Эдди прислушался. Ветер качал массивные деревья с густой кроной. Он отчетливо улавливал шорох каждого листика, шепот и голос… Гид с толстой папкой под мышкой вышел из боковой дверки, поздоровался с туристами и принялся рассказывать им о маме.

– … В новом веке молодая королева поддерживает благотворительные и социальные проекты, направленные на поддержку обездоленных и сирот, культурного просвещения масс, и два раза в год имеет право издавать законы.

Расстроенный Эдди пожал плечами, когда седой турист в очках жаловался на неэффективность недавних законов королевы, молодой человек в кепке посмел обратить в шутку их с Альбертой существование, а стройная девушка предположила, что «счастливый брак» королева и музыкант используют как средство повышения собственной популярности.

Эдди хотел подойти ближе, обозвать туристов лгунами и крикнуть: что вот он, живое доказательство любви мамы и папы. Не смог. Развернулся и побрел, опустив голову, в сторону набережной и присел на лавку около пожилого мужчины в шляпе. Мохнатая собака лежала подле ног старика и тихо сопела. Эдди устроился на самом краю скамейки и задумчиво смотрел на течение реки. Ему вдруг захотелось, чтобы пришла Кларисса и забрала домой. Он понял, что одинокие прогулки по чужому Городу не идут на пользу, а лишь утомляют и нарушают душевное спокойствие.

– Потерялся? – спросил старик, пошевелил поводком и закашлял.

Эдди кивнул.

– И где ты живешь?

– Далеко, – ответил Эдди, следуя инструкции дяди Клауса. – Я сбежал с уроков в школе и жду няню.

– Почему сбежал? – старик осмотрел его с ног до головы. Эдди застегнул верхнюю пуговицу куртки. Ему стало не по себе от пристального взгляда серых глаз. Он присмотрелся к незнакомцу, заметил сетку морщин на лице и решил, что внезапно уходить будет уже невежливо. – Я в свое время бросил учебу на финансиста ради жены и маленького сына. Теперь немного жалею об этом. Жена утверждает, что я так и не смог выбиться в люди и приношу мало денег в дом. Сын вырос, не учится, не работает, жениться собрался, а у невесты ветер в голове гуляет, как и у него.

– Все что я хотел узнать о науке, я уже изучил. Не понимаю, зачем придумали контроль, оценки и навязывание одних и тех же предметов.

– О, как! – воскликнул старик. – И где ты учишься, если все знаешь? Чем хочешь заниматься дальше?

– Философией, – ответил Эдди и задумался. – Я люблю размышлять в одиночестве. Меня не может слушать даже моя сестра. Если надоедаю ей рассуждениями, она ведет меня в музыкальный класс с барабанами и начинает колотить по ним. Я говорю, а она стучит…

Старик кашлянул и сказал:

– Тедди, впервые за несколько месяцев нам попался умный малыш. Знаешь, по вечерам пятницы я веду факультатив в Городском Университете. Если заинтересовался, приходи. Сверстников не встретишь, мы обсуждаем разные вещи – историю, современность, культуру.

– Вы профессор? – поинтересовался Эдди.

Старик кивнул, потрепал шею собаки долговязой рукой со старческими пятнами. Эдди не смог определить возраст незнакомца и никогда не признал бы в нем профессора Городского Университета. Одет он был необычно – в просторные брюки оливкового цвета и темный свитер в полоску. Толстый шарф окружал невысокую шею и был завязан узлом. Взгляд и черты лица скрывала шляпа такого же цвета, как и брюки.

– Мистер Фрэнсис Бойл. Имею честь представиться … – сказал старик и протянул Эдди руку.

– Эдди, – представился Эдди. – Мое полное имя Эдвин, но все зовут меня Эдди.

– Очень приятно, так ты придешь в пятницу? Я напишу телефон, – старик вытащил из кармана свитера потрепанный блокнот, черную ручку и записал номер.

Эдди не сомневался, что нашел в профессоре Бойле учителя, которого искал четыре года. Пока старик записывал номер телефона и адрес Городского Университета, он мечтал, чтобы мама предложила профессору стать преподавателем наследника. Эдди твердо решил переложить проблему на Клариссу. Фрэнсис Бойл, улыбнувшись, положил вырванный лист из блокнота в карман его брюк.

«Папа не поможет убедить маму, что мне нужны эти занятия. Он всегда говорит Альберте „нет“, когда она хочет вынести свои занятия за пределы музыкального класса в Золотом Дворце. А Кларисса поможет».

– И что же тебя заставило думать о философии? – спросил профессор.

– Не знаю, у меня вполне счастливая жизнь – родители, – он не добавил, что знаменитые, – сестра и младший брат, мама беременна. Няня, школа, друзей нет – мне с ними не интересно, им со мной. И чего-то в этой жизни не хватает…

– Ты хочешь заполнить душевную пустоту, малыш? – спросил старик и усмехнулся. – Ты еще не дорос до возраста, когда думать о серьезных вещах становится неизбежностью. Ты должен веселиться, как это делают другие дети, а о пустоте успеешь подумать. Жизнь так сложна, что когда тебе будет двадцать пять, ты, возможно, пожалеешь, что упустил детство.

– Не пожалею! – воскликнул Эдди. – Моя жизнь расписана с рождения. Нормального детства у меня не может быть. Моя сестра мечтает стать музыкантом и медленными шагами идет к мечте. Цель уже достигнута.

– Я ошибся в тебе, – сказал старик и потрепал ухо собаки Тедди, она подняла голову, зевнула, посмотрела уставшими глазами на старика и вернулась в прежнее положение. – Ты смышленее, чем я думал. Скажи, много читаешь на досуге?

– Да, – ответил Эдди. – И размышляю. Сам с собой.

– Теперь понял, куда идти, в моей группе занимаются ученики разных возрастов. Я хочу сохранить в этом мире то, что пытаются искоренить.

– Вы о чем? – спросил Эдди.

– Да так, – ответил профессор. – Теперь я начал говорить ерунду, старость, видишь ли. Я соврал, я веду факультатив для обычных детей. Прибавка к основной зарплате. Скажи, я могу ожидать звонка?

Эдди не успел ответить. По дорожке бежала рассерженная Кларисса. Волосы растрепались, а серая юбка болталась вокруг ног.

– Вот ты где! – сказала она и сняла его со скамейки. Расставаться с профессором ужасно не хотелось. Эдди понял, что мистер Бойл соврал насчет «обычности» кружка. Он бы заставил рассказать профессора правду, если бы не внезапное появление няни.

«И как Кларисса меня нашла?».

– В Городе два места, куда тебя тянет – Площадь и Парк, – громко заявила она, читая его мысли. – Идем. У ворот ждет машина. Вы уж извините, – обратилась она к старику, – если досаждал вам, за день превратился в неуправляемого ребенка!

– Ничего, – старик подмигнул Эдди, как бы намекая, что ждет его в следующую пятницу. – Ваш ребенок уникален, вы это знали? – Кларисса сделала вид, что не услышала вопроса, а Эдди согласился с профессором и неохотно побрел за няней, решив, что сбегать иногда полезно. Кто знает, с кем сведет судьба.


Элизабетта привела Анри в комнату матери. Закрыла дверь на замок и включила верхний свет. Анри взглянул сначала на рояль, затем на портрет свекрови и ощутил присутствие духа Маргариты. Стало неловко. Раньше, когда они с Элизабеттой жили в этих комнатах, таких ощущений не возникало.

– Сыграй мне, – попросила она и подняла крышку рояля. – Третий концерт.

Анри покорно сел на черный табурет и положил руки на белые клавиши, стараясь вспомнить хотя бы мотив знаменитого классического произведения, о котором она говорила.

Элизабетта тем временем достала из шкафа кассетный магнитофон и включила в сеть. Из динамиков зазвучал знаменитый третий концерт. Анри убрал руки с рояля и удивленно посмотрел на жену. Элизабетта не торопилась объяснять поведение. Она повернулась лицом к портрету матери, сдвинула в сторону и открыла сейф ключом, который достала из кармана платья. Анри в недоумении наблюдал, как она выкладывает на крышку рояля толстые тетради и странно на него смотрит. Третий концерт звучал из динамиков, он прерывисто дышал, пытаясь понять суть тайны Элизабетты, а она, выкладывая последние тетради, готовилась к откровенному разговору. За пятнадцать лет Анри изучил характер жены и повадки. Он не умел лгать ей, а она ему.

Анри не удержался и взял одну из тетрадей. Он успел заметить, что страницы пожелтели, а половина информации устарела или была написана неразборчивым почерком. Анри присел на ковер, облокотился о ножки рояля и помог устроиться Элизабетте.

– Что это? – спросил он, размахивая одной из тетрадей с надписью «Четвертый слева». – И к чему весь этот спектакль с третьим концертом?

Элизабетта сердито на него посмотрела, забрала тетрадь и бросила в общую кучу.

– Оставим шутки на потом, – вполне серьезным голосом сказала она. – Мои друзья-враги что-то замышляют, и я хочу знать, что именно! Сегодня я поняла, что не могу доверять Клаусу, отцу, и даже верному Эдварду и нашему общему другу-спонсору Эрону Конли! Я могу рассчитывать только на себя и … твою помощь.

– Ты можешь объяснить, что случилось? – спросил Анри. Элизабетта показалась ему потерянной и странной. Взгляд его жены одновременно метал молнии и давал понять, что она справится с проблемами, но в то же время казался испуганным, словно она доживала последние часы, погружаясь в неизвестность и неопределенность.

– Не знаю, с чего начать, уж лучше на самом деле ни о чем не думать и ничего не делать – наслаждаться жизнью, веселиться, пить вино на вечеринках и приемах, жертвовать многомиллионные суммы, прикрываясь сиротами, манерами и лицемерной улыбкой. Я знала, что так будет, но все равно пришла к бабушке, когда она меня позвала. Я люблю быть в центре внимания и осознавать, что могу получить все, чего захочу. А на рассвете, когда я впервые вздумала пойти против, меня поставили на место.

Она вздохнула, сдерживая слезы. Анри впервые пожалел ее, чувствуя, что она многое держала в себе и тайны изводят ее. Он крепко прижал голову Элизабетты к груди под кульминацию третьего концерта – умения выбирать подходящую музыку она не утратила.

– Много лет назад прадед выдал бабушку замуж за очень богатого человека – Леона Андре. Бабуля после замужества жила вполне счастливо, воспитывая маму и дядю, разъезжала по благотворительным фондам, приютам, школам, прочим учреждениям и делами страны не интересовалась. Пока Леон внезапно не умер и не оставил в наследство состояние, здесь отмечу, деньги он завещал моей матери, бабушка могла ими распоряжаться до совершеннолетия мамы. И место главы овальных заседаний. Более десяти лет я пытаюсь понять цели, мотивы, задачи тайной организации. Утром выяснилось, что многое мне не говорят. Советники в очередной раз намекнули, что от широты души моего деда мне позволено возглавлять их улей и сидеть на стуле под номером «тринадцатый по центру»…