– Ваш отец рассказывал только самое хорошее, честно! Правда, они с дядей как-то заговорились о колледже и тамошних нравах, мол… это так забавно, сэр! Лорд Стерлинг не терпел поскорее увезти вас домой, поскольку опасался, что длительное пребывание в мужской компании может плохо сказаться на ваших плотских увлечениях.

Парень внезапно закашлял, словно чем-то подавился, ему даже пришлось ударить себя кулаком в грудь. Но тут же сама Амелия поспешила на выручку: не прекращая тараторить, она весьма сильно хлопнула его по спине, да так, что у него слёзы выступили на глазах.

– Не переживайте так! Ваш отец говорил, что не сомневается в вас и ваших потребностях! – Амелия ещё разок хлопнула его сзади ладонью, и тот прекратил кряхтеть. – Ох, что-то я совсем потеряла счёт времени! Лучше поскорее вернуться назад, иначе дядя мне задаст хорошую трёпку. Была рада знакомству, сэр!

И, едва не забыв, она сделала совершенно неуклюжий книксен.

– Кстати говоря, меня зовут Амелия Сенджен Гилли, – сказала она и напоследок махнула ему рукой.

А Томас Стерлинг остался сидеть на берегу. Он проводил девчонку взглядом, пока та не скрылась на вершине холма. А сам всё думал о том, какая же странная особа встретилась ему сегодня.


Примечание к части

[4] нидерландский художник Золотого века, обычно ассоциируется сРембрандтом, с которым работал в похожем стиле.

[4] потеря звучности голоса при сохранении возможности говорить шёпотом.

Глава 4. Немой мальчик

Сын лорда Стерлинга на самом деле был тяжело болен. Его уже вытаскивали с того света умелые доктора, но после перенесённого воспаления лёгких ему всё труднее было говорить. В конце концов каждый, кто знал его дома и вне владений Стерлингов, привык к тому, как он теперь выражал свою речь. И у Томаса всегда под рукой была небольшая записная книжка, скреплённая вручную им же, а также несколько грифельных стержней. Время от времени он произносил некоторые короткие слова, но даже в этих случаях боль испытывал почти нестерпимую.

По понятным причинам он старался сторониться людей и не привлекал к себе лишнего внимания. Его отец рассказывал о необычайной тяге молодого человека к океану, к новым неизведанным землям, но лорд Стерлинг не поддерживал идею сына стать мореплавателем. Он был его единственным наследником, и немногочисленная родня всерьёз опасалась за жизнь парня. Томас не мечтал о сидячей работе в душных кабинетах, однако пытался найти альтернативу своему «бессловесному будущему». Ему шёл уже двадцать третий год, а он всё никак не мог привыкнуть, что его военной карьере на море не суждено случиться.

В следующий раз Амелия увидела его утром понедельника. Томас выходил из столовой, одетый в костюм для верховой езды; шёл походкой твёрдой, решительной, прямиком к главным дверям, и не обернулся даже, когда девочка уже было хотела поздороваться. Чем именно он занимался сейчас, когда учёба осталась позади, не знал даже его отец. Как оказалось, молодой человек вернулся домой примерно сутки назад, и Амелии повезло застать его воскресным утром на берегу моря. Весь последующий день, предоставленная самой себе, она размышляла, что же он за человек такой.

Поскольку местные любили посплетничать, а столь ярых католичек, как

Магдалена, среди них не было, от прислуги Амелия узнала о различных легендах и мифах: об оборотнях на болотах, о призраках и эльфах, которых можно увидеть чуть ли не за порогом дома. Амелия поразилась тому, с каким обыкновением служанки во время работы болтают о «Шерстяной шапке» – якобы домашний дух в виде маленького старичка, живущий в подвале и вечно ворочающий мешки с зерном или мукой.

Девочка уже не помнила, какие истории о горных обитателях рассказывала мама. Амелия теперь даже с трудом могла вообразить её лицо, несмотря на все старания. Так что, едва выпала такая возможность, а зорких глаз нянек и провожатых рядом не оказалось, она отправилась смотреть на блуждающие над морем в сумерках огоньки – «Спанки» или «Уилл с пучком соломы», как их здесь называли.

Прогулка по пляжу затянулась, но всё, что обнаружила там Амелия – это обломки какой-то полусгнившей шлюпки и дохлая чайка, которую качало в морской пене волн.

С досады бросив пару камешков в воду, она уже собралась было домой, однако в расселине между скал, перегородивших пляж, разглядела приближающийся горящий фонарь. Амелия пригнулась за широким камнем и дождалась, пока некто с фонарём подойдёт поближе. Именно тогда она узнала Томаса Стерлинга и, улыбаясь, вышла к нему навстречу.

На нём была эта забавная шапочка, которую носили вояки-моряки в то время, и длинный тёмно-серый плащ, развивающийся от ветра, будто крылья птицы. Амелия взглянула молодому человеку в лицо и неожиданно задержала дыхание. Блики света фонаря отражались в его серых глазах, и девочке показалось странным, как она сама отреагировала на этот взгляд. Она даже не поняла, ощутила ли себя хорошо или же наоборот.

– Ах, это вы, сэр Томас! Тоже решили прогуляться до грозы? Вы снова рисовали? – затараторила Амелия то ли нервничая, то ли смущаясь. – Вряд ли вы искали здесь водяных духов или огоньки, как я! Ох, что же я несу… Даже не знаю, зачем я поверила этим клушам, девушкам с кухни. Знаете, они очень любят поболтать во время работы…

Пока она по неизвестной причине сетовала на служанок, Томас просто стоял рядом и улыбался. Затем вдруг приложил палец к губам, чтобы Амелия замолчала, наконец. И она подчинилась. Он поставил фонарь на песок, взял девочку за руку и подвёл к кромке воды, туда, где несколько невысоких валунов узкой дорожкой лежали над волнами. Перепрыгнув через два камня сразу, он обернулся к Амелии и протянул ей руку. Она колебалась недолго – камни под ногами омывала вода, и кругом было уже почти темно. Но она подняла голову, чтобы встретиться с этим поразительным самоуверенным взглядом, выдохнула и прыгнула. Томас поймал её, ловко повернулся вместе с девочкой и встал позади, крепко держа её за плечи.

Он указывал на что-то рукой, но Амелия всматривалась в горизонт и ничего не видела. Тогда молодой человек нагнулся ближе, к самому её лицу, и Амелия услышала тихий хрипловатый шёпот, донесшийся до неё будто из тёмных морских вод:

– Гляди внимательно.

И она смогла увидеть мигающие огоньки на рыжем горизонте, пляшущие между вздымающихся среди скал волн, и даже звёзды, соприкасающиеся с чёрными водами моря. Впервые в жизни Амелия наблюдала нечто столь прекрасное и завораживающее. Её не заботило даже, что ноги в тонких сапожках насквозь промокли, как и плащ, и брюки у Томаса. Амелия чуть скосила глаза: также заворожённый сумеречным зрелищем, он стоял рядом, и несколько капель стекали по его вискам и щекам. Девочка неожиданно поняла, что ни волшебный горящий горизонт, ни магические духи и морские огоньки её больше не интересуют. Очень странно её тело реагировало на этого парня, и Амелия удивлялась этому всё больше и больше. Она его не знала, он казался чужим и далёким, но уже нравился ей удивительно сильно.

Они вместе вернулись во владения Стерлингов. Прислуга мгновенно смолкала при появлении сына хозяина, они старались не смотреть ему в глаза, но Амелия этого не замечала. Томас очень галантно попрощался с девочкой, всё тем же хриплым шёпотом пожелав ей доброй ночи. Позже она слышала, как громко он кашлял, поднимаясь по большой лестнице наверх, и ей стало стыдно. Из-за неё он попытался говорить, и это причинило ему боль. Амелия поклялась себе не вынуждать его впредь разговаривать с ней.

Той ночью, уже обсохнув после вечерней прогулки и получив от дяди очередной нагоняй, девочка лежала в своей постели и размышляла. Образы родителей, которые она так старательно пыталась воскресить в памяти, оказывались размытыми, едва различимыми. Она почти не помнила лица своей сестрёнки Сары. Когда она сможет снова её увидеть? Смогут ли они вообще когда-нибудь быть вместе?

Мысли и сны уносили Амелию всё дальше, прочь от того дня, когда её семье и древнему шотландскому роду пришёл конец. И ей снились блуждающие огоньки на берегу, средь неспокойных тёмных волн моря, и фигура человека в чёрном, стоявшего на краю высокой скалы.

***

В то воскресенье, в южной церкви деревни Стоунхейвен из-за большого числа прихожан было душно. Амелия сидела рядом с графом Монтро в левом ряду и терпеливо слушала мессу, но хватало её ненадолго. Она начинала ёрзать, пыхтеть и дёргать дядю, но тот мог лишь шикать на неё. Амелия так и умирала бы от тоски, если б не присмотрелась к первой скамье правого ряда, где сидел Томас Стерлинг. Она даже не видела его этим утром, а в церкви заметила только сейчас.

Когда он обернулся, поймал её взгляд и подмигнул, Амелия едва не подпрыгнула на месте. Ей стало не по себе, но плохо себя вовсе не чувствовала. Девочка тут же дёрнула дядю за рукав и прошептала:

– Со мной что-то не так!

Граф Монтро очень строго посмотрел на племянницу и промолчал. Амелия не унималась. На неё уже поглядывали другие прихожане.

– Но дядя! У меня сводит живот, и пальцы покалывает. А вдруг я заболела?

Джеймсу Гилли хотелось указать девочке, что больна она исключительно невежеством. Граф рявкнул на племянницу так, что ей пришлось замолчать. Оставшееся время мессы она продолжала смотреть то в пол, то на кудрявую шевелюру Томаса Стерлинга, преспокойно сидящего в правом ряду скамеек.

Так проходили летние дни на восточном побережье. Амелия скучала и время от времени сталкивалась с Томасом либо в доме Стерлинга, либо где-нибудь поблизости. Ей так и не удалось узнать, где он пропадал, пока его отец и многочисленные гости, порой появлявшиеся во владениях, опустошали хозяйские запасы вина и бренди, вели разговоры о политике и здоровье короля Георга. Амелия лениво слонялась между маркизами и баронами, бессовестно таская с подносов закуски. Иногда она размышляла о том, как умело младший Стерлинг уворачивался от вездесущих представителей местного дворянства, которые так и норовили «пообщаться» с молодым лордом, а в сущности наверняка желали подсунуть ему очередную миловидную наследницу с огромным приданным. Сам же Эндрю Стерлинг всерьёз беспокоился, что его сын не заинтересован в женитьбе, но заставлять того просить руки дочери какогонибудь мормэра[6] не торопился. Он планировал для начала отправить сына в Эдинбург, где тот обосновался бы у одного из его приятелей вигов. Стерлинг мечтал, что сын займёт место в совете, который, по завещанию короля, будет руководить страной вместе с регентшей Августой[7], супругой покойного принца Уэльского, пока их сын не достигнет совершеннолетия.