыскать. Ты мне не поможешь?

– Конечно, – краска на щеках еще не сошла, еще горели губы от недавнего поцелуя, и Лиза резко рванулась в сторону выхода. Она не видела, как за её спиной Инна обменялась с отцом понимающими улыбками.

Прошло еще несколько дней, а Лёка так и не позвонила родителям. Более того – она отключила мобильный, и выдернула шнур гостиничного телефона из розетки. Приступ язвенной болезни прошел, сменившись приступом болезни душевной. Теперь – изо дня в день – у неё болело сердце.

Телевизор – на радость соседям – больше не включался. Из номера Лёка не выходила – спустилась только раз, чтобы договориться о доставке еды в номер. Валялась целыми днями в постели, глядя в потолок, и ни о чем не думала. Или делала вид, что не думает.

Зачем она приехала сюда? Зачем? Для того, чтобы разбередить старые раны, не обязательно было возвращаться в Таганрог – шрамы и так не до конца еще зажили. А теперь Лёка чувствовала, что каждая ранка начинает кровоточить, сдаваясь под нетерпеливыми ногтями воспоминаний.

Неужели никогда ей не стать такой, как все? Неужели она никогда не сможет смотреть на мир так же, как все остальные? Неужели не будет никогда простого человеческого счастья жить спокойно. Неважно, где. Неважно, с кем. Просто – спокойно.

На исходе недели, когда лежать уже было просто невозможно – настолько ныла спина, Лёка перебралась на подоконник. Раздвинула шторы и удивилась – за окном была ночь. Надо же… А казалось, еще только утро. Или уже?

Она посмотрела в окно и, внезапно развернувшись, схватила валяющуюся в углу спортивную сумку. Решение было принято. Оставалось только собрать вещи.

К черту Таганрог. Пусть катится в тартары этот мазохизм. Жили же без неё родители столько лет – проживут и еще столько же. Кому какое дело?

Через полчаса Лёка сбежала вниз по лестнице, кинула дежурной ключи, и выскочила на улицу. Свежий ночной воздух ударил в легкие и заставил немного покачнуться. Мерзость какая! И такси не найти среди ночи… Быстрее, быстрее – к дороге, поднять руку и помахать ею призывно.

А вот и частник. Ночной охотник за сумасшедшими. На новый вокзал, шеф. И побыстрее.

Мелькают дома в окне автомобиля, ревет джазом магнитола, и ускользает вдаль всё то, что давно пора бы забыть.

Вокзал. Лёка выскочила из машины, в несколько прыжков поднялась по ступенькам и оказалась на перроне. Ни одного поезда. Купить билет, что ли? Нет, к черту. На любом попутном поезде можно доехать до Ростова, а там уже – в аэропорт.

Еще бы закурить… Нет-нет, никакого курева! С таким трудом бросала, а теперь что? Всё насмарку из-за каких-то призрачных воспоминаний? Ни за что.

Она кинула на лавочку сумку и присела рядом. В висках что-то мерзко стучало и пыталось скрипеть. Скрип-скрип, милая. Скрип-скрип. Думала, всё так просто, да? Нет, дорогая, ты еще не до конца расплатилась за всё, что сделала. Самое главное еще впереди.

Скрип-скрип…

Лёка подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как к перрону с шумом приближается поезд. Взгляд на часы. Отлично! Еще немножко – и всё кончится.

***

В первом вагоне договориться с проводником не удалось – молодой парень в синей тужурке пренебрежительно надымил Лёке в лицо и отказал, сославшись на постоянные проверки. Проводник второго вагона даже не вышел на перрон. Ругаясь сквозь зубы и волоча за собой внезапно показавшуюся очень тяжелой сумку, Лёка подбежала к третьему вагону и остановилась, пропуская спускающихся вниз людей.

– До Ростова возьмете? – она поймала за рукав куртки проводницу и вдруг застыла, широко раскрыв глаза. В узком проеме ей померещилась… Нет, не может быть!

Сердце внутри сделало рывок и заколотилось о ребра. Пальцы разжались, роняя сумку на грязный асфальт перрона.

– Это… ты? – собственный хрип был последним, что услышала Лёка, прежде чем все звуки вокруг растворились в пустоте.

***

Кристина злилась. Хотя обычным словом «злость» едва ли можно было передать всю гамму эмоций, клокотавших внутри.

– Зачем ты это сделал? – в сотый, наверное, раз за сегодня, воскликнула она. – Она тебе мешала? Или что?

– Она дура! – сквозь громкий рев закричал Женя. – Она первая начала!

– Я знаю, кто первый начал! Тебе папа говорил, что девочек бить нельзя?

– А ей можно?

Женя снова залился слезами. Мама тащила его за собой за руку с огромной скоростью, и он не всегда успевал переставлять ноги. Маленькая детская трагедия заставляла сердечко сжиматься от обиды. А всё из-за Светки-дуры! Кто её просил ломать робота? Сама напросилась!

– Что ж ты за наказание такое! – Кристина за руку подняла сына на первую ступеньку подъезда и в сердцах шлепнула его по попе. – Сколько мне из-за тебя выслушивать жалоб? Сейчас придем домой – будешь наказан.

Подъем по ступенькам затянулся надолго – Женька ревел и сопротивлялся, Кристина ругалась и тянула его наверх. К двери квартиры оба подошли запыхавшиеся и злые. И совсем не обрадовались сюрпризу, стоящему на пороге.

– Привет, – Женя смешалась, увидев раздраженное лицо подруги и её зареванного сына, – Я не вовремя?

– Заходи, – пробормотала Кристина, открывая дверь и проталкивая в неё ребенка, – Быстро иди на кухню, делай чай, а я разберусь с этим чудовищем и приду.

Женя послушно разулась и сбежала вглубь квартиры, чтобы не слышать криков и детского плача. Откровенно говоря, ей совсем не хотелось сюда приходить, но это было важно. И необходимо.

Кристина зашла на кухню только через полчаса – Женя уже успела дважды выпить чаю и трижды пожалеть, что выбрала такое неудачное время для визита.

– Мы помирились, – сообщила подруга, – Не дергайся. Просто этот поросенок побил девочку своим роботом, и мне пришлось выслушать массу приятных слов.

– Девочка осталась жива? – осторожно пошутила Женя.

– Да, – засмеялась Кристина, – Но если бы ты видела размеры этого робота, то удивилась бы, как она не попала в больницу… Кстати, здравствуй дорогая.

Несколько минут они молча смотрели друг другу в глаза, и Женя вдруг непостижимым образом поняла, что ей не нужно ни извиняться, ни объясняться – ничего не нужно! Что рядом с ней та самая, хоть и повзрослевшая Кристина, которую она помнит и любит.

– Кристь… – тихо попросила Женя. – Давай сначала, а? С самого. Как будто последний раз виделись, когда вы меня в Москву провожали.

– Давай, – согласилась притихшая Кристина, – Я совершенно с тобой согласна. Две старые дуры – разве не найдем общего языка?

– Ну, молодыми же находили!

Как будто камень с души упал. Забылись сразу и напряженные разговоры, и обиды, и откровенная неприязнь. Вернее, не забылись, но уползли трусливо в самые далекие уголки памяти – ждать своего часа, или исчезнуть навсегда.

Уже часы пробили восемь, давно вернулся с работы Толик, дважды заходил поцеловать маму раскаявшийся Женька, и даже истощились в пакете остатки заварки, а они всё разговаривали, и никак не могли наговориться.

– Где ты будешь рожать? – спросила Кристина, стоя спиной к Жене и роясь на многочисленных кухонных полках. – Здесь?

– Да. Я больше не хочу никуда уезжать. Таганрог – прекрасное место для малыша. Ему здесь будет хорошо. И потом, если Лёка когда-нибудь вернется – то гораздо больше вероятности встретить её именно здесь…

– Лёка?!

Бабах! Покатился по столу поваленный неловкой Кристиной чайник, и Женя даже покачнулась на табуретке испуганно.

– А что? Ты что-то о ней знаешь?

– Жень… – Кристина вздохнула, присела рядом с подругой и взяла её ладони в свои. – Тебе давно пора перестать её искать. Она очень изменилась. Вышла замуж. И, кажется, даже уже родила.

– Откуда ты знаешь? – бледность разлилась по Жениному лицу, а в груди застонала горечь вперемешку с радостью. Ну неужели? Неужели этот безумный ребенок наконец-то нашел свой дом? Неужели она теперь счастлива и спокойна? Господи, пусть это будет так!

– От её родителей – мы как-то столкнулись в магазине. Ты… расстроилась?

– Нет! – радостно вскрикнула, не осознавая даже, какая часть этой радости была наигранной, а какая – настоящей. – Кристь, я так рада. Неужели чудовище наконец-то успокоилось?

– Да, – облегченно выдохнув, улыбнулась Кристина, – Её мама сказала, что она теперь спокойная стала, семейная. И мужа любит. Представляешь, Жень? Вот и рассказывайте мне после этого, что лесбиянство – это навсегда.

– Перестань! Какая разница, лесбиянка или нет? Главное, чтобы любила и была любимой. Кристюш, я так рада… Ты себе даже не представляешь.