У неё на глазах Диомар протянул руку, как будто привлекая Амелию к себе жестом, полным незримой пульсирующей силы. И она подчинилась так, как не приблизилась бы больше ни к одному мужчине. То ли его голос управлял её ослабевшим сознанием, то ли дело было в ней, она не знала.

Она с удивлением заметила, как Диомар извлёк из-под груды бумаг одну единственную розу поразительного тёмно-бардового оттенка. Миниатюрную, но очаровательную, напоминающую настоящий чёрный цветок. На длинном стебле, между парой шипов, была завязана красная лента. Амелия лишь заворожённо наблюдала, как пират протягивал эту розу ей, и едва не позабыла, что её стоит принять.

– Возвращайтесь в замок, моя дорогая. И не забудьте взять с комода скелетик, который вам так приглянулся сегодня.

– Б-благодарю вас, капитан, – она была более, чем смущена, и нещадно краснела. – И спасибо, что поведали мне о своих странствиях. Надеюсь, мы ещё сможем поговорить вот так, в непринуждённой обстановке?

Амелия терпеливо ждала, что он скажет или сделает ещё что-то, кроме безмолвного кивка головой, но этого не произошло. Она улыбнулась, забрала розу и миниатюру «Скелета», едва слышно попрощалась и покинула каюту, где за дверью её ожидал лоцман Жеан. В его весёлой компании ей предстояло вернуться на берег.

Поднявшись из-за стола, словно ужаленный, капитан стянул с головы ненавистный шлем. Он жадно стал глотать ртом воздух, как будто до этого долгое время задыхался, затем отшвырнул шлем вглубь каюты. Со стола полетела и ваза с фруктами, и пустая (на благо прекрасного персидского ковра на полу) чернильница.

Словно загнанный в клетку зверь он принялся мерить шагами комнату. Взъерошив руками волосы и ослабив ворот рубашки, едва не оторвав пуговицу, мужчина от души выругался.

Это оказалось больнее, чем видеть её под дождём, практически в неглиже, промокшую насквозь каждой клеточкой своего молодого тела. Он вспомнил, как увидел её тогда, на палубе, отбивающуюся от его людей: она вертелась на месте, словно лисичка в силках, и каждый из них успел разглядеть её прелести под прозрачной тканью. Её груди были совершенны, и при одной мысли о них начинало покалывать пальцы, и его член наливался кровью, и тогда всё, чего ему хотелось – просто утащить её в своё логово, запереть дверь на замок, уложить в постель и не отпускать, пока она не застонала бы под ним и не начала выкрикивать его имя в беспамятстве!

Но сегодня он ощутил это ещё сильнее. Она была одета и собрана, такая утончённая и нежная, даже в этом мальчишечьем наряде, и всё равно он хотел её, словно безумный, ведь она была рядом, смотрела на него без испуга и улыбалась. Благо, им нашлось, о чём поговорить, и ненадолго он забыл об этом пугающем желании. Но, видит Бог, если бы она не ушла! Если бы воспротивилась вдруг или помедлила! Кто знает, сумел бы он удержать себя в руках?

Капитан подошёл к одному из многочисленных ящиков и выудил оттуда круглое зеркальце. Взглянул на себя и засмеялся горьким смехом. Позор, а не мужчина! Вот, кем он был.

Эта девочка была создана для любви! Да она буквально молила о том, чтобы кто-то протянул ей свою тёплую ласковую руку и защитил, показал, что она не одинока. А когда она назвала его своим отцом… Господи, как он разозлился! В гневе он едва её не покалечил, схватившись за шпагу, а ведь мог бы… Подумать только!

Убрав зеркало подальше, дабы не видеть более этого скверного выражения на своём лице, капитан вернулся в кресло у окна и упал в него, обессиленный собственными терзаниями. Мегера говорила, что он мог просто взять эту девочку, а он боялся сделать лишний шаг в её сторону. Её столькому ещё нужно научить! Ей нужны успокоение и ласка, а не отрывистые притязания человека, застрявшего в его незрелом коконе.

Диомар утёр ладонью лицо и устало вздохнул.

Он мог бы дать ей любовь, Бог видит, он мог бы! Но как это сделать, если он уже зашёл слишком далеко?


Примечание к части

[16] рангоутное дерево, укрепленное на носу судна в диаметральной плоскости,горизонтально или под некоторым углом к горизонтальной плоскости.


Глава 19. Точка невозврата

В первый раз Амелия заметила странное поведение её горничной Дженни, когда вернулась после встречи с Диомаром, и даже тогда, пребывая в мире грёз после приятной беседы с капитаном, она обратила внимание, что в столь поздний час служанка тайком пробирается через двор замка к амбарам. Через два дня Амелия осознала, что с Дженни было не всё в порядке. Она часто морщилась, несмотря на присутствие хозяйки или экономки, стремилась поскорее покинуть комнату и хваталась за живот.

Когда во время вечернего чаепития в малой гостиной девушка уронила поднос со сладостями, Элизабет Дарнли не выдержала и отчитала её со всей строгостью. Сидя перед камином, Амелия наблюдала за дрожащей Дженни, едва сдерживающей рыдания, и тем, как стремительно она бледнела. В конце концов нервы её не выдержали, она расплакалась и убежала в сторону кухни. Экономка велела Клодетт немедленно прибраться, Амелия в это время проследовала за горничной.

Она отыскала рыдающую Дженни у жаровни. Несчастный вид этого маленького создания, трясущегося возле огня, почему-то вызвал у неё воспоминания о Саре. Когда сестре было пятнадцать, как и Дженни теперь, они виделись не больше, чем пару раз за полгода. Амелия упустила взросление Сары, и ощущала себя в этом виноватой. Дженни же была сиротой и крестьянкой, и ни с кем из домашней прислуги она не была более близка, чем с Клодетт, но что-то подсказывало Амелии: горе этого ребёнка не смогла бы отвести даже близкая подруга.

Дженни подняла заплаканное лицо, когда она подошла ближе и присела рядышком, на деревянную скамью.

– Что с тобой происходит, дорогая? – спросила Амелия, пока горничная утирала слёзы и сдерживала всхлипы.

– Простите меня, мадам! Мне очень, очень стыдно…

– Я всего лишь задала вопрос, а ты извиняться вздумала! Никто на тебя не злится, слышишь? И не обращай на Дарнли внимания! Она любит поворчать, это все знают. Так ты скажешь мне, что с тобой случилось? Ты больна?

– Возможно, мадам…

Амелия удивилась.

– Как это? Ты сама не знаешь?

По тому, как нервно она вела себя, по раскрасневшимся щекам и беспокойным пальцам, сжимавшим передник, Амелия поняла, что девушка была сильно взволнована и напугана. Решив оставаться терпеливой хозяйкой, она положила ладонь ей на плечо и чуть настойчивей произнесла:

– Ты можешь рассказать мне всё, понимаешь? И я клянусь, что бы ты ни сделала, никто здесь тебя не осудит.

И тогда бедняжка Дженни рассказала о своём плачевном положении. Она говорила достаточно правильно и рассудительно для крестьянки, а сама при том то и дело всхлипывала и поглядывала на спокойный огонь в жаровне. Не прекращая прижимать руку к животу, Дженни рассказала о своём греховном проступке, и Амелия произнесла, едва сдерживая улыбку:

– Так ты ребёнка ждёшь? Вот глупышка! Это же замечательно! Нет, нет, не смей рыдать! Для начала скажи мне, кто отец!

– Клейтон, мадам!

Вот так дела! Амелия ожидала чего угодно, но только не связи своей горничной и этого хоть и привлекательного, но легкомысленного молодого человека. Насколько она помнила, ему было уже около двадцати трёх лет, да и поглядывал он чаще на красавицу Катерину, которая была куда шустрее и хитрее Дженни. Амелия с досадой покачала головой. За всей суетой собственных забот она совершенно упустила из виду жизнь в стенах замка, а ведь тут могла бы разыграться настоящая драма.

– Мне казалось, что Клейтон заинтересован нашей кухаркой, – произнесла она осторожно. – Я и понятия не имела, что он нравится тебе…

– Катерине он не нужен. Она всегда говорила, что он болван без гроша в кармане и разгильдяй. Он и не был с нею. Но в этом всё и дело… Он лишь нравился мне, мадам, и так получилось… он говорил, что влюблён в меня, и я сдалась, хоть и не хотела этого.

– Так ты его пожалела?

– Да.

– Но ты его не любила?

Между ними ненадолго повисла напряженная, пульсирующая тишина.

– Когда я поняла, что жду ребёночка, я испугалась! Что мне делать? У меня нет родных, приют не возьмёт меня назад, а ближайший монастырь находится за проливом! О, я такая глупая! Ведь Клейтон предлагал мне пожениться, но теперь, если я скажу ему, что согласна, он обо всём догадается и решит, что я эгоистка, – вздохнула служанка. – Он поймёт, что я его использую, и всё из-за ребёнка!

И она снова зарыдала, уткнувшись в свой передник. Амелия выдержала паузу и сочувствующе погладила девушку по спине.

– И ты думаешь, что теперь он не женится на тебе? Но нельзя же вот так всё оставлять! Твой малыш будет нуждаться в отце… уж поверь мне, – сказала Амелия и улыбнулась, когда девушка взглянула на неё. – Ничего не бойся. Ты не будешь одинока. Я здесь всё ещё хозяйка, и я обещаю, что мы позаботимся о тебе и ребёнке.

– А вы думаете, что хозяин не разгневается, узнав обо мне?

Амелия подумала о Томасе, и как хорошо к нему относилась вся домашняя прислуга. В подобном вопросе она была уверенна в муже, эта мысль даже показалась ей приятной.

– Лорд Стерлинг ни слова не скажет, вот увидишь! Но лучше бы тебе поговорить с Клейтоном, да как можно скорее. Если у этого парня мозги на месте, он сделает тебя своей женой.

Утешая бедняжку Дженни, она никак не могла избавиться от мысли о колонии Диомара. Если бы капитан разрешил ей забрать Дженни с собой, в Америку, она сумела бы подарить этой девочке и её ребёнку новую жизнь в мире, где так ценилась свобода.

В воскресенье, один из первых и самых тёплых дней апреля, Амелия возвратилась после утренней мессы и обнаружила, что Томас вернулся домой. Последующие несколько дней прошли в спокойствии, хозяин замка оказался в добром расположении духа, чему Амелия была бесконечно рада. Ей нужна была эта неделя умиротворения и тишины, многое предстояло обдумать и переосмыслить. В том числе и о Диомаре.