Макс виновато улыбался, прощаясь. В дверях он обернулся:
— Марина… ты на какой улице живешь?
Она не удивилась. Словно ждала этого вопроса.
— Ленина, сорок шесть. Третья квартира.
Место, куда привез Цая и его спутников Лысенкович, оказалось действительно удобным. Там, на пригорке, стояли два заколоченных барака.
— Наши, — пояснил Лысенкович. — Можете занимать.
Здесь же имелся родник, росли деревья. В бараках прохладнее было, чем в палатках, скажем. Кроме того, электропроводку в помещениях удалось подключить к линии. Стали жить, как белые люди, со светом и даже холодильником (немыслимая для геологов роскошь), который им на время одолжил завхоз местного пионерлагеря.
Лчсенковичу предстояло еще многое показать приезжим, а мотаться сюда из Табошара было ему не с руки. Остался, пока что, при лагере, сразу же сделавшись душою компании.
Неутомимый говорун, Лысенкович был нашпигован анекдотами, как покупные пирожки луком. Более всего ему нравились истории «про Штирлица». Рассказывая их, Лысенкович мастерски подражал «голосу за кадром» культового фильма: «Выходя из кабинета Мюллера, Штирлиц машинально сунул руку в карман. И понял: это конец». Тут Лысенкович начинал так заразительно хохотать, что смеялись все слушатели: и те, кто сразу уловил соль анекдота, и до кого не дошло, и даже те, кто слышал его в десятый раз.
Цай с Лысенковичем часто и подолгу говорили на геологические темы. Спорили, горячились — до ругани доходило. Один из них оказался ярым «мобилистом», другой — закоренелым «фиксистом». Максу и Лехе, которым волей-неволей приходилось слушать эти диспуты, профессиональная терминология представлялась полнейшей абракадаброй. Их познания в геотектонике ограничивались почерпнутыми из популярной литературы сведениями о некогда существовавшем едином «праматерике», который раскололся, после чего континенты расползлись в разные стороны. И что это, вроде бы, именуется «мобилизмом». А какое отношение свистопляска континентов может иметь к здешним горам, приятели «не догоняли».
Еще хуже у молодых спецов обстояло дело с полевой геологией. В маршрутах они смогли выполнять только функции подсобных рабочих: выписывать этикетки к пробам, наклеивать куски пласты на образцы да рюкзаки с камнями таскать.
— Ничего, — подбадривал их начальник, — освоитесь. Результаты анализов потом станете обрабатывать, так хоть знать будете, откуда они берутся.
Проб и образцов брали много — для последующей статобработки. Таскай — не перетаскаешь.
Камеральные дни тоже не сахар. Все образцы заверни, подпиши, пробы по мешкам разложи, составь накладную, все упакуй, сложи аккуратно в углу барака. Скучища.
Дней десять Макс терпел. Потом отпросился у Цая смотаться в райцентр: мол, позвонить надо домой.
Цай не возражал.
Хватились Макса только за ужином.
— Он до сих пор не вернулся? — поразился начальник, когда ему сообщили об отсутствии Шведова.
Все, включая Леху Трофимова, пребывали в полном недоумении, куда мог пропасть взрослый парень. До райцентра езды от силы час. Час-полтора там. Назад час. На все про все три с половиной часа — выше крыши. Макс отсутствовал уже семь часов.
Цай провел, пожалуй, худший в жизни вечер. Воображение рисовало ему поездки по моргам и процедуру опознания трупа. Мнились вызовы в прокуратуру и срок «за халатность, повлекшую…». Ночью почти что не спал. Встал ни свет ни заря.
К Цаю подошел Рома-шофер и заявил:
— Я знаю, кажется, где его искать.
Макс, выйдя на шоссе, поймал попутку, но не до райцентра, а совсем в другую сторону. Спустя час он уже шагал по табошарской улице Ленина, высматривая нужный номер.
Было воскресенье, и Марина скучала дома одна. Когда позвонили в дверь, екнуло женское сердце: а вдруг это он. Глянула в глазок — так и есть. От волнения не сразу с замком справилась.
Не стала Марина изображать удивление. Сказала просто:
— Я ждала тебя.
Они начали целоваться прямо тут, в прихожей. И не могли уже остановиться.
Макс не запомнил, в чувственном угаре, как они с Мариной оказались в спальне, и как торопливо раздевались, помогая друг другу.
Брачное ложе покорно приняло красавицу-хозяйку с молодым любовником.
В пароксизме страсти Марина вонзила в спину Макса ногти, и застонала так громко и протяжно, что парень не на шутку перепугался: соседи услышат! Решат еще, что здесь убивают кого-то, милицию, чего доброго, вызовут.
Обошлось. Стены дома немецкой постройки могли попадание артиллерийского снаряда выдержать, а уж по звукоизоляции им равных не было.
Потом Марина шептала на ухо Максу всякие милые глупости, называла «солнышком» и «шалунишкой». А он ее «зайкой» и «ягодкой».
С шифоньера на них смотрела равнодушными стеклянными глазами большая кукла, одетая невестой. На висках у Марины блестели крупные капли пота, в ямочке между ключицами к коже прилип маленький золотой крестик на тонкой «крученой» цепочке.
Потом она кормила его состряпанной на скорую руку глазуньей с колбасой, угощала вишневой наливкой. Максу неловко было: явился на свидание с пустыми руками. Он, разумеется, догадался бы купить шампанское, да куда там. Действовал горбачевский «Указ» и спиртное здесь отпускали строго по талонам.
Квартира блистала чистотой. На стенах свежие, салатного цвета обои, вся мебель новая, каждая веешь на своем месте, но… чего-то не хватало для уюта. Тепла «домашнего очага», должно быть. А может, это холодком строгого воинского порядка веяло?
За любовными утехами Макс совсем забыл про время, а когда вспомнил, и речи быть не могло ехать — ночь на дворе. Да и Марина ни за что не отпустила бы…
В лагере у всех отлегло от сердца, когда увидели Макса живого и невредимого, вылезающего из «уазика». А тот имел вид доставленного в зал суда преступника. По дороге «домой» Цай не проронил ни слова, только сопел угрюмо. По приезду в лагерь сказал кратко:
— Пиши заявление по собственному желанию.
— Правильно, гоняй его, — поддержал Цая Лысенкович.
Макс уныло поплелся к бараку. Глядя ему вслед, Лысенкович сказал, уже другим тоном:
— Витя, ты прости дурака. Молодой, глупый. Не той головой думает.
— Да, знаю, — отмахнулся Цай. — Это я так… в целях профилактики. Роман, скажи Шведову: пусть дату пока не ставит.
Когда Макс принес заявление, Цай прочитал, сложил аккуратно и спрятал в полевую сумку.
— Остаешься до первой подобной выходки. Тогда и поставим дату.
Поначалу Цай был очень сердит, буквально взбешен наглой выходкой «молодого спеца».
«Мальчишка, щенок! Самоволку решил устроить. Гормоны, видите ли, играют… Он с бабой будет тешиться, а мне, случись чего, разгребать… Гнать его в три шеи!».
По дороге до лагеря начальник малость остыл.
«Сопляк еще, пацан вчерашний. Бабенка симпатичная подвернулась, вот крышу и снесло. Ух, и до чего хороша, стерва. Но! Мог бы намекнуть, хотя бы дружку своему, куда направляется. Знал ведь, гаденыш, что отсутствие человека по неизвестной причине — всегда ЧП. Приструнить надо, чтобы впредь думал башкой, а не… другим местом».
Долго сердиться Цай не умел. Макс был прощен. Через неделю никто уже и не помнил о его проступке. Никто, кроме самого Макса. Он готов был повторить это еще раз, не остановили бы и самые суровые санкции. Останавливало его только чувство уважения к Цаю. Не хотел подводить начальника, совестно было.
Работа продолжалась. Проб нагребли немеряно. Нужно было везти их в город. К тому же, Цая ждала «памирская» группа.
За начальника остался Алик Бочкин — «правая рука» Цая, парень лет двадцати семи.
Лысенкович тоже отбыл в родные пенаты.
Молодежи поручено было протянуть длинный профиль на предмет геохимического опробования известняковых толщ.
Максу не составило большого труда уговорить Алика отпустить его в Табошар. «Замнач» понимал: Макса не удержать. Хоть на цепь посади — сбежит. Оговорили лишь срок возвращения.
В этот раз Макс прибыл в поселок под вечер, и поджидал Марину на остановке. Он знал, что работников геолпартии всегда подвозит служебный автобус.
Старенький «пазик» подкатил к остановке. С шумом открылись двери, Макс радостно улыбнулся, увидев знакомое милое лицо.
Марина, напротив, нахмурилась, быстро огляделась: не смотрит ли кто из знакомых, подошла к Максу и сказала полушепотом:
— Ты зачем здесь. У меня муж вернулся.
И все. Повернулась, уверенной походкой направилась к дому, ни разу не оглянувшись.
А Макс… Макс, словно побитый пес, побрел в сторону шоссе. Горькие мысли одолевали его.
Брошенный любовник. Опять брошенный. Марина попользовалась им, в отсутствии мужа, да и выкинула, за ненадобностью.
«Весь мир бардак, все люди — бл. и», — любил повторять его приятель Стасик Романовский. Похоже, Стас был прав. А Марина такая же, как все.
Напрасно грешил Макс на человечество, всех под одну гребенку причесывая. Да и Марина, если разобраться, лишь в том была виновата, что не стала противиться их обоюдному желанию близости. Не мог знать Макс всех ее обстоятельств. Не понять ему было тоски молодой красивой женщины в заштатном городишке, где из развлечений один только телевизор. Как ей было объяснить, что муж у нее ни рыба ни мясо, и что вышла за него, только потому, что «время подошло», и даже детей у них никогда не будет, по причине ее бесплодия.
Подсознательно Марина давно была готова к адюльтеру и, увидев в первый раз Макса, сразу подумала: «Какой милый мальчик… Ну, обрати же на меня внимание». Случай свел их, и Марина решила: Максим ее принц. Ее «маленький принц» на одну безумную ночь.
"Мы искали друг друга" отзывы
Отзывы читателей о книге "Мы искали друг друга". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Мы искали друг друга" друзьям в соцсетях.