Неожиданно рядом с ней выросла фигура распорядителя.

— Ради бога, простите! Можно вас на пару слов, миледи?

— Что случилось, мистер Гейтс?

— Я только что разговаривал с господином Циммером, он звонил из театра. У них там какие-то технические сложности, что-то связанное с противопожарным занавесом. Он просил вас объявить гостям, что гала-концерт начнется на час позже, в восемь тридцать.

— Как это неприятно, мистер Гейтс, — произнесла Пэйган вслух, про себя подумав: «Гребаный пожарный занавес!» — Пожалуй, я объявлю об этом прямо сейчас.

Она направилась к подиуму, взошла по ступенькам и взяла в руки микрофон:

— Дорогие леди и джентльмены…


— Занавес должен был подняться десять минут назад, но зал пуст! — В глазах Лили стояли слезы. Перед ней, прильнувшей к щели между полотнищами занавеса, простирались две тысячи пустых мест.

Распорядитель смущенно кивнул.

— Действительно, в театре до сих пор нет ни одного человека.

Лили нервно стащила с правой руки длинную черную перчатку.

— Я не могу в это поверить. — Она покачала головой, и три страусовых пера — корона принцессы Уэльса — затрепетали в ее прическе. — Что могло случиться? — Она прикусила нижнюю губу, пытаясь скрыть волнение, потом стала нервно оправлять телесного цвета облегающее трико.

— Не знаю. — Менеджер взъерошил пятерней свои русые волосы. — Гости должны были прибыть по меньшей мере полчаса назад. Но здание совершенно пусто.

Лили в отчаянии топнула серебряным каблучком.

— Пожалуйста, проверьте билеты еще раз! Действительно ли там указано верное время?

— Мы уже проверяли. С приглашениями все в порядке. — Циммер обнял Лили. — Не плачь, дорогая, а то испортишь грим. Сташ сейчас выяснит, что за чертовщина там произошла.

Сташ ободряюще кивнул, потрепал Лили по плечу и заторопился к служебному телефону.

Циммер не сомневался, что зрителей задержало нечто из ряда вон выходящее — грандиозная катастрофа перед отелем или авария «Боинга-707» в районе Пиккадили, но в его обязанности входило прежде всего успокоить звезду.

— Соберись, Лили! Ты же профессионал. В театре происходили истории и похуже. Например, убили Линкольна.

Лили слабо улыбнулась в ответ. Циммер бывал незаменим, когда что-то не клеилось.

Сташ тем временем уже появился у Лили в гримерной.

— Тайна раскрылась, — заявил он. — Они все еще в отеле. Кто-то позвонил туда и сообщил, что из-за технических проблем представление откладывается на час. Я говорил с леди Свонн, и она обещает, что гости будут здесь самое позднее через пятнадцать минут. Они уже заказали все лондонские такси.

— На то, чтобы рассесться, уйдет еще пятнадцать минут, — заявил Циммер. — Итак, Лили, у тебя есть полчаса, чтобы успокоиться, войти в роль и разогреть ноги.

Через двадцать минут раздался стук в дверь и в гримерную Лили вошли смертельно расстроенная Пэйган в атласном платье с юбкой в форме тюльпана и Абдулла.

— Я не знаю, как именно это произошло, Лили, ясно только, что кто-то попытался разрушить наш праздник. Но мы не позволим им! Через пятнадцать минут у тебя будет полный зал.

— Все это очень мило с твоей стороны, Пэйган, но тебе ведь, в отличие от меня, не придется сейчас выйти на сцену, и улыбаться, и пытаться сразить их всех наповал так, будто ничего не случилось.

— Лили должна остаться одна, — твердо заявил Циммер, нежно выпроваживая Пэйган и ее спутника из гримерной.

Пэйган вышла на середину сцены, ощущая, как дрожат ноги. На какое-то мгновение ее ослепили огни прожекторов. Она подняла руку, призывая к молчанию, и увидела обращенные к ней лица в первых рядах партера. Далее зияла чернота, хотя Пэйган знала, что зал переполнен. Она улыбнулась собравшимся и начала:

— Многое может нарушить самообладание звезды. Но есть один кошмар, который неотступно преследует любого актера: то, что никто не захочет прийти на его представление. Потому что без зрителя нет театра. — Пэйган услышала глубокий вздох, пробежавший по залу, и продолжала:

— Сегодня в течение почти целого часа этот кошмар стал реальностью для нашей звезды, для Лили…

Как только Пэйган закончила речь, несколько первых хлопков тут же переросли в громоподобную овацию. Софит направил свой луч на одинокую серебряную фигурку Лили, стоящую на верхней ступеньке лестницы.

Овации продолжались и не смолкали целые пять минут. Аудитория стоя выражала свое восхищение. Наконец Лили запела: «C'est Paris…»


— «…Можно только восхититься ее удивительным мужеством» — это «Мейл». — Агент Лили бросил газету ей на кровать. — «Таймс» называет тебя наследницей Пиаф и Гарланд, а «Сан» отводит первую полосу: «Драма богини секса». Они преподносят все это как самые животрепещущие новости. У твоего гала огромная пресса.

— А ты все еще не знаешь, кто организовал эту страшную шутку?

— Все, что мы знаем о нем, — его несомненное богатство. Шутка недешево стоила.


Джуди пододвинула к себе материалы по рекламе на август. Похоже, картина в следующем месяце будет еще более удручающей, чем в июле.

Впрочем, лето всегда мертвый сезон для рекламодателей.

Раздался стук в дверь, и вошел Тони.

— Вы оставили эту папку в машине, Джуди.

Мне очень жаль, что мы потеряли леди Мирабель.

Джуди удивленно подняла глаза. Том ведь говорил, что никто не знает об этом. Выходя, Тони столкнулся в дверях с Томом. Подождав, когда дверь закроется. Том сказал:

— О'кей, Джуди. Мы готовы к прорыву, если он состоится. Единственное, к чему я пока не готов, — это сдать в залог наши часы.

Каждый вечер, когда все расходились по домам, Том втайне от сотрудников начинал работу по подготовке журнала к возможному закрытию.

Постепенно он перевел всю собственность «Вэв!» на баланс фирм, специально для этого созданных. Таким образом, все более или менее ценное — от арендованного помещения до мотоцикла мальчика-рассыльного — было спасено на тот случай, если придется начать все сначала. Том проверил контракты со всеми сотрудниками и, не ставя в известность Джуди, договорился с конкурирующими изданиями, что те возьмут на работу нескольких лучших редакторов, и таким образом будут сэкономлены деньги, которые надо было бы выплатить им в компенсацию. У него уже не осталось сожаления о годах их с Джуди делового триумфа, а только твердое намерение выжить. И, как он надеялся, его трезвая голова и умение вести дело позволят сохранить крышу над обоими домашними очагами. Кейт ничего не знала о надвигающейся катастрофе, но их городская квартира и загородная резиденция уже были переоформлены на ее имя. На имя его бывшей жены и двух сыновей также был переведен срочный вклад, к которому пока никто не имел права притрагиваться. Том всегда был более реалистичен, чем Джуди. И хотя он часто шел в бизнесе на риск, этот риск был тщательно выверен. Хороший картежник всегда распознает неудачу, коли уж та вздумает к нему подкрасться, и тогда он бросит карты на стол и скажет: «Привет!»


— Боюсь, что их придется расстрелять, Сулейман, причем чем скорее, тем лучше. Отдай приказ.

Генерал Сулейман, отсалютовав, вышел из комнаты. Абдулла откинулся на стуле и позволил себе на несколько минут прикрыть глаза. Он нащупал ту точку на переносице, массируя которую можно было снять напряжение. Потом он поднялся и по зеленой траве Сент-Джеймского парка пошел к посольству Сидона, вглядываясь в серую громаду Букингемского дворца. Он вернулся из Венеции два дня назад и обнаружил, что в государстве сложилась очередная кризисная ситуация.

— Ну что? — откинув назад тяжелые каштановые волосы, Пэйган с тревогой посмотрела на Абдуллу. Кажется, за эти два дня, пока он решал судьбу террористов, ее возлюбленный постарел на десять лет.

— Казнь. Мой отец был прав: забудь вкус милосердия, когда имеешь дело с врагом.

«Кошку не надо приучать сидеть возле огня, а бедуина — быть жестоким, — подумала Пэйган. — Жизнь в пустыне жестока, и жестоким становится каждый, кто там выживает. Существование там беспощадно, и еще беспощаднее должно быть наказание».

Пэйган понимала бедуинскую природу Абдуллы, но не знала, сможет ли она привыкнуть к нему.

— Твой отец никогда не имел дела с исламскими фундаменталистами, — заметила Пэйган, подумав про себя, что старый мошенник вообще имел дело только со своими многочисленными кузенами, которые все норовили воткнуть нож в спину друг друга.

— Это действительно так, но тогда приходилось иметь дело с другими фанатиками.

— А что скажет религиозная верхушка? — Пэйган понимала, что казнь террористов может превратить их в национальных героев.

— Когда они узнают об этом, будет уже слишком поздно. Трудно будет играть на событии через несколько месяцев после того, как оно произошло. А даже если эти люди были популярны в своей местности, то большего взрыва эмоций, чем при их аресте, уже не последует. Самое большее, что удастся организовать, — это какую-нибудь демонстрацию. Мне кажется, влияние религии наконец-то начало ослабевать. Она использует невежество людей. Но Сидону удалось преодолеть расстояние в несколько веков за тридцать лет, и то же самое можно сказать о любой стране в Персидском заливе. Но я не хочу, чтобы Сидон пошел по пути Ирана, не хочу видеть мою страну втянутой в пучину невежества и предрассудков.

Мой долг привести государство в двадцатый век.

Он вскочил и в волнении заходил по комнате.

— С тех пор, как я стал королем, я избавился от одиннадцати революционных группировок. — Голос его был мрачен. — Во главе каждой из них стоял кто-нибудь из моей родни, и все они казнены, «Неудивительно, что у Абди всего лишь один наследник», — подумала Пэйган.

— Все они хотят Лишь одного — власти. И церковники тоже, с той только разницей, что предательство свое они освящают именем пророка.

Они сеют смятение и страх в народе моей страны, который, как каждый народ, ненавидит перемены. Стране действительно трудно отойти от традиционных путей развития и прийти на дорогу, проложенную западной цивилизацией. Люди предпочитают вернуться назад, в средние века.