– А затем на горизонте появился Джой и стал угрожать, – продолжил Грей. – Рассказывайте, Миллисент, пусть все слышат.

– Да. Прознав про «Огненный изумруд», мой сводный брат решил отхватить «свою долю». В своей жизни он не трудился ни дня, но постоянно мечтал о богатстве. Тогда он специально приехал в Холодные Весны, зная, что я частенько наведываюсь туда по делам, и, улучив момент, когда Грей был в отъезде, пробрался в дом и попытался выкрасть мое ожерелье.

– Значит, я была права, – сказала Лалла. – Тот человек, который душил меня, и тот, кого я видела в Холодных Веснах, – одно лицо.

Миллисент кивнула:

– В конце концов я решила использовать его в своих целях.

– То есть убить меня? – вполголоса спросила Лалла.

– Не сразу. Сначала я решила напугать вас. В тот день, когда вы возвращались от Бентонов, я бросила в лошадь камнем, затем послала вам письмо с угрозой. Когда я поняла, что ничего не помогло, у меня не оставалось другого выбора, кроме как попросить Джоя убить вас! – Она надменно посмотрела на Лаллу. – Как вы вообще посмели возвратиться в жизнь Грея! Да вы падшая женщина – вот кто! Я видела, что вы вытворяли, катаясь по траве на лесной поляне.

«Так вот кто подглядывал за нами в тот день», – подумала Лалла. Она невольно вздрогнула.

– Господи, как глупо! – покачал головой Грей. – Если бы Лалла и не вернулась ко мне, я бы ни за что не женился на вас, Миллисент. Я не люблю вас.

– Ничего, со временем полюбили бы. Я заставила бы вас это сделать.

Он не ответил.

– Тодд, так скажите, как вам удалось узнать про Джоя Статтса? – поинтересовалась Миллисент.

Тодд сделал шаг вперед и окинул присутствующих гордым взглядом.

– Это была моя собственная идея. Я давно перестал доверять вам, Миллисент. Вы допустили две непростительные ошибки. Во-первых, зря вы связались с Данбаром. Не думаю, что вам надо было избавиться и от меня, но после того случая доверие ко мне на какое-то время было подорвано. Второй вашей ошибкой было то, что вы выдумали имя Сиднея Кейна. Забеспокоившись, что какой-то журналист собирает о моем шефе подозрительную информацию, я не поленился и обошел редакции всех нью-йоркских газет. Но ни в одной из них не было человека с таким имени. Затем, когда вы сказали, что ездили к цветочнику, я проверил: оказалось, вас там не было. Потом ранили Грея, и тут уж я начал подозревать вас в предательстве.

Дейзи приложила к глазам мокрый платок:

– А когда мы были в Диких Ветрах, Тодд специально съездил в Пенсильванию и поговорил с супругами Статтс, вашими приемными родителями. Миссис Статтс показала ему целую коробку, набитую вырезками из газет о семье Четвинов.

– Да, но, разузнав все, я вдруг понял, что отдельные детали головоломки никак не сходятся в единое целое, – сказал Тодд. – Я почувствовал, что должно произойти что-то страшное, и поспешил в Дикие Ветры.

– Лалла оказалась одна посреди леса. К этому времени вернулся Тодд и рассказал мне все, что ему удалось узнать, – добавил Грей. – Мне стало страшно. Мы поехали на поиски Лаллы и подоспели вовремя. Еще несколько минут, и она погибла бы от руки вашего брата, Миллисент. – Грей взял холодные от волнения руки Лаллы в свои и повернулся к секретарше: – Почему вы никогда не рассказывали мне о своей ужасной судьбе? Я же понятия не имел о том, что мой отец был как-то связан с вашей матерью. Да знай я раньше, я бы отдал вам это несчастное ожерелье.

Миллисент явно не ожидала такого поворота событий. Замотав головой от бессильной злобы, она вдруг схватила со стола канцелярский нож для бумаги и замахнулась на Грея. Он изловчился и в одно мгновение выхватил нож из ее руки, так что она не успела пройтись острым лезвием по его шее.

Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге появились двое мужчин в полицейской форме.

– Кажется, мы вовремя, – сказал один из них, вопросительно посмотрев на Грея.

Они взяли Миллисент под руки и вывели из комнаты.

Грей обнял Лаллу и с облегчением выдохнул:

– Ну вот и все, конец нашим страданиям.


Вечером Лалла нашла Грея сидящим у камина. Он внимательно изучал «Огненный изумруд». Она подошла и встала рядом. В свете огня камни приобрели особое очарование. Лалла в восхищении покачала головой:

– Боже, какие они красивые, но сколько боли, сколько зла они принесли нам с тобой! В день, когда устраивался вечер в честь помолвки Дейзи, я застала Миллисент, примеряющую ожерелье, оставленное мной в комнате. Тогда у меня и мысли не было, что она имеет виды на «Огненный изумруд». Она просто была для меня молодой леди, которая хочет хорошо выглядеть в глазах окружающих. Теперь я понимаю, о чем она думала в тот момент.

Грей кивнул:

– Она убила Джейн, она чуть не убила меня, она собиралась покончить с тобой, и все из-за каких-то камней. Три человеческие жизни были поставлены на карту.

– Четыре, – возразила Лалла. – Миллисент была самой несчастной жертвой. И все же камни не должны были достаться ей. Они стали символом той обиды, которую нанес твой отец женщине, любившей его, и несчастной судьбы Миллисент. Она надеялась, что, вернув себе «Огненный изумруд», она вернет и ту часть своей жизни, которая так быстро закончилась.

Грей покрутил в руках камни и небрежно бросил их в футляр на полке у камина.

– И все же я не отказываюсь от слов, которые сказал сегодня в кабинете. Расскажи Миллисент раньше о том, что сделал мой отец, я отдал бы ей это проклятое ожерелье.

– Но, Грей, ты говоришь так, будто и сам чувствуешь себя виноватым за отца!

– О черт, ну конечно! – вспылил он. – Мне обидно за себя. Мне обидно за Дейзи. Она так любила отца, она его просто боготворила. Он никогда не позволял ей отчаиваться. – Из его груди вырвался стон отчаяния. – Господи! Да мы и подумать не могли, что у него есть любовница. Он так заботливо относился к нам… И вот, оказывается, что три года он изменял нам, заботясь о другой женщине и ее маленькой дочке. Три года он жил во лжи! А потом пришел в дом своей любовницы и забрал ожерелье, а вместе с ним и последнюю надежду несчастного ребенка! Каким же бессердечным человеком он был? Мой собственный отец!

Лалла не знала, что сказать. Она смотрела на самого дорогого для нее человека и думала, какая, должно быть, боль терзает его сердце. Рушилось то, что было свято для него в жизни.

– Грей, я, право, не знаю, чем тебе помочь…

Он устремил на Лаллу взгляд, полный мольбы:

– Лучше скажи, что любишь меня. Если я любим, значит, я смогу перенести любую боль.

– Я люблю тебя! – прошептала она. – И буду любить до конца своих дней.

Грей мягко обнял ее за плечи, а потом крепко прижал к себе:

– И я люблю тебя, Лалла. Всем сердцем люблю! – Вдруг в его взгляде промелькнула тень тревоги. – Так что насчет «Огненного изумруда»? Сможешь ты надевать его после всего, что мы узнали?

После минутного замешательства Лалла ответила:

– Нет, думаю, что нет. Твой отец поступил бесчестно, и я не хочу, чтобы это как-то отразилось на судьбах следующих поколений Четвинов.

– Подобно проклятию.

– Да, подобно проклятию… – подтвердила Лалла.

Грей снова открыл футляр.

– Итак, прощай, «Огненный изумруд». Завтра я разберу его на отдельные камни и сдам ювелиру. Да, и обязательно навещу старого продавца на Пятой авеню. Я скажу ему, что он все же не ошибся.

Лалла радостно и мечтательно улыбнулась:

– Значит, завтра мы начнем новую жизнь и перестанем оглядываться на прошлое.

Грей склонил голову с дерзкой усмешкой:

– Только завтра? А как насчет сегодняшней ночи?

Лалла приподнялась на цыпочки и тихо шепнула что-то ему на ухо. Он молча улыбнулся, не в силах проронить ни слова, потом подхватил ее на руки и словно на крыльях полетел в спальню.