Ширли Конран - Мужья и любовники

— Прекрати, Грегг! Здесь жарко, как в печке!

— Не могу прекратить. Я хочу тебя сейчас! — Он еще крепче впился в ее губы и стащил с Лили льняной сарафан, под которым она была совершенно голая. Запах машинного масла обычно вызывал у нее тошноту, но сейчас он показался Лили невероятно эротичным и возбуждающим.

Грегг весь покрылся потом, когда тела их встретились, и Лили почувствовала, как ее накрывает теплая волна наслаждения.

— Какой бес в тебя вселился? — прошептала она.

— Победа, — ответил Грегг. — Победа!

— Какой прекрасный вид! — Пэйган вспрыгнула на парапет наверху орудийной башни замка Абдуллы и указала рукой на холмы Французской Ривьеры. Ее свободное красное платье из хлопка развевалось на ветру, подобно флагу, когда она, повернувшись к Максине, говорила:

— Ну, ты рада, что приехала? Могли бы мы подумать тогда, в Гштаде, что и через столько лет останемся подругами?

Максина пожала плечами.

— Может, от нашей дружбы ничего бы и не осталось, живи мы по соседству. А сейчас мы просто не надоедаем друг другу и не требуем большего внимания и поддержки, чем могли бы или хотели бы дать.

— Возможно, секрет дружбы в том, чтобы не стараться быть слишком уж дружелюбным.

Они стали спускаться по широкой мраморной, покрытой роскошными коврами лестнице.

«Какая жалость», — вздохнула про себя Максина, заметив, что яркие гобелены, висящие на стенах, были всего лишь подделкой прошлого века — им недоставало очарования выцветших красок и благородной сдержанности настоящей старины. «Интересно, а что подумают слуги, если я возьму и скачусь вниз по перилам?» — усмехнулась она про себя, а вслух произнесла:

— Легко быть подругами в школе, когда все живут более или менее схожей жизнью. Но потом все мы ступаем на разные дороги, и на некоторых из них значится: «Вход воспрещен». — Она подняла изысканное металлическое забрало от средневекового шлема и раздраженно прошипела что-то себе под нос.

— Не знаю, где Абди раздобыл этих декораторов, но они умудрились позолотить все — от выключателей до перил. А у всей мебели ножки в форме клешни, так и кажется, что они вот-вот поползут по полу.

— Я знала, что тебе это не понравится, — ответила Пэйган.

Абдулла уже махал им с края бассейна.

«Как он постарел», — подумала Пэйган, заметив седые пряди в его густых черных кудрях и глубокие морщины, прорезавшие лоб.

В тот вечер в темной глубине террасы Абдулла притянул Пэйган к себе и поцеловал. Она почувствовала аромат старомодного, с ванильным привкусом одеколона, которым он пользовался, и запах турецких сигар.

— Ну что ты решила, Пэйган?

— Мне необходимо время, чтобы привыкнуть к этой мысли, — торопливо и нервно заговорила она. — Я тревожусь, ведь это будет очень тяжело не только для тебя и меня, но и для твоей страны, если… ничего не получится. Я бы хотела… ну, в общем, не будешь ли ты возражать против тайной помолвки сроком на полгода?

Он опустил руки так стремительно, что она едва не упала.

— Тайной! Ты стесняешься меня, Пэйган?

Пэйган почувствовала, как от волнения к горлу ее подступает тошнота.

— Нет. Просто я боюсь будущего, Абди.

— Но страх — плохой проводник по жизни-.

Кто не рискует, тот не пьет шампанское. — Темный силуэт Абдуллы четко вырисовывался на фоне темнеющего неба. — Мне жаль, Пэйган, но я не могу принять твое условие.

— Но я хочу быть уверенной! — Она ударила кулаком по коленке.

— О, Пэйган, никогда ни в чем нельзя быть уверенным. — Голос Абдуллы звучал опустошенно и почти трагично. — Жизнь — это цепь из рискованных ситуаций. И ты либо открываешь дверь с табличкой «риск», либо навсегда остаешься на грядке с капустой.

— Но, Абди, ты требуешь слишком многого.

Ты же хочешь обладать всей моей жизнью.

— Да, Пэйган, я прошу многого. Но я и предлагаю многое. Мне жаль, что ты не можешь этого принять. — И он пошел прочь, оставив Пэйган одну на опустевшей террасе.

В своем филадельфийском офисе Куртис Халифакс молча следил за выражением лица их семейного адвоката, когда тот читал телеграмму.

Вопреки ожиданиям Куртиса, разговор с Харри. оказался не таким уж трудным, хотя тот и поднял высоко брови, выслушав страшную тайну клиента. Но ведь семейные адвокаты привыкли держать скелеты запертыми в шкафах. Куртис откинулся на спинку кожаного кресла и облегченно глубоко вздохнул: наконец-то он хоть кому-то сумел об этом рассказать.

«Дорогой папочка, если ты не заплатишь десять миллионов долларов в течение пятнадцати дней, они убьют меня. Заплатить надо в Стамбуле. Все указания отправят матери в отель. С любовью, Лили», — прочел Харри и вновь с удивлением поднял брови.

— Куртис, эта телеграмма будто позаимствована из какого-нибудь голливудского боевика. — Он перечитал телеграмму вслух. — Ты уверен, что это не чья-то дурацкая шутка?

— Уверен. Я же говорил с ее матерью.

— Это та самая Лили, кинозвезда?

Куртис кивнул.

— Ты уверен, в смысле… нет никаких сомнений, что отец именно ты?

— Никаких, — покачал головой Халифакс. — Я знал о девочке с самого ее рождения. Она жила у приемных родителей в Швейцарии, а когда ей исполнилось шесть, и матери и мне сообщили, что она погибла.

Харри медленно потягивал коктейль. Ничего удивительного, что бездетный мужчина в возрасте Куртиса гордится тем, что у него есть внебрачный ребенок. Но клан Халифаксов неукоснительно чтил семейные традиции, к тому же всей Филадельфии было известно, что собой представляет Дебра, так что в случае разглашения тайны грандиозного скандала не избежать. Миссис Халифакс просто окончательно слетит с тормозов.

— Куртис, ты уверен, что действительно готов пойти на все это? Готов лететь в Стамбул? И как ты объяснишь происходящее Дебре?

— Это как раз не проблема. Я ведь часто летаю по делам в Европу. И Дебра ничего не будет иметь против, ей важно только, чтобы я успел назад к приему, который устраивают Чизы в честь Дня благодарения.

Харри поднял взгляд на висящие вдоль стен портреты предков Куртиса.

— Представляешь, что будет с Деброй, если эта информация просочится?

— Послушай, Харри, я обратился к тебе для юридического обеспечения моих действий, а совсем не для того, чтобы ты взял на себя роль гида по моей семейной жизни. — Неожиданно Куртис стал очень похож на своего деда.

— Куртис, но если ты признаешь свое отцовство…

Куртис нетерпеливо прервал его:

— Харри, я слышу все, что ты мне говоришь, но я принял свое решение. Теперь давай подойдем к этому делу с логической точки зрения. Как нам найти необходимую сумму?

— Если даже нам удастся ее быстро собрать, ты не сможешь выдать ее похитителям, не нарушив закона, потому что правительство против того, чтобы поддаваться шантажу со стороны преступников. Так что, переведя деньги из страны, ты поступишь незаконно.

Но Куртис вновь проявил упорство, унаследованное от деда.

— А как насчет наших багамских операций, сколько денег мы можем получить оттуда? К тому же у нас есть собственность в Рио и отделение в Токио. Не станешь же ты уверять, что мы не сможем набрать нужную сумму за пределами страны!

Харри казался смущенным.

— Мой совет — потянуть время, — сказал он. — И Лили, и ее мать влиятельные люди, имеющие влиятельных друзей. Возможно, к тому моменту, как ты прилетишь в Стамбул, окажется, что турецкая полиция уже ее освободила.

Куртис уронил почти совсем седую голову на руки.

— Надеюсь, ты окажешься прав, Харри. Но если нет — собери сколько сможешь по бразильским договорам об аренде и перешли деньги в Стамбул. Что бы ты ни говорил, я вылетаю туда сегодня вечером. Я чувствую себя полным кретином, сидя здесь за этим гребаным столом, когда моя дочь находится в опасности.

За двадцать лет Харри ни разу не слышал, чтобы Халифакс сквернословил.

— О'кей, Куртис. — Он поднялся с места. — Но постарайся держаться в рамках закона. Не хотелось бы, чтобы мне пришлось выступать в команде твоей защиты.

— Прекрати бить тарелки, Мэгги, я все объясню! — Энджелфейс едва успел спрятаться за дверцу кухонного шкафа, когда в него полетел дорогой, ручной работы керамический чайник.

— Я уже по горло сыта твоей гнусной ложью! — заорала Мэгги, снимая с полки великолепную итальянскую супницу и запуская ею в мужа. Возле укрытия Энджелфейса уже выросла порядочная гора черепков, а кухонные полки почти опустели. — Ты лгал мне каждый день нашего брака! И почему я должна верить тебе сейчас? — Красное блюдо полетело вслед за супницей.

— Так тебе, дрянь, и надо за то, что шаришь по моим карманам!

— Я всего лишь искала «травку». И если бы не это, я никогда не наткнулась бы на эту чертову телеграмму: «Дорогой папочка! Если ты не заплатишь им десять миллионов гребаных долларов, в течение пятнадцати дней, они меня убьют!» — Мэгги взялась было за кухонный комбайн, но передумала и потянулась к кофеварке. — Ты не полетишь в Стамбул, Энджелфейс, и ты не станешь платить им деньги за эту долбаную порнозвезду.

— Мэгги, я уже говорил тебе, что понятия обо всем этом не имею.

— А я понятия не имела, что у тебя есть десять миллионов долларов, — завизжала Мэгги, — иначе никогда не подписала бы этот проклятый брачный договор! — Мэгги перебила уже все, и кухонные полки были девственно чисты.

Энджелфейс выглянул из своего убежища:

— Мэгги, будь благоразумна. Конечно, у меня нет десяти миллионов долларов. Более того, я удавлюсь за каждый пенни, который у меня есть.

Мэгги с трудом подняла кухонный комбайн и метнула его в сторону мужа. Машина попала в дверь, оставив внушительных размеров царапину, и, рухнув на пол, разлетелась вдребезги.

Энджелфейс знал, что у Мэгги больше не осталось снарядов. Осторожно он вышел из укрытия.