Меня это на какое-то время удерживает и не дает идти дальше. И я борюсь с невидимой силой, которая окутывает руки и ноги, нашептывая, чтобы я шла обратно. Я упрямо продолжаю пробираться сквозь толпу, которая, как по приказу рассеивается передо мной, превращаясь в огромные пятна, которые затем уменьшаются и начинают мельтешить перед глазами.

Передо мной внезапно вырастает узкая каменная лестница, ведущая куда-то наверх. Я поднимаюсь по ней, и каждая ступенька становится все выше и выше, а лестница все круче и круче, из-за чего я опускаюсь на четвереньки и уже карабкаюсь со страхом сорваться вниз, в жуткую темноту.

И вот, наконец, я на последней ступеньке. Облегченно вздыхая, я поднимаю глаза, и тут же вижу его… Он держит на коленях… другую… Та обнимает его за шею, притягивая для поцелуя. На мгновение мое сердце останавливается, и я застываю в ужасе, и вдох замирает у меня на губах.

Он поворачивает голову в мою сторону, и глядит с укором и болью. А потом отворачивается к той, другой. И улыбается ей, нежно поглаживая золотистые локоны.

Я пытаюсь набрать воздуха в легкие и что есть силы закричать. И я кричу, но моего голоса никто не слышит. Он бьется внутри меня… Мой крик раздирает душу, рвет сердце в клочья. А от отчаяния, что мой милый не со мной, что он сейчас поцелует какую-то другую, хочется умереть, исчезнуть, раствориться, как сизый дым…

Я протягиваю к нему руки, пытаюсь сделать шаг, но ноги меня не слушаются. Он всего в нескольких шагах от меня, но я понимаю, что мне до него не дойти, слишком далеко…

Все, что мне остается, это стоять на ступеньках и смотреть, как моя любовь наклоняется к губам белокурой нимфы, что так вожделенно прикасается к нему…

Весь мир шатается, и я соскальзываю со ступеней и лечу вниз, в черноту. А там, наверху, в круге света, чужая обнимает моего любимого и тянется губами к его губам…

Я последним взглядом впиваюсь в эту картину, что разбивает мою душу на тысячи осколков… Мои осколки любви…

Над ухом проносится знакомый, надменный и самодовольный голос:

- Все люди что-то теряют в жизни, или кого-то… ты - не исключение…

- Прочь, пошел прочь! – кричу я, из последних сил цепляясь руками за скользкие ледяные ступеньки.

- Нет! Я не хочу вниз! Нет! Прости меня! Прости! – я продолжаю кричать и падать вниз, отдаляясь от него…


- Кэн, проснись! – я чувствую, как меня вырывают из цепких лап сна, но не могу открыть глаза, из которых одна за другой текут слезы, будто наперегонки. Я в бреду продолжаю просить прощения и хвататься за испаряющиеся ступеньки, ощущая чувство падения, но сильные руки меня подхватывают в самый последний момент, когда я сипло кричу: прости меня…


Джо


- Скажи Эвелин, что я купил лекарство, и ей приезжать не нужно, с ней буду я, - попросил передать Макса Эвелин, которая все уши ему прожужжала, порываясь приехать к своей подруге. Я глянул на Кэндис, которая спала очень беспокойно, то и дело, покрываясь холодным потом или же наоборот – ее бросало в жар. Я прикладывал спиртовой компресс к ее лбу, чтобы хоть как-то сбить температуру, помимо того, что заставил выпить ее лекарство.

- Я-то сказал ей, но ты же знаешь женщин, - я уже представил, как Макс закатил глаза к небу. – Это такие неугомонные существа… - Макса прервал голос Эвелен, которая крикнула «сам ты неугомонное существо», чем вызвала легкий смешок у меня.

- Дай мне Эвелин, - попросил я Макса, несколько в приказном тоне.

- У тебя уже Кэндис есть!

- Трубку передай ей, дебил, - Макс еще что-то поворчал, но телефон все-таки передал Эвелин.

- Джо, ну как там она? Температура высокая? Лекарство уже выпила? А уколы делать не нужно? Если нужно, то я приеду. Я очень хорошо делаю уколы. Кэндис даже бабулю с соседнего дома разбудила, когда благодарила меня за укол!

- Я представляю, - успел вставить свое «восхищение» я, как Эвелин снова затараторила.

- Мне нужно было идти на медсестру, а не на филолога. Бл*ть, Макс, отвали, не видишь, я разговариваю! – видимо, теперь Макс решил выхватить трубку. Эвелин нервничает, это чувствуется по ее голосу.

- Эвелин, все будет хорошо, она скоро поправится, обещаю, - заверил ее я. На что услышал в ответ молчание, а потом она серьезно сказала.

- Не оставляй ее ночью, она боится грозы, - я снова посмотрел на Кэндис и произнес:

- Не оставлю, - отключившись, я подошел к кровати и присел на край возле нее.

Ей снилось что-то беспокойное и неприятное. Она ворочалась и тихо стонала, будто испытывала боль… душевную. И с каждым разом ее волнение и метание по постели становилось сильнее. Она что-то бормотала, но я не смог понять что. Глядя на ее страдания, которые четко вырисовывались на безмятежном прекрасном лице, я чувствовал, как во мне растет невыносимо горькое чувство потери и грусти. Создавалось такое ощущение, что я проник в ее сон…

Мотнув головой, я попытался отогнать ненужные мысли, что вызывали беспокойство, и прикоснулся ко лбу Кэндис. Он был настолько горячим, что меня самого бросило в жар.

Резко поднявшись с кровати, я откинул одеяло с Кэндис, и начал снимать с нее одежду, оставив лишь нижнее белье. Она вся покрылась мурашками, и рефлекторно обняла себя руками. Ей было холодно, отчего слышался стук ее зубов. Зная, что этот метод помогает сбить температуру, я начал растирать всю ее спиртом, при этом делая ветер журналом, который взял с прикроватной тумбочки. Кэндис нервно сминала простынь, ища, чем себя укрыть, но я ей этого сделать не позволил. После моих усилий, температура начала спадать, и когда я ее измерил ей, на градуснике показывало тридцать семь и три. Только после этого я ее накрыл одеялом и лег рядом, заметив, как по ее щекам начали течь слезы. Внутри меня что-то оборвалось, и я сам не заметил, как взял ее к себе на руки, крепко прижав к груди.

- Все хорошо, маленькая, не плачь, - я ловил ее слезы губами, а каждый ее всхлип заглушал легким поцелуем. Но Кэндис это не успокаивало, она начала вырываться из моих рук так, как если бы карабкалась по мне. Уложив ее снова на кровать, я накрыл ее тело своим, крепко обнимая и не давая больше вырываться, пока она гулко не закричала. Мне казалось, что она потеряла голос, потому что видел, как она силиться, чтобы выкрикнуть, но у нее ничего не получалось, пока наконец не вырвался надрывный стон.

- Нет! Я не хочу вниз! Нет! Прости меня! Прости!

- Кэндис, проснись! – я легонько похлопал ее по лицу и потряс за плечи, пытаясь привести ее в чувства. Она резко распахнула глаза и задержала свой пронзительный взгляд на мне. Меня бросило в дрожь от ее глаз. В них была боль и отчаяние.

- Прости меня, - тихо проговорила она, медленно моргнув, из-за чего сразу выскользнула слеза, просочившись сквозь загнутые пушистые ресницы, зацепившись на их кончиках, затем сорвалась вниз наискось и за пару секунд скрылась в волосах.


Кэндис


Быстро сев в постели, я обхватила его шею руками, когда он приподнял меня за ягодицы и усадил на себя. Вот сейчас, в таких крепких и родных объятиях, сопровождаемых таким теплым, обеспокоенным и в тоже время нежным взглядом, есть возможность сознаться ему во всем и наконец, быть честной до конца.

- Прости меня, - вновь говорю ему, не прерывая зрительного контакта.

- За что? – как? Как ему сознаться? Он не простит. Я могу стать ему противна после этого. Он не поймет, как можно просто так, взять и поспорить на человека. Он не игрушка.

- Я… - ну же, скажи ему! – Я… я забираю твое время, прости меня… - опускаю глаза и крепко обнимаю его.

- Мое время – это ты.

- Что это значит? - тихо всхлипнув, дотронулась до его щеки своей, и медленно потерлась, словно кошка, просящая ласки.

- Что твое время – это я, - я оторвалась от него и заискивающе начала что-то искать в его глазах. Глупо надеяться увидеть там любовь. Слишком мало времени прошло для этого божественного и светлого чувства. Но мне хочется увидеть, хотя бы что-то отдаленно напоминающее его. Все, что я сейчас вижу в его глазах, это безграничную заботу, внимание, беспокойство, желание и намек на влюбленность, или, быть может, я это себе все выдумала? Возможно, он не влюблен… или влюблен? Мне сложно его понять. Я не могу проникнуть в его сознание, прочесть его мысли. Зато он меня умеет читать. Пусть не всю до конца, но большую часть точно. Для меня же он - великая тайна, «одетая» в инсигнии, что блестела яркими лучами солнца. От него исходила власть, присущая людям самой чистой породы.

Мы продолжали смотреть друг на друга, пока он не приложил ладонь к моему лбу.

- Температура пока не поднимается, это хорошо. Тебе нужно лежать, - он уложил меня на постель, и направился к двери комнаты.

- Ты куда? - я боялась, что он сейчас уйдет. Мне этого ужасно не хотелось, особенно после такого жуткого сна. А еще, за окном молния, значит, будет гроза. Как это странно. Ноябрь месяц и гроза. Такое бывает очень редко, и причина тому – аномально теплый ноябрь. Только в последние несколько дней погода стала быть похожей на конец осени, хотя, такие дожди, свойственны предыдущим месяцам этого времени года. Сейчас мне бы хотелось снега. Первого снега, такого же желанного, нежного и мягкого, как наш с ним первый поцелуй.

- На кухню. Тебе надо поесть, скоро снова пить лекарство, - он тепло улыбнулся и скрылся за дверью. Какой у меня заботливый мужчина. У меня? Глупая улыбка озарила мое лицо. Хочется улыбаться постоянно, от мысли, что он мой… наверно… мой…

Я обняла подушку крепче, не желая засыпать при этом. Мне просто необходимо было почувствовать его объятия, но пойти за ним на кухню я не могла. Мои мысли отвлек звонок моего сотового. Увидев имя своей подруги, я обрадовалась. Она волнуется обо мне, поэтому звонит поинтересоваться, как я себя чувствую.