Вариантов много, но решать буду я, а не Артур. Я сажусь. Если я брошу работу, чтобы уехать на Виргин-Горда, то я брошу работу. И будь я проклята, если позволю себя уволить!
Следующие несколько дней я работаю без устали; все, о чем я могу говорить, когда звонят Адам и Эмили, — это дело Тайлера. Беллини думает, что мне нужно куда-нибудь сходить вечером, и предлагает присоединиться к ней. Она собирается в театр.
— Возможно. Я сто лет не была на Бродвее, — отвечаю я, пытаясь не думать о том, что мистер Тайлер в тупике и мне срочно нужна свежая идея.
— Это не то чтобы Бродвей, — уточняет Беллини. — Скорее, это не Бродвей. Совсем не Бродвей. Даже не Манхэттен, если быть точной.
— Это далеко?
— В Бруклине. Поедем на метро.
В семь часов мы втискиваемся в переполненный вагон подземки; я уже давным-давно этого не проделывала. Впрочем, публика куда приятнее, чем раньше, — стало меньше попрошаек и больше прилизанных коммивояжеров. Вечером и те и другие обычно пытаются выудить у вас деньги, но по крайней мере попрошайки делают это талантливо: они играют на губной гармошке.
В тесноте я даже не могу дотянуться до поручня и в итоге чуть не падаю, когда поезд трогается. Молодой человек с дрэдами и в мешковатом спортивном свитере встает и локтем толкает своего соседа, понуждая его сделать то же самое.
— Садитесь, мэм, — деликатно говорит он.
Я удивленно смотрю на него. Почему ньюйоркцы внезапно сделались такими вежливыми? А что еще хуже — неужели я стала вдруг такой старой, что мне уступают место и говорят «мэм»?
— Все в порядке, — отзываюсь я и думаю, что скорее предпочту растянуться на затоптанном полу, чем признать себя старухой.
— Ничего, — отвечает он. — Ужасно, когда молодые люди не уступают места тем, кто старше.
Я обращаюсь к стоящей рядом женщине в длинной юбке и куртке с капюшоном.
— Садитесь. Вы старше, чем я.
— Ничего подобного, — отзывается та, крепко упираясь в пол обутыми в кроссовки ногами.
— А вы? — спрашиваю я, указывая на седовласую даму. Кожа у нее красновато-лилового цвета, который намекает на то, что она по меньшей мере восемьдесят лет не пользовалась солнцезащитным кремом.
— Все в порядке, не стоит, — отвечает она, постукивая палкой.
Впрочем, не всем здесь приходится доказывать свою молодость. Некоторые и в самом деле молоды. Пока мы препираемся, кто из нас должен сесть, на пустые сиденья плюхаются две юные девицы в мини-юбках. Парни улыбаются, а те бодро кладут сумочки себе на колени и чувствуют себя превосходно.
Через сорок пять минут, когда мы добираемся до нужной остановки, моя гордость остается неприкосновенной — в отличие от позвоночника. Мы пробираемся по узкой бруклинской улице, и я тешу себя мыслью о мягком театральном кресле. Впрочем, Беллини забыла упомянуть, что мы идем в авангардный театр. Сцена в нем представляет собой пустую черную коробку, а публика ютится на жестких скамьях без спинок.
— Я и не знала, что мы идем на молитвенное собрание, — говорю я, пытаясь поудобнее устроиться на деревянном сиденье. — Как тебя угораздило выбрать именно это место?
— Бесплатные билеты. Мне дал их мой парень, который работает в «Старбаксе».
— Ты встречаешься с тем барменом? — спрашиваю я, вспомнив молодого человека, с которым она флиртовала за ленчем.
— На самом деле он актер. И потом, он не бармен, а помощник менеджера.
— Ах, прости. Это и в самом деле огромная разница.
— Возможно, разница составляет два доллара в час, — соглашается Беллини. — Но он такой милый. Я прихожу в «Старбакс» на ленч, и он меня угощает. Бесплатно.
— В таком случае обедать отправляйся в «Косто». Они бесплатно дают попробовать сырные палочки. И симпатичные девушки в кружевных наколках всегда разрешают взять вторую порцию.
— Мой парень не носит наколку. Не думаю, что в этой пьесе он вообще что-нибудь носит. Он сказал, что здесь есть сцена, где все актеры абсолютно голые.
— Очень удобно! Ты можешь как следует его разглядеть, а потом решить, стоит ли завязывать серьезные отношения.
— Не говори пошлостей, — хихикает Беллини. — Полагаю, ты порядком огрубела за то время, что провела со своим ныряльщиком.
— Этот ныряльщик оказался…
— Мне все равно, — прерывает она меня.
— Я не собираюсь рассказывать тебе о том, каков он в голом виде, — возмущенно говорю я. Если честно, Беллини уже до чертиков наслушалась моих восторгов о том, как хорошо мне было с Кевином и какой он замечательный в постели.
— Все в порядке, — говорит Беллини. — Я не против поговорить о Кевине. Надеюсь, что у вас все сложится, пусть даже это и неудобно.
— В каком смысле?
— В географическом! Однажды я познакомилась с мужчиной, который сказал мне, что мы не сможем встречаться, потому что он живет в пригороде, а я на Аппер-Вест. Слишком долго добираться на метро. А тебе с Кевином еще сложнее. Вам, ребята, придется ломать стереотипы.
— Значит, мы добавим новые пункты в список «Как далеко может зайти женщина», — отвечаю я, подбирая ноги, чтобы пропустить двух одетых в черное театралов.
— Если уж речь зашла о мужчинах, взгляни на Билла, — говорит Беллини.
— Черт, — отзываюсь я: один из новоприбывших наступил мне на ногу.
— Билл. Черт. Естественная реакция, — отвечает та. — Теперь, когда у него разлад с Эшли, он хочет вернуться к тебе. Бывшая жена — это все равно что разношенная обувь. Но, дорогая, старую обувь, поносив, снова засовывают в шкаф. А ты заслужила иную участь. Как новые туфли.
— Спасибо, — говорю я. Беллини, очевидно, думает, что сделала мне сногсшибательный комплимент. Но я вовсе не хочу походить на атрибут чьего-либо гардероба.
— Не сдавайся, — предупреждает она.
— Беллини, я не собираюсь впускать Билла в свою жизнь. Что сделано, то сделано. Давай просто посмотрим спектакль. Занавес вот-вот поднимут.
— Здесь нет занавеса, — говорит Беллини, и я понимаю, что она права. Никаких излишеств — ни занавеса, ни кресел, ни одежды.
Слава Богу, наш разговор обрывается, потому что свет гаснет. Когда зажигаются огни рампы, мы видим его — бармена из «Старбакса», абсолютно голого (если не считать световых пятен). А я думала, это произойдет в финале. Ведь самое лучшее всегда приберегают напоследок.
— Он великолепен, — шепчу я подруге. Наши глаза явно прикованы к одной точке.
— Я бы сказала — супер, — отзывается та.
— А тебя не смущает, что человек, с которым ты встречаешься, стоит здесь голый?
— Мне нравится, когда человек, с которым я встречаюсь, стоит голый.
— При всех?
— Если тебе есть что показать, так почему бы нет? — говорит наша одетая в черное соседка, которая, судя по всему, слышала весь разговор.
— Вы были бы не прочь с ним встретиться, а? — спрашивает Беллини, перегибаясь через меня.
— Я бы предпочла сначала увидеть его в одной из пьес Пинтера, а потом уже решать, — отзывается дама. — А что, в постели у него бывают осечки?
— Никогда, — отвечает Беллини. И садится поудобнее, чтобы насладиться зрелищем.
Хоть я и возвращаюсь домой за полночь, все равно звоню Кевину, чтобы пожелать спокойной ночи. Мне хочется услышать его голос. Но не важно, насколько хороша связь, — телефон не может заменить нам объятий. То и дело повисают неловкие паузы, которые мы не можем ничем заполнить.
— Моя постель чертовски пуста без тебя, — говорит Кевин.
— Слава Богу, — шутливо отзываюсь я и тут же добавляю: — Я все время о тебе думаю.
— Когда ты вернешься?
— Может быть, чуть позже, чем планировала, — нерешительно отвечаю я. — Мне нужно закончить дело Тайлера.
— С каких это пор Тайлер стал для тебя важнее, чем я? Я ведь видел этого парня. В гидрокостюме я смотрюсь сексуальней.
— И намного, — говорю я. Понятно, что Кевин шутит, но не стоит уязвлять мужское самолюбие. Я решаю умолчать о том, что провела весь вечер в созерцании голого мужчины.
— Твоя работа настолько для тебя важна, что ты не сможешь провести со мной Рождество, — с легким сарказмом говорит Кевин. — Это ужасно.
Я поражена.
— Дело не только в работе. Дети приедут домой на каникулы.
Секунду Кевин молчит и, кажется, понимает это так, что не он для меня — номер один. Надо объяснить ему, что он тоже очень мне нужен.
— Почему бы тебе самому не приехать? — предлагаю я.
— Не могу; это туристический сезон.
Я сдерживаюсь и не указываю Кевину на то, что я тут не единственный человек, чьи дела мешают нам быть вместе.
— Мне без тебя скучно, — говорю я.
— Мне тоже.
Я вешаю трубку и думаю, что территориальная удаленность всегда усиливает непонимание. Я закрываю глаза и пытаюсь представить, каким может быть Рождество на Виргин-Горда. Воображаю себе пальмы, украшенные фонариками, манго, которое поджаривают на открытом огне, и Санта-Клауса, прибывающего на моторке. Наше снежное Рождество всегда было куда более традиционным, хотя в этом году я собираюсь несколько отступить от канона.
Адам и Эмили приезжают домой на зимние каникулы, но я не могу больше проводить с ними целый день за счет работы. Они заняты тем, что встречаются с друзьями, и ничуть не возражают. Но мне от этого очень грустно. Чем старше становятся твои дети, тем меньше они нуждаются в тебе и тем сильнее ты нуждаешься в них.
Поздно вечером мы снимаем с чердака коробки с елочными украшениями и принимаемся весело развешивать их на двухметровой елке. На следующий день я любовно отбираю на сайте Amazon.com — истинном спасении работающих матерей — многочисленные подарки, которые предстоит положить под елку.
Дети пригласили к нам друзей из колледжа — четверых студентов по обмену из Бразилии, Италии, Испании и Индонезии, которые не могут уехать домой на каникулы. Рождественский ужин превращается в огромный «шведский стол», куда каждый из приглашенных вносит свою лепту. Наверное, это единственный случай, когда южноамериканские черные бобы и свиная отбивная соседствуют с индонезийскими банановыми чипсами «Лампунг». Беллини приносит аксессуары — блестящие браслеты, которые мы используем как кольца для салфеток, и великолепную вязаную «дорожку» — она раскладывает ее на столе. Я колеблюсь, прежде чем поставить на нее липкую тарелку с ямсом, но Беллини обещает показать мне лучшую в городе химчистку.
"Мужчины, за которых я не вышла замуж" отзывы
Отзывы читателей о книге "Мужчины, за которых я не вышла замуж". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Мужчины, за которых я не вышла замуж" друзьям в соцсетях.