Ширли Конран - Мужья и любовники

Мужчина с биноклем видел, что они ссорились, что Лили залилась слезами и исчезла за серыми каменными воротами базара. Он быстро двинулся за ней, расталкивая локтями прохожих, озабоченный лишь одним: не упустить Лили из виду.

— Где, черт возьми, может быть Лили? Она никогда не уходила одна так надолго!

— Вы же знаете, ходить одной для нее — высший шик, — напомнила Санди. Усевшись поглубже в кресло, она наблюдала, как тяжелая грозовая туча собиралась за минаретом. — Она ведь не переносит весь этот звездный антураж.

— Да, но она прекрасно знает, что через десять минут у нас назначена встреча с представителями агентства.

— Ну, может быть, она просто не хочет с ними встречаться. И вообще, почему бы нам не сходить поесть? — Санди поднялась со стула и затянула «молнию» на своем золотистом комбинезоне. — А Лили к нам присоединится, когда появится.

Но когда Джуди попыталась оставить Лили записку, консьерж кивнул на ключ от номера Лили, лежащий в ячейке.

— Мисс Лили ушла несколько часов назад и с тех пор не возвращалась. Нет, не одна. В сопровождении мужчины.

— Какого мужчины?

— Он не живет в нашем отеле. Может быть, турок. Я не помню, как он был одет. Кажется, в темный костюм. — Служащие самого дорогого отеля Стамбула говорили на безупречном английском.

— Как странно, мы же здесь никого не знаем, кроме людей из агентства, — задумчиво произнесла Санди, когда они прошли в столовую. Джуди молчала.

Пока сотрудники агентства в сверхвежливой манере обсуждали с ними деловые проблемы, на столе один за другим появлялись блюда с заманчивыми названиями: «Обморок святого» (баклажаны, фаршированные помидорами, луком, чесноком), «Наслаждение султана» (тушеная баранина с луком и томатами), «Женский пупок»

(пирожные с орехами и взбитым кремом). Потом свет был приглушен, а на сцене несколько пухлых женщин в полупрозрачных одеяниях начали исполнять танец живота. Их сменил пожиратель огня, а затем на сцене появился укротитель змей.

И до двух часов ночи, пока последняя кобра не улеглась обратно в корзину дрессировщика, Джуди не удавалось встать и уйти.

Вернувшись в отель, она забеспокоилась еще больше: ключ от номера Лили по-прежнему торчал в ячейке.

— Стамбул не тот город, по которому девушке стоит гулять с незнакомым мужчиной, — раздраженно заметила она, обращаясь к Санди. — Как бы ни была Лили сердита, она могла бы оставить нам записку. В конце концов, ей же самой будет неприятно, когда ее начнет разыскивать полиция. — Все более ощущая свою вину, Джуди добавила:

— Пожалуй, в полицию нам лучше пока не обращаться. Если Лили решила просто покрутить роман, мы поставим ее в смешное положение.

Санди кивнула.

Едва проснувшись, Джуди набрала номер Лили. Никто не ответил. Тогда, наспех запахнувшись в длинный шелковый халат, она заторопилась вниз, в приемную. Но вчерашняя смена уже ушла.

Новый дежурный, очень нервный молодой человек, наотрез отказался выдать ключи от номера Лили. Джуди потребовала, чтобы вызвали директора гостиницы, и вскоре они уже поднимались вдвоем по мраморной лестнице. Встревоженная, Санди осталась ждать их в коридоре, за двойной дверью номера Лили.

Джуди в сопровождении директора отеля, быстро пройдя через гостиную, распахнула дверь в спальню. Подушки оказались не смяты, равно как и простыни. Не вызывало сомнений, что постель оставалась именно в том виде, в каком ее оставила горничная, застелив сутки назад.

Санди вбежала в комнату и открыла дверь платяного шкафа. «Все ее вещи на месте». Она заглянула в ванную. На полочке перед зеркалом в беспорядке разбросана косметика, но в этом не было ничего необычного.

Санди вернулась в гостиную, где застала Джуди сидящей на корточках перед огромным, цилиндрической формы свертком в коричневой крафтовой бумаге.

— Лили, наверное, принесла это с базара.

— Может быть, человек, с которым ушла Лили, был торговцем коврами? — задумчиво произнесла Санди.

— А может, она просто встретила на рынке кого-нибудь из знакомых? — предположила Джуди.

Услышав тихий скрип двери, обе женщины радостно вскочили.

— Лили! Слава богу! Наконец-то… — В дверях стоял мальчик-посыльный с огромным букетом красных роз.

— Господи! Кому это пришло в голову присылать нам розы? Все знают, что мы завтра уезжаем? — в изумлении воскликнула Джуди.

Санди взяла у посыльного букет и с удивлением извлекла спрятанный туда конверт. Не распечатывая, она протянула его Джуди. Та пробежала глазами вложенную в конверт открытку и со стоном отбросила ее в сторону:

— Боже мой! Только не это!

Санди подняла открытку и медленно прочла вслух:

— «Оставайтесь в гостинице, пока отец Лили не даст о себе знать. Он должен будет заплатить выкуп».

— Ну вот, теперь мы хотя бы знаем, что случилось: Лили похитили, — прошептала девушка.

Не в силах вымолвить ни слова, Джуди стояла посреди гостиничного номера, ошеломленно глядя на великолепный букет красных роз. "Это моя вина, — говорила она себе. — Боже! Отчего ты не выкидываешь предупредительный красный флажок, когда человек совершает пусть даже крошечный шаг по пути к катастрофе?! Если бы только я могла перевести часы на год назад и вернуть все, как было до той нашей первой встречи в отеле «Пьер».

Стоял теплый октябрьский вечер. В камине гостиничного номера был разожжен огонь, и это придавало дополнительный уют и без того прекрасной комнате с замечательным видом на пурпурный сумрак Центрального парка. Пляшущие языки пламени отбрасывали отсвет на лица двух женщин, шагнувших навстречу друг другу. Джуди было трудно поверить, что ее дочь, которую она считала умершей, жива и что она — Лили, самая знаменитая кинодива со времен Мэрилин Монро. Было почти невозможно совместить в сознании это сексапильное существо с тем образом, который долгие годы Джуди лелеяла в сердце, — очаровательной, хорошо воспитанной шестилетней девчушки с аккуратно заплетенными косичками.

Джуди всегда казалось, что ее давно потерянная дочь должна быть похожа на нее, однако единственное сходство между двумя женщинами было в очертаниях тонких изящных фигур.

Остальные три женщины в комнате сидели неподвижно, будто загипнотизированные разворачивающейся у них на глазах драмой.

— Не думаешь ли ты, что нам лучше уйти? — прошептала Пэйган, обращаясь к Кейт, сидящей на абрикосового цвета диване.

Кейт Райэн, не в силах отвести взгляда от Лили, только пожала плечами. Она поймала себя на том, что мысленно делает заметки для будущей статьи. Лили неуверенным шагом двигалась навстречу Джуди. Кейт уже раскрыла было рот, чтобы что-то, ответить, но третья из присутствующих в комнате свидетельниц сцены, элегантная блондинка в платье из голубого шелка, предупреждающе поднесла палец к губам, и все трое зачарованным взглядом следили за тем, как мать и дочь нервно обнялись. Движимые естественным желанием преодолеть боль и неловкость момента каким-то физическим действием, они все крепче и крепче сжимали друг друга в объятиях, но — как отметила Кейт — не поцеловались.

Джуди вдруг всем своим существом осознала, что она в первый раз прикасается к дочери с того самого трагического момента, когда в швейцарском госпитале, где родился ее незаконный ребенок, она протянула трехмесячного младенца его приемной матери. Все сильнее прижимая дочь к сердцу, Джуди поняла, что они обе уже долгие годы нуждались в этом, и нужда эта была подобна голоду. Это их объятие было прежде всего утолением голода, а потом уже — жестом тепла, любви и привязанности. И в то же время для обеих это было и жестом доброй воли.

"Это моя дочь, — думала Джуди, ощущая вибрирующее тепло тела Лили. — Я родила эту роскошную женщину; эти дикие каштановые глаза, косая линия скул — когда-то они были частью меня. Я сотворила их. — Она скользнула взглядом по золотистой коже предплечий:

— Вот плоть от плоти моей".

«Она не чувствует себя моей матерью». Диковинная смесь облегчения и возмущения родилась в душе Лили; она всегда окутывала свою таинственную мать мистическим ореолом, иначе слишком жестоким и грубым представал отказ матери от нее, Лили, в трехмесячном возрасте. Теперь Лили надеялась, что она обретет наконец защиту, но, поглядев в глаза Джуди и увидев в них боль, страх и чувство вины, Лили вдруг сама ощутила себя материнской защитницей.

Начисто забыв о трех парах посторонних глаз', наблюдающих эту сцену, Лили едва не расплакалась, вспоминая о бесконечном беспокойстве, нервозности и неуверенности, которыми была окрашена вся ее взрослая жизнь. Теперь она наконец, скорее инстинктом, чем разумом, поняла, откуда они проистекали — из чувства утраты, не становящегося менее горестным от того, что это была тоска по женщине, которую Лили никогда не видела, по ее «настоящей мамочке» — именно так мысленно называла Лили свою далекую мать.

— Мама? — Лили произнесла это слово тихо, будто пробуя его на вкус, и секунду спустя повторила вновь:

— Мама.

Обе женщины подались назад и, рассмеявшись сквозь слезы, почти хором произнесли:

— А ты не такая, как я ожидала!

— Как ты нашла нас? — добавила Джуди.

— Это было совсем не сложно, — ответила Лили. — Я наняла частного сыщика. Он выяснил, что моей матерью должна быть одна из четырех подружек-школьниц, учившихся тогда в Швейцарии. Но он не мог определить, кто именно та, что почти еще подростком родила меня двадцать девять лет назад. Поэтому мне и пришлось организовать эту встречу. — Будто засомневавшись, она вдруг замолчала, нервно покусывая нижнюю губу. — Надеюсь, вы простите меня. И, надеюсь, вы сможете понять, почему для меня было так важно выяснить, кто мои родители и кто такая я сама.

Кейт никак не предполагала, что эта эротическая богиня сможет вызвать у нее когда-нибудь чувство жалости и умиления.