Каждое утро Паком присылал мне фотографию, каждый вечер рассказывал, как прошел день. Ноэ много гулял, мало говорил, регулярно общался по телефону с приятелями и Жюстиной, повторял пройденное, играл на гитаре и перечитывал “Этих господ из Сен-Мало”. Сообщая мне об этом, Паком загорелся:

– Невероятно, он глотает эту книгу, совсем как я в его возрасте. Между прочим, Рен, этот роман изменил мою жизнь.

Бабушка дала его Пакому, когда ему было столько же лет, сколько сейчас Ноэ, и он немедленно захотел стать одним из “господ из Сен-Мало”. Путешествия, Индия, специи и все остальное – логичное следствие этого увлечения. Ему не хватало только парусников, чтобы превратиться в судовладельца из золотого века пиратства. Его рассказ растрогал меня до слез. Этот страстный мечтатель, путешественник, завоеватель стал мне еще ближе.

– Вчера вечером мы проболтали несколько часов кряду, он хочет, чтобы я купил майну и назвал ее Какаду.

– Что-что?

Он даже не услышал мой вопрос.

– А сколько мы хохотали, представляя себе кое-какие сцены!

– Представляя что?

– Тебе не понять!

Установившееся между ними взаимопонимание радовало меня и одновременно вызывало беспокойство. Причем за обоих. Тема Николя пока оставалась табу, но как долго это продлится? Если я начинала выуживать информацию о нем, Паком уклонялся от ответа. Но ведь они должны общаться, так или иначе пересекаться, поскольку, судя по его словам, большую часть дня он проводил в “Четырех сторонах света”. Он считал, что Ноэ нужно время, чтобы прийти в чувство, и я была согласна с ним, но… Какое место потребует себе Николя, если он наконец-то опомнится? А он обязательно однажды опомнится. Как? Когда? Кто знает! Возможно, Ноэ получит тогда то, что всегда искал, сам того не подозревая. Но Паком… Что останется ему, когда Николя вступит в отцовские права? Наблюдая за Полем, который, возможно, никогда не оправится от нанесенного ему удара, я не могла не волноваться за Пакома.


Вот уже шесть дней, как я жила одна, без сына, и все эти дни моя семья и Поль нянчились со мной. Пора было это прекратить. Поэтому я отважилась провести вечер в одиночестве. Как перестать бояться пустоты, возникшей с уходом Ноэ? Легче сказать, чем сделать. Сидя в четырех стенах, я бродила по квартире, не находя себе места. Подошла к стеклянной двери на террасу. Стояла хорошая погода, самое начало лета, однако у меня не было желания выходить из дому. Я ничего не хотела, мне не к чему было стремиться, я чувствовала себя бесполезной. Я с трудом заставила себя немного поесть. Потом налила вина в надежде, что оно оглушит меня. После еды и вина я собралась вернуться на свой наблюдательный пост у выхода на террасу, но тут позвонили во входную дверь. Я не представляла, кто бы это мог быть. Обрадовало ли меня, что кто-то за меня волнуется и хочет составить мне компанию, пока не придет время свалиться в постель? Или я разозлилась на то, что мне не доверяют, не верят, что я смогу сама пережить все это? Как бы то ни было, мой вечерний посетитель проявлял нетерпение.

Звонок звенел снова и снова. В конце концов, вместо того чтобы обрадоваться, я разозлилась на заботу окружающих и поплелась открывать. Увидев, кто ко мне пришел, я напряглась еще больше, если такое возможно.

Я много чего могла предположить, но уж точно не то, что окажусь лицом к лицу с Элоизой. Вот, теперь еще и она свалилась мне на голову, а я так устала, и у меня нет ни малейшего желания оправдываться или бороться. Я, конечно, догадывалась, что в ее жизни произошли пугающие перемены, но я и так уже огребла по полной. Какое-то время мы стояли, уставившись друг на друга. Ни одна из нас не собиралась первой ослаблять бдительность. Она была в легкой куртке, с ключами и телефоном, зажатыми в руке, и можно было подумать, что она живет в двух домах отсюда и забежала на минуту к соседке. Никто бы не заподозрил, что она только что проехала три часа без остановки, чтобы заявиться ко мне. А ведь я могла бы предположить, что однажды она потребует объяснений. Я знала ее мало, но с самого начала поняла, что у нее сильный характер, и, главное, почувствовала в ней женщину, мать. Семья превыше всего! Элоиза, как и Николя, должна была считать меня предательницей. Однако, как ни крути, она радушно распахнула передо мной дверь их дома, поэтому было бы неприлично захлопнуть у нее перед носом свою. Ох, одному богу известно, как мне этого хотелось! Не вымолвив ни слова, я пошла в дом, оставив ей решать, последовать за мной или нет. Она замешкалась на пороге. Я взяла свой бокал и прислонилась к стенке гостиной. Ее глаза пробежались по комнате. Что ж, по сравнению с ее красивым богатым особняком мой скромный маленький дом матери-одиночки должен был показаться ей жалким, но это был мой дом, и она находилась на моей территории. Она стояла, обхватив себя руками, словно защищаясь или дрожа от холода. В какой-то момент она быстро пересекла гостиную и застыла перед “Театром Ноэ и мамы”, где было много фотографий маленького Ноэ. Она ошеломленно поднесла ладонь ко рту.

– Теперь у меня никаких сомнений, – прошептала она. – Николя не захотел показать мне фото, которое ты ему оставила.

Меня это не касалось – не моя забота.

– Зачем ты здесь? – холодно поинтересовалась я.

Она резко обернулась ко мне, лицо ее было злым.

– Ты еще спрашиваешь?! Да потому, что я живу в аду!

Я яростно вскинулась:

– Что ж, значит, нас там двое!

Мы снова смотрели друг на друга с вызовом, обе одинаково напряженные, каждая со своей сломанной жизнью.

– Давай не будем кричать друг на друга, Элоиза, это не продвинет нас ни на миллиметр.

Ее плечи опустились.

– Ты права. Я пришла не за тем, чтобы скандалить.

Мы сложили оружие, я подозревала, что она измотана так же, как я. Обеим имело смысл отказаться от противостояния. Я тяжело вздохнула. Нам придется играть в открытую и отчаянно стараться сохранять спокойствие.

– Выпьешь что-нибудь?

– С удовольствием.

Я взяла бутылку и второй бокал и жестом поманила ее на террасу. Мы сели к садовому столику друг напротив друга. Тихо спускалась ночь, мои мысли улетели в Сен-Мало. Поужинали ли Ноэ и Паком? Гуляют ли по крепостным стенам? Мне не удавалось начать разговор, поэтому я закурила. Я наблюдала за улетающим в небо дымом и собирала остатки энергии, чтобы начать.

– Я возьму у тебя сигарету, теперь уж все равно.

Я покосилась на нее. Обидно сдаваться, продержавшись десять лет, однако первая затяжка принесла ей заметное облегчение.

– Ты считаешь, я нарочно заварила эту кашу? – спросила я.

Она одарила меня улыбкой, полной иронии, и пристально на меня посмотрела.

– Не рассказывай все заново, не напрягайся! Мне уже изложили историю от начала до конца во всех подробностях! Ты нашла пламенного защитника в лице Пакома! Не стану скрывать, я очень удивилась, я была уверена, что он встанет на нашу сторону. Ан нет… впервые с нашего знакомства он наорал на меня. Хорошо бы, чтобы это был и последний раз – как-то не хочется снова попасть под огонь его негодования. Ладно… Он ни за что не рискнул бы потерять лучшего друга ради женщины, какими бы ни были его чувства к ней. Значит, он считает несправедливым обвинять во всех бедах тебя. Поэтому я пришла к выводу, что у него есть для этого основания и будет правильно его выслушать. Он рассказал мне о вас с сыном.

Я встала и бесцельно прошлась по саду. Паком защищал меня от всех и вопреки всему, это было потрясающе, но вовсе не значило, что я должна проявить сейчас слабость. У нас тут не девичья болтовня о любовных переживаниях.

– Ты посмотрела на это другими глазами?

Она горько усмехнулась:

– Можно и так это выразить… Я поставила себя на твое место.

Я смерила ее пристальным взглядом, она ответила таким же. До того как продолжить, она помолчала, сосредоточившись на сигарете и, возможно, набираясь храбрости.

– По совести говоря, – она уже полностью владела собой, – не знаю, как бы я себя повела, окажись я беременной и в полном одиночестве. Возможно, поступила бы как ты. По-всякому могло сложиться. Но вот что бесспорно и чего не изменишь: пока ты выкручивалась, как умела, я наслаждалась блаженной любовью с отцом твоего ребенка, мы вместе проживали наше большое приключение, не заботясь о том, что оставили позади.

Тут уж я пришла в недоумение.

– Вы не могли знать… Послушай, у меня нет ни малейшего желания слушать твои рассказы об Индии, о том, чем вы там занимались и как влюбились друг в друга.

Она встала и присоединилась ко мне в моем крохотном садике, на ее лице была написана грусть и твердое намерение продолжать.

– Ты ошибаешься, мне важно это сказать. Узнай Николя, что ты беременна, он бы примчался во Францию, чтобы выполнить свои обязательства. И я бы его потеряла, Паком бы его потерял. Поэтому, хотя то, что я сейчас скажу, может показаться полным бредом, с тех пор, как все открылось, я, как это ни парадоксально, убеждена в том, что у меня своего рода долг перед тобой и твоим сыном.

Я тряхнула волосами и закатила глаза – ее слова ошеломили меня. К чему она клонит?

– О чем ты?

– Твое самопожертвование в какой-то мере подарило нам с Николя шанс создать нашу пару, построить семью. А ему с Пакомом открыть “Четыре стороны света”. Вот почему с того момента, как ты сказала нам, чей сын Ноэ, и нам стало известно твое прошлое, ты – часть нашей истории. И этого не изменить.

Я отошла от нее, зажгла вторую сигарету, обескураженная грузом, который она возложила на мои плечи. И даже если этот груз повышал мою значимость, я отказывалась его принимать. Слишком уж он связывал наши жизни. Воспитывать Ноэ в одиночку не было для меня ни тяжким бременем, ни тем более самопожертвованием, несмотря на все трудности, нет, совсем наоборот.

– Очень тронута твоими словами, но я все вижу не так…

Она снова подошла к столу, щедро плеснула себе вина, сделала большой глоток, крепко зажав бокал в руке. Мы обе с ней находились на эмоциональных качелях, поочередно то успокаиваясь, то снова заводясь. Она остановила на мне взгляд, ставший более жестким.