Уже и причитания, и проклятья готовы были сорваться с губ Амелии, но она увидела, как Джон оттолкнул руку капитана, которую тот протянул ему в помощь, резво встал на ноги и снова приготовился к атаке. Лицо его было почти багровым от напряжения и злости на собственную нерасторопность, но Амелия видела во взгляде мальчишки сосредоточенность и решимость. Стерлинг, глядя на него, только насмешливо улыбался. И тогда девушка поняла, что её волнения станут здесь лишними и неугодными. Она ушла, смирившись, что в заботе Джон больше не нуждался.

На протяжении почти двух недель плавания солнце редко являло себя, и по большей части лишь серое полотно простиралось от небес до кромки горизонта. Едва миновали последние обитаемые острова, как всем стало понятно: началось то самое большое путешествие к Новому Свету, о котором так любили перешёптываться бывалые моряки, сидя на деревянных ящиках возле гротмачты по ночам. Озорные дети, те, что постарше, привыкли подслушивать их и подглядывать через решётки камбуза или в плотницкой на средней палубе. Таким образом они немало узнали о кровожадности краснокожих, о путешествиях в диких краях Америки и, разумеется, запомнили самые отборные ругательства и похабные шуточки, на которые только были горазды те, кто столь продолжительное время промышлял пиратством.

Взрослые наблюдали, как их чада носятся по палубам, размахивая деревянными мечами и выкрикивая пиратские лозунги, не стесняясь старших. Возникали и жалобы, и ссоры, доходило порой до рукоприкладства. Стерлинг умел разрешить любой конфликт, несмотря на то, что вскоре вспыхивал новый. Как-то вечером, после молитвы, Амелия стала свидетелем занимательной сцены: один из моряков – молодой итальянец по происхождению и обладатель красивого бельканто – оказался застукан с дочерью пастора, которая в это же время не стеснялась строить глазки цыгану-турку. Скандал разразился нешуточный, и капитан, как хозяин корабля, пообещал пастору наказать обоих несостоявшихся ухажёров.

Амелия наблюдала за участниками этой драмы и молча поражалась тому, как, при всём этом этническом разнообразии, на галеоне до сих пор удавалось обойтись без жертв. Подошедшая в это время к ней Мегера улыбнулась, скрестив руки на груди, и произнесла:

– Он действительно умеет располагать к себе людей. Сколько не наблюдаю за ним, всё никак привыкнуть не могу. Даже я не настолько лояльна.

Заметив в сумерках грустное лицо девушки, она решила, что той просто жаль итальянца, ведь в наказание его запрут в трюме, и развлекать всех своим пением по вечерам он уже не сможет.

– Да, Томас считает, что он справедлив, и порой так оно и есть, – сказала Амелия беззвучным голосом. – Только вот мсье де Бреваю в своё время не повезло.

– Вот уж не думала, что ты будешь сочувствовать такому негодяю, как Паук! Может быть, мы с капитаном действительно чего-то не знаем?

Амелия резко обернулась к ней, так что широкий капюшон упал с её головы, обнажив россыпь рыжих локонов. Лицо у неё было бледным, но глаза пылали раздражением.

– Можешь смеяться, сколько угодно, Мегера, – проговорила девушка. – Я ни одному мужчине на этом свете повода не давала, и ты это прекрасно знаешь! Меня тяготит лишь то, что я виновна в смерти человека, пусть даже им был де Бревай.

– Да ты же не глупая, пташка, и понимаешь, что капитан расправился с ним из ревности. Будь это любая другая девчонка, де Бревай отделался бы высылкой. Околдовала ты его, вот и вся история. Ну что ты так глядишь, будто я тебя оглушила? Это правда. У капитана всегда был непростой характер, но именно это помогло ему выжить и добиться тех высот, что мы сейчас имеем. И женщин он сторонился, потому что они мешались… а потом возникла ты, и он сорвался. И опять, и опять…

Когда Мегера прищурилась, словно выискивая что-то на лице собеседницы, Амелия вытерпела и не отвела глаза в сторону.

– Хотя кто его знает. Может быть, он все эти годы по тебе одной и тосковал? Только вот воссоединение ваше ничего хорошего не принесло, – её голос вдруг стал тише и растерял былую дерзость. – Когда он спрыгнул на берег и помчался за тобой, мне всё стало ясно, и в ту минуту я испугалась даже больше, чем когда ты проткнула его лезвием кинжала… Ни мы, ни колония, ни обещания новой жизни не смогли его удержать. Он бросил всё, и готов был даже остаться там… только ради тебя. Но вот, вы оба здесь, и что же я вижу? Не глядите друг на друга, не разговариваете совсем. А он по ночам не спит, я же знаю. Всё ждёт, когда ты придёшь к нему.

– Так это я у него в должниках?! Не ему одному больно было принять такую любовь! Я тоже пострадала…

– Ты же не бессердечная, пташка. Признайся, нельзя бегать от него так долго.

Амелия застыла, будто её ударили. В наступившей тишине она слышала, как ветер играет с парусами, как тросы над их головами скрипят, и тихие разговоры матросов где-то вдалеке. Время шло, и она поняла вдруг, как сильно устала и была измотана собственными ощущениями. Бросив взгляд вниз, она увидела его. Стерлинг посмотрел на неё тоже, и то ли печаль в его глазах отразилась, то ли злость.

– Ты, видимо, не знала, Мегера, – прозвучал её голос, словно совсем чужой, – но нет у меня больше сердца. Я сама его вырвала. В ту ночь, когда Сары не стало, я бросила своё сердце там, на покрытую пеплом землю, и втоптала его в грязь.

– Значит, Диомар подобрал его и попытался оживить. Скажешь, не сумел?

На её ответ Амелия лишь закатила глаза. Она хотела уйти, но вдруг остановилась посреди лестницы, ощущая, что Мегера всё ещё наблюдает, и сказала, не оборачиваясь:

– Та девица, дочка пастора, нарочно двоих мужчин дразнила. Я слышала, как она злилась на итальянца и готовила ему ловушку… Ты, как правая рука капитана, думаю, сможешь повлиять на его решение… Её надо наказать, иначе ещё один несчастный пострадает из-за неё.

– Хорошо, – ответила пиратка. – Я ему передам.

Ночью Амелия долго не могла уснуть. Она лежала на своей койке, построенной из трёх небольших ящиков и накрытой двумя покрывалами для удобства, и глядела на стены кубрика. Качка была едва ощутимой, той ночью океан оказался спокоен. И громкий храп пассажиров, к которому большинство уже привыкли, разносился по всему жилому помещению. А следующим утром Амелия узнала, что пастор выпорол свою старшую дочь и просил прощения за её нерадивое поведение у самого капитана.

День большой стирки специально выбирали под солнечную погоду. Когда на баке зашуршали щётки, загремели лохани и загалдели скучающие по бабским сплетням матроны, все будто бы забыли о том, что находились они посреди океана и каждый день своих жизней подвергались невидимым опасностям. Но женщины просто занимались привычными бытовыми делами, и всё казалось правильным и естественным.

Амелия стирала наравне со всеми, не боясь заветрить или поцарапать руки. Не зря Магда оказалась хорошей наставницей, девушка не боялась работать. Впрочем, как и Джон. Они оба были друг для друга отличными примерами. Если мальчику приказывали драить палубу, он слушался. Если гнали на камбуз до ночи возиться с припасами и помогать коку, он не противился. Так и протекали долгие дни на судне галеона – каждый занимался своим делом.

– Гляньте, девоньки! Снова этот красавчик, этот испанец, Альварадо, с трапа спускается! – послышался чей-то звонкий голосок.

Женщины обернулись и захихикали, увидав, как в их сторону направляется испанский товарищ капитана. Эрнан де Альварадо умел разговаривать с женщинами, делал он это без стеснения и пошлых ужимок, присущих мужчинам его возраста. Даже замужние дамы на корабле частенько посматривали в его сторону. Что и говорить, его любезность и Магдалене пришлась по вкусу. Несколько раз она пыталась разузнать побольше о его личной жизни из первых уст, но испанец тактично умел увернуться от этого разговора.

Пока женщины занимались стиркой, Альварадо прохаживался мимо них и с улыбкой на загорелом лице интересовался у каждой о здоровье, о детях, о том, что их беспокоило. Те в ответ смеялись и отшучивались, смущённые вниманием столь обходительного молодого человека. Не так давно он сбрил усы и бороду, от того казался ещё моложе, но не менее мужественно, так что, едва Альварадо снимал шляпу, любая девушка краснела, глядя в его зелёные глаза.

Тем временем, пока шла стирка, вездесущие соседки Магдалены неустанно перешёптывались и сплетничали:

– Он такой общительный! Не то, что наш капитан. Последнее время он почти не выходит из каюты. Только после того, как стемнеет.

– Капитан родом из Шотландии, и, несмотря на столько лет путешествий, он всё же вышел из серости туманного королевства. Какой же в этом шарм? А этот испанец горяч, как раскалённый уголёк. Вон, какой внимательный взгляд у него!

– Скажешь тоже! Как уголёк! Да он сердцеед! С любой девицей нянчится, будто чего-то хочет.

– Вот поплавала бы ты с месяцок в этом деревянном гробу без единого симпатичного мужика, посмотрела б я, как ты себя поведёшь!

Они смеялись, продолжая тихонько подшучивать, улыбались Альварадо и кивали ему в знак приветствия. Лишь Магда заметила, что её любимица пристально всматривается в мутную воду лохани и трёт щёткой постельное бельё так, будто от этого зависит её жизнь. Амелия не обращала внимание ни на женщин, ни на их сплетни, пока Альварадо не остановился рядом с ней и не заговорил первым:

– Вы же так дыру протрёте в этой простыни, синьора! Вряд ли это понравится капитану.

Она подняла голову, утерев тыльной стороной ладони влажный лоб, взглянула на него с любопытством, затем продолжила стирку, пробормотав:

– Мне совершенно всё равно, что там нравится вашему капитану. Пусть хоть на голой скамье спит.

– Зря вы так. Негоже пускать в расход даже самый малый клочок ткани, когда ты находишься один на один с океанской пучиной, – Альварадо вдруг обольстительно улыбнулся. – Хотя, узнай вы цену этой ткани, вряд ли были бы столь жестоки.

На мгновение Амелия задумалась, а после вздохнула и отложила щётку и мыло.