Боря остановился у загородного ресторанчика с открытой террасой. Внизу шумела речка, от которой веяло прохладой, дымился мангал с шашлыком, но все столики были свободны.

— По шашлычку? — предложил Борис.

Саша начала было отнекиваться, но Боря не стал слушать возражения, провел спутницу к столику, заказал две порции. К шашлыку Боря взял еще бутылку болгарского вина для Саши и минералки — себе.

Зачем? — опять попыталась возразить Саша. — Что, я буду пить одна?

— Ничего. Считай, что мы вдвоем выпиваем. К мясу — красное вино. Так классики советуют.

— Ты с ума сошел Боря, я же упьюсь!

— Я не заставляю тебя всю бутылку выпить. Чуточку — для аппетита. А что останется, с собою заберем.

С Борисом трудно было спорить, на все у него ответ имелся. При этом он не навязывался, держался по-джентельменски, не делая ни малейшего намека, что ожидает от Саши чего-то в благодарность за угощение. И все-таки, девушка ощущала неловкость: ведь, как ни крути, а она принимает ухаживание парня, давая ему тем самым повод надеяться на близкие отношения в дальнейшем. И не так он прост, этот Боря. Шмотки у него, — адидасовские кроссовки, светлые брюки из тонкой «плащевки», бежевая рубашка с коротким рукавом, — явно не из магазина; на безымянном пальце массивный перстень-печатка — знак принадлежности к миру «деловых».

Но, как бы там ни было, а на свежем воздухе у Саши разыгрался аппетит, заставив отложить в сторону душевные сомнения. А шашлык в сочетании с красным вином оказался очень даже не плох.

Саша сидела спиной к дороге и не видела, как из подъехавшего микроавтобуса высыпала группа молодых людей, решивших тоже «вдарить по шашлыку».

— Сэнди! — услышала Александра и обернулась.

— Таня?

Татьяна, — это была она, подруга по больнице, — подошла к столику, поздоровалась.

— Привет, — ответила Саша, опять смутившись, сама не зная почему. Борис сдержанно кивнул.

Татьяна стрельнула глазами на Борю, лукаво улыбнулась подруге: ага, у тебя новый кавалер!

— Как дела Сэнди? Диета, вижу, закончилась.

— Да, вот… — пробормотала Саша.

— Ну, ладно, не буду вам мешать.

Саша была раздосадована этой встречей. И не потому, что окончательно стало ясно: их дружба, на самом деле, шапочное знакомство, не более. Своим появлением Татьяна заставила Сашу вспомнить о Максе, и одновременно, как бы, укорила.

Садясь в машину, Саша вновь поймала на себе любопытный взгляд бывшей подруги. «Ого! Богатенького отхватила себе ухажера. Кто же он такой?».

Настроение у Саши окончательно испортилось. Борис недоумевал, но с расспросами не лез, на обратном пути тактично молчал, только мурлыкал что-то под нос. Остановив машину у Сашиного дома, он выжидающе посмотрел на девушку; та натянуто улыбнулась, сдержанно поблагодарила, и, попрощавшись, ушла.

3

Горы были, что называется, рукой подать. С любой точки города, куда ни глянь — горы. Даже из Сашиного окна виден Гиссарский хребет, возвышающийся синевато-серой громадой над грязно-желтыми холмами предгорий.

Здесь, в городе, в разгаре лето: раскаленный асфальт, дрожащий от зноя воздух, душная хмарь. Там, в горах, бушевала весна, качали «лисьими хвостами» огромные, выше человеческого роста, эремурусы, волнами разливался аромат цветущего югана.

Саша упаковывала рюкзак: ботинки-«вибрамы», свитер, две пары шерстяных носков, сменные рубашки, крем для рук, крем для лица, зеркальце, косметичку… Не забыть бы ничего. «В горах любая мелочь важна», — поучал дочку папа — старый геологический волк. В отдельный пакет Саша уложила вкладыши для спального мешка, бельишко, купальник. Ну, кажется всё. Завтра — «прощай любимый город», и — «вперед и вверх». Начинается летняя учебная практика.

Как всегда, волнительно немного и грустно. Саша, несмотря на богатый опыт кочевой жизни, была, в сущности, домашним ребенком. Диван, интересная книга, мамины пироги — это для нее; а подъем ни свет ни заря, отбой в 11–00, ежедневные маршруты — что называется, на любителя. Хотя… поднадоел город за зиму, хочется сменить обстановку.

«Так и буду всю жизнь мотаться: город — горы, горы — город. Выбрала профессию… Может, зря не послушалась родителей, не пошла на медицинский? Зубрила бы сейчас анатомию, ни о каких горах не думала бы… Там на лекциях все в белых халатах, провонявшие формалином аудитории… Ужас!».

Саша прилегла на диван, закинув руки за голову, прикрыла глаза. Накатило, вдруг, защемило сердце, захотелось уткнуться в подушку и зареветь. Не оттого, что разлучается с родным домом, это — пустяк. Не на век расстается — на какие-то два месяца, да и не на край света едет. Мучило другое. Где-то глубоко, может быть даже в подсознании, сидело ощущение недоделанности чего-то важного, грозившего невосполнимой потерей; упустишь сейчас — потом не поймаешь.

Из гостиной доносилась музыка. Пели: «Позвони мне, позвони…». По телику показывали «Карнавал» с Ириной Муравьевой. Фильм Саша уже видела раньше — тогда не зацепил; песня тоже. Вот, теперь…

«Позвони, — еще долго крутилось в голове заевшей пластинкой, — позвони мне, ради бога…». Нет, не позвонит он. Теперь точно не позвонит.

Некоторое время Саша лежала, закрыв глаза.

«Наплюй на свою гордыню — звони сама», — приказал внутренний голос. «А номер?». «Попробуй узнать у Татьяны», «Нет. Не стану ей звонить». Саша прервала внутренний диалог, стала вспоминать. Ведь что-то Макс рассказывал о себе…

«…У меня в роду шведы, наверное, были; фамилия — Шведов». Точно, Шведов!

Саша рывком встала, подошла к книжному шкафу, порылась, достала телефонный справочник. Раскрыла на «Ш». Шведовых было трое, и еще одна Шведова. Который из них? Отчества Макса она не знала. Припомнила: он говорил, что живет на «МЖК». Ага, вот — Шведов Н.А., ул. Маяковского… Подходит.

Саша перенесла телефон из прихожей в свою комнату: длина шнура позволяла таскать аппарат по всей квартире; прикрыла дверь.

Волнуясь, как абитуриентка на первом экзамене, набрала номер. Ответили сразу:

— Да.

Голос показался Александре знакомым, но решила уточнить:

— Можно Максима?

— Я слушаю.

— Здравствуй.

— Сэнди? Привет!

В голосе Макса слышались и удивление и… радость? Господи, неужели он и вправду рад ее слышать?!

— Откуда у тебя мой номер?

— Сорока принесла. На хвосте, — привычно отшутилась Саша. — Рассказывай, как живешь-можешь?

— Не жалуюсь. А ты?

— Я тоже.

Вот и поговорили… Боже ты мой, ну что она как жвачку жует. Опять ведь расстанутся, не сказав ничего.

— Максим!

— Саша!

Прозвучало синхронно, и — опять пауза. Молчание первым нарушил Макс:

— Я думал о тебе.

— И я.

— Давай завтра встретимся.

Саша чуть не разревелась — идиотка, ну что бы ей раньше позвонить!

— Я завтра уезжаю, — пролепетала она жалобно, — на практику.

— А-а. — Макс был явно разочарован. — А когда приедешь?

— Не знаю. Постараюсь в этом месяце вырваться на день-два…

— Позвонишь?

— Ага. — Саша вздохнула. — Я скучала по тебе, Макс.

— Правда? И я…

Спать Саша укладывалась счастливая и грустная, одновременно.

Так она и заснула — с печальной улыбкой.

4

Участок, где располагался университетский лагерь, на геологическом языке именовался Зиддинским грабеном. Несмотря на пугающее название, то была довольно симпатичная местность. Здесь имелись изумрудно-зеленые холмы и скальные обрывы, стремительная речка и тополиная роща над обрывом.

Лагерь: три ряда палаток, столовая под навесом, походная кухня. Вечером, для освещения, заводили движок-электрогенератор, его треск сливался с шумом реки — своеобразная замена сверчку.

Конец июня. Лето добралось и сюда. Днем пекло, камни накалялись — не притронешься, но стоило солнцу зайти, становилось свежо. Под утро и вовсе колотун: с реки сыростью тянуло, вылезать из теплого спальника — и думать не охота, а куда денешься. Вот уже дежурный дурным голосом орет: «Подъем!», молотит по подвешенному рельсу железякой; полусонный народ бредет к речке умываться… Будни. Рутина. Маршрутные дни, камеральные дни…

Чтобы как-то разнообразить бытие, Александра сотоварищи сходили на минеральный источник, нарзанчику попить. Полдня туда шлепали, полдня обратно, ноги посбивали — такой путь отломить, да по крутым склонам… Вот, ведь — охота пуще неволи. Тут главное — уйти от однообразия лагерной жизни. А то, получается как в анекдоте: «Начальник пионерлагеря построил пионеров и говорит:

— Запомните, здесь, прежде всего — лагерь, а уже потом — пионерский».

Монотонное течение дней нарушило необычайное происшествие. С перевала спустилась группа туристов-дикарей: двое мужчин и две женщины, по виду явно не здешние. Оказались — немцы. Один из них, кое-как изъяснявшийся по-русски, вежливо поинтересовался у дежурного, где им можно поставить палатки. Тот показал рукой в сторону обширной поляны за лагерем:

— Да, вон — места много. Ставьте, где захотите.

Немцы разбили бивак не так, чтобы вплотную, но и не слишком далеко, в пределах видимости. Установили палатки, наладили костерок, сварганили что-то на обед, а пока варилось, решили позагорать и поиграть в волейбол. Взорам изумленных геологов предстали худощавые, длинноногие и абсолютно лишенные комплексов (ну, еще бы — заграница!) люди: джентльмены в «костюме Адама», дамы — в «платье Евы», соответственно.

На горном склоне, по-над речкою, притулились три небольших кишлака: Насруд, Пасруд и Намозга. Пожалуй, все их население высыпало посмотреть на необычное представление, устроенное путешественниками-нудистами. Таким образом, зрителями в партере оказались геологи, а на галерке — кишлачные жители.