Поэтому ей просто не пришло в голову, что прыжки с парашютом не для нее. Десятиминутный полет был ужасен. Она опустилась в воды Средиземного моря, к ней подплыла моторка, и сидящие в ней спасатели, обрезав канаты, быстро свернули и забрали в лодку намокший парашют. А Лили, раскинув руки, легла на спину, тихо покачиваясь в такт волнам. Она чувствовала себя слишком слабой, чтобы плыть к берегу. В этот момент неподалеку показалась лысина американского сенатора, с которым они до этого едва ли обмолвились парой слов.

— Сильные ощущения, не правда ли? — спросил он и вдруг заметил болезненное выражение лица Лили. — С вами все в порядке, дорогая?

— Да… Нет… Я не знаю… — Тут накатившая волна накрыла ее с головой. — Пожалуйста, вы не поможете мне добраться до берега?

— Обхвати меня руками, дорогая.

Лили почувствовала, как сенатор крепко прижал к себе под водой ее тело, и устало подумала, что, кажется, утопающих должны спасать совсем не так. Прошла целая вечность, наконец сенатор пробормотал:

— Я думаю, будет лучше, если вы попытаетесь плыть, дорогая, а я поддержу вас снизу. — Сенатор поплыл к берегу, работая только ногами. Обе руки у него были заняты: он поддерживал Лили снизу за грудь.

Добравшись наконец до берега, Лили примерно с час пролежала в тени, потом, несколько оправившись, поблагодарила сенатора за помощь.

Она все еще неважно себя чувствовала и решила лечь спать пораньше. На этом, как она полагала, инцидент будет исчерпан.

Лили проснулась от странного ощущения. Открыв глаза, она увидела, что вся комната залита лунным светом, и еще в полусне поняла, что дрожит от холода, так как одеяла на ней нет. Потом она ощутила нечто, ни разу не испытанное со смерти Джо, и наконец проснулась окончательно. Ее ночная рубашка оказалась задрана почти до подбородка. У подножия кровати на коленях стоял человек и, раздвинув ноги Лили, лизал ее клитор. Осознав, что происходит, Лили быстро одернула рубашку и, охваченная ужасом, попыталась сесть. Но тяжелая рука, опустившись Лили на грудь, словно пригвоздила ее к кровати, а незнакомец вдруг оказался на ней верхом. Лили, дрожа от страха, заметила, что человек абсолютно голый. Она хотела закричать, но он закрыл ей рот поцелуем.

«Нет, я не могу в это поверить… Это какой-то кошмар… Он, должно быть, грабитель…» — лихорадочно пронеслось у нее в голове.

Потом, когда человек на секунду приподнял лицо и оно осветилось лунным светом. Лили его узнала.

Человек вновь до боли сжал грудь Лили, буквально вдавливая актрису в подушку.

— Ты же не возражала, когда я в воде тебя прихватил, — прошептал он. — Ты даже не пыталась меня остановить, маленькая чертовка!

Это был тот самый лысеющий американский сенатор, который помог ей доплыть до берега сегодня днем.

Лили вскрикнула и, неожиданным движением схватив мужчину за яички, сжала их. Человек взвыл и скорчился от боли, а Лили возблагодарила бога за то, что ее в свое время обучили этому классическому приему проституток.

Лили удалось выскользнуть из-под извивающегося на кровати тела, она рванулась к двери и, распахнув ее настежь, понеслась по широкому, совершенно безлюдному коридору, пока не добежала до черной лестницы. Мигом пролетев три лестничных марша, она выскочила в вестибюль, бросилась в находившуюся на первом этаже ванную комнату и там, дрожа от холода, просидела до самого рассвета, пока не услышала голоса проснувшихся слуг. Тогда она пробралась обратно к себе в спальню.

Трудно было поверить, что чудовищная ночная сцена произошла в действительности. И вдруг Лили заметила синий в полоску кусок шелка, торчащий из-под кровати. Она нагнулась и подняла с пола галстук сенатора. Она набрала номер телефона герцогини и попросила передать, что, как только герцогиня проснется, она ждет ее у себя по очень срочному делу.

Через три часа, одетая в светло-серый крепдешиновый пеньюар, герцогиня величественно вошла в комнату Лили. Та, волнуясь, рассказала всю историю с самого начала и, протянув найденный галстук, заглянула в ее круглое лицо, ища поддержки. Герцогиня задумчиво теребила в руках галстук. Потом она наконец сказала:

— Дорогая моя, сенатор Рускингтон очень влиятельный человек, с которым мой муж предполагает… вести некоторые дела. Честно говоря, все это было задумано, чтобы доставить ему удовольствие. Согласитесь, с вами же не произошло ничего такого, чего не происходило бы раньше.

Поэтому все вами сказанное в конечном итоге обернется против вас. Сенатор может даже заявить, что вы сами пригласили его к себе в спальню… И будет ли в таком случае галстук уликой?

Герцогиня поднялась и очень вежливо, но холодно порекомендовала разгневанной Лили как можно скорее уехать:

— Я думаю, так будет лучше для всех нас.

Лили с трудом могла поверить своим ушам.


«Уже почти пять с половиной миль», — подумала Дебра Халифакс, яростно крутя педали. Хотя ей уже было под сорок, фигурой она походила на двенадцатилетнюю девочку. Под облегающим спортивным костюмом можно было сосчитать все косточки позвоночника, отчетливо проступившие наружу, в то время как Дебра, склонясь над рулем и вращая педали, внимательно вглядывалась в небольшой монитор, отмечавший километраж.

Дверь зала открылась, и на пороге появился муж Дебры — Куртис. «Есть что-то непристойное в женщине, которая намеренно морит себя голодом», — подумал он, глядя, как потоки пота струятся по той равнине, где раньше возвышалась грудь Дебры. Внешне его жена была теперь чудовищной карикатурой на себя саму времен их помолвки и свадьбы. Из маленького тихого эльфа она превратилась в морщинистое обезьяноподобное существо.

Уже в машине, откинувшись на заднее сиденье, Куртис стал размышлять о том, может ли он наполнить жизнь своей жены хоть каким-нибудь смыслом. Он потянулся к ручке, чтобы открыть окно, потом вспомнил с раздражением, что страховая компания требует полного комплекса мер безопасности против похищения или террористических актов и ему, как председателю правления банка, необходимо подчиняться этим требованиям.

— Доброе утро, мисс Бради.

Секретарша Куртиса подала ему карточку, на которой были отмечены все встречи и свидания шефа на грядущий день.

— Я, как обычно, обедаю в двенадцать в Филадельфийском клубе. Но закажите, пожалуйста, обед на двоих. И в течение часа не зовите меня к телефону.

Дед Куртиса был убежден, что в один прекрасный день их клан подарит Америке президента, который вернет страну к старомодным ценностям и твердым понятиям их касты. Все амбиции старшего Халифакса оказались связаны с его единственным внуком — Куртисом. Он настоял, чтобы для внука была выбрана невеста знатного происхождения. Дебра происходила из богатейшей семьи Филадельфии, родословная ее была безупречна. Куртис подозревал, что все ее нервные болезни связаны с чрезмерной чистотой крови, так что, по иронии судьбы, именно эта погоня за «породой» и разрушила честолюбивые замыслы деда.

Куртис вздохнул, усаживаясь в кожаное кресло под дедовым портретом. Он знал, что разочаровал клан. Ему не удалось занять лидирующее положение на политическом Олимпе — непредсказуемость в поведении Дебры стала тому серьезной помехой. Куртис протянул руку за зеленой папкой и извлек список сегодняшних визитеров. На листе значилось всего одно имя: Джуди Джордан.


Тони мчал Джуди к Филадельфии на ее кремовом «Мерседесе» последней марки.

Когда автомобиль затормозил у центрального подъезда банка Халифакса, Тони открыл заднюю дверцу машины и помог Джуди выйти. Хотя лицо Джуди было печально и озабоченно, она была необыкновенно хороша в фиолетовом замшевом пальто от Келвина Кляйна и темно-фиолетовых замшевых сапожках.

Но красота туалетов Джуди, к сожалению, никак не сказалась на оказанном ей приеме.

— Джуди, прояви же наконец благоразумие! — сказал Куртис. — В прошлом месяце я позволил тебе выйти из лимита, чтобы ты могла выкупить акции Гриффина. А теперь ты требуешь еще большего! Ни один банкир никогда не вложит деньги в предприятие, замешанное в судебном разбирательстве. Мой персональный фонд ограничен.

Поверь, Джуди, на сей раз ответ может быть толь-. ко «нет».

— «Нет» не относится к разряду моих любимых слов, Куртис, ты же знаешь, — горько улыбнулась Джуди, пристально вглядываясь своими темно-синими глазами в бледно-голубые глаза собеседника.

— Это удар ниже пояса, Джуди! — Халифакс уже не скрывал своего раздражения. — Не стоит играть сейчас на моем чувстве вины.

— Прости, Куртис, но «Вэв!» — вся моя жизнь.

Ты не знаешь никого в Вашингтоне, кто мог бы повлиять на сенатора Рускингтона?

— Боюсь, что нет. — Куртис ощущал все нарастающее раздражение. — У меня не настолько длинные руки.

В этот момент дверь распахнулась. Вошла хрупкая светловолосая женщина с красивым, но слишком худым лицом, одетая в темную норковую шубу.

— Это сюрприз тебе, дорогой, — начала было она, но тут заметила, что муж в кабинете не один. — О, надеюсь, я не помешала чему-то важному.

— Конечно, нет, Дебра. — Куртис встал из-за стола. — Я думаю, ты узнала Джуди Джордан.

А это моя жена, Дебра Халифакс.

— Очень рада встретиться с вами, — Дебра одарила Джуди мгновенной улыбкой. — Куртис, дорогой, я сейчас еду на обед к тетушке Эмили.

И знаешь, я не хочу надевать сегодня вечером изумруды. С белым крепом гораздо лучше сочетается красное. Попроси, пожалуйста, Перкинса забрать из сейфа мои рубины. Ну, пока! Мне пора идти.

Она еще раз улыбнулась Джуди и исчезла.

После короткого молчания Джуди произнесла с неожиданной завистью:

— Родовые деньги видно издалека. Как, должно быть, приятно жить, не имея никаких забот!

— Жизнь Дебры не так безоблачна, как кажется, и ты, Джуди, прекрасно это знаешь.

— Обидно, что твои предки так ошиблись на ее счет. Окажись у тебя подходящая жена, ты мог бы уже быть президентом.