— Я не помню никаких лодок в «Касабланке».

— Отлично. Может быть, вчерашнюю сцену в лодке ты тоже забыла?

— Вряд ли, — говорю я. — Но ты вел себя так, будто меня нет. И потом, ты был поглощен Анджелиной Джоли.

— Ты так думаешь? В Голливуде это называют пробы, — отзывается Кевин. — Мне позвонили и предложили поработать фотографом на подводных съемках в ее будущем фильме. Но сотрудничать с Анджелиной хотят все. Вчера мы отправились вместе поплавать, чтобы сделать несколько снимков и посмотреть, сочтет ли она меня подходящим.

— И как?

— Подхожу. Хорошая работа. Если ты имеешь в виду это.

— Я ничего не имею в виду. Какое мне дело?

— Я бы хотел, чтобы это было твоим делом, — искренне говорит Кевин. — Я провел эти выходные в полной уверенности, что ты меня отшила и больше не хочешь видеть. То, что ты сказала вчера, значило очень много. А сегодня утром я понял, что очень хочу встретиться с тобой, прежде чем ты уедешь.

Не знаю, что сказать.

— Хорошо, что ты здесь, — смягчаюсь я и добавляю: — Я так и не поняла, что там было у вас с Анджелиной. Но я рада, что ты получил работу.

— Очевидно, ее подкупил мой магнетизм. Интересно, не подействует ли он и на тебя?

— Ты ведь этого не говорил, да? — хихикаю я. Шутка слегка банальная, но я вынуждена признать, что и впрямь ощущаю влияние его силового поля. — Так что давай воздействуй!

— Самое лучшее свойство магнита — то, что он притягивает. — Кевин обнимает меня, запрокидывает, крепко прижимает к себе и целует. Когда я обретаю равновесие и начинаю дышать ровнее, щеки мои горят. Но это только начало. Мы стоим на взлетном поле и целуемся, пока мимо не проезжает пикап и не обдает нас облаком пыли…

— Эй, Кевин, потерпи до дома! — хохочет парень, высовываясь из кабины.

— Отвали, Дэйв. Ты просто ревнуешь, — отмахивается от него Кевин.

Дэйв дважды сигналит и катит дальше.

Кевин поворачивается ко мне.

— А старина Дэйв подал неплохую идею. Поехали ко мне. Посмотрим «Касабланку».

Я натягиваю ему шляпу на глаза.

— Вот это предложение. Не нужно столько энергии, чтобы удержать меня здесь. Мой рейс еще завтра!

— Отлично, в таком случае я похищаю тебя на двадцать четыре часа!

В уговорах я не нуждаюсь. Я забираюсь в старый автомобиль с откидным верхом, и мы катим по полдневной жаре через весь остров, рассказывая друг другу свои истории. Кевин приехал на Виргин-Горда много лет назад, думая заниматься подводным плаванием исключительно в свое удовольствие. В конце концов он сообразил, что может извлекать выгоду из своего хобби. Когда местные производители рома вознамерились произвести в рекламных целях подводную съемку, Кевин поступил к ним на работу, доказав, что может одновременно дышать и щелкать аппаратом. Так родилась звезда — или по крайней мере появился заработок.

— С тех пор мне несколько раз доводилось сотрудничать с голливудской командой, но не то чтобы это было сплошное удовольствие. После «Водного мира» продюсеров уже не уговоришь заснять вращение воды в унитазе. И потому я перешел в сферу услуг.

— И кого ты обслуживаешь?

— Туристов. Людям нравится видео, на котором запечатлены они сами под водой. А главное, последний писк моды — свадьбы. Это и в самом деле укрепило мой бизнес. Ты удивишься, но столько людей приезжает на острова, чтобы обвенчаться под водой!

— Я бы удивилась, — отвечаю я, задумавшись над тем, предусмотрен ли отстегиваемый шлейф для белого кружевного гидрокостюма от Веры Вонг. И как сделать купальники для подружек невесты с талией в стиле ампир? А потом я ступаю на довольно-таки опасную тропу и спрашиваю: — А сам ты никогда не был женат? Ни разу?

Кевин резко сворачивает, чтобы не задавить выбежавшего на дорогу кролика. Или — чтобы избежать ответа.

— Я ждал, когда ты вернешься, — говорит он, снова обретая контроль над машиной и над собой.

— Чепуха.

— Ты права. — Кевин смеется. — Дело в том, что я так и не встретил правильной женщины.

Он переводит взгляд с дороги на меня, чтобы проверить, проглотила ли я наживку. Я с сомнением качаю головой; Кевин ухмыляется:

— А что, если мне нравится быть самому себе хозяином?

— Это ближе к истине, — отвечаю я. — Теперь, наверное, ты начнешь объяснять, как тебе тяжело. И жаловаться, что ты страдаешь от синдрома Питера Пэна.

— Неплохо, — говорит Кевин, явно впечатленный. — У тебя то же самое?

— Почти. В последнее время у меня нет настроения стоять на страже брака. — Я откидываю волосы, и они начинают трепаться на ветру. Летом в Нью-Йорке я даже помыслить не могла о том, чтобы открыть окно в машине. Как и все остальные, я путешествую в герметичной упаковке и постоянно слежу за температурой в салоне. Но сейчас я в восторге от Кевиновой открытой «двушки». У меня отпуск, и все дозволено.

— Брак не кажется мне чем-то таким уж страшным. Наверное, человек всегда хочет того, чего у него нет.

— У тебя, должно быть, есть все, — отвечаю я. — Готова поспорить, ты пробыл здесь достаточно долго для того, чтобы на островах, названных в честь Пресвятой Девы, не осталось ни одной девственницы.

— Но ведь здесь еще и постоянный наплыв туристов.

— Я слышала, торговая палата занесла тебя в свои списки как национальный ресурс.

Лицо у Кевина идет морщинками, как будто он собирается громко расхохотаться.

— У тебя обо мне превратное представление. У меня были кое-какие истории, но, несмотря на то что обо мне думает моя мать, я вовсе не общекарибский плейбой. Сейчас я вполне счастлив, вкушая тишину и спокойствие у себя дома.

Через пару минут мы подъезжаем к деревянному домику, приткнувшемуся между скал высоко над водой. Здесь действительно очень мирно, но рев волн и крики чаек вовсе не наводят на мысли о тишине.

Когда Кевин показывает мне свое жилище, меня поражает то, что все комнаты выходят окнами на океан. Надо будет утереть нос Эрику. Может быть, Кевин не живет в Тайм-Уорнер, но зато в его гнездышке среди скал обзор на все триста шестьдесят градусов.

От дома мы спускаемся к воде. Темно-синяя водная гладь — переливающаяся мозаика из бирюзовых и лазурных волн — тянется, как мне кажется, без конца и края.

— Хочешь поплавать? — спрашивает Кевин.

— Мне не в чем.

Кевин обводит рукой пустынный пейзаж.

— Можешь убедиться, здесь никого нет. — Он стягивает футболку и обнимает меня. Мы целуемся, и я чувствую, как волны омывают мои лодыжки. Кевин нежно тянет меня за футболку. — В школе я по тебе с ума сходил, но ты была такая хорошая девочка, что ни разу не показала мне свою грудь.

— Именно об этом ты думал последние двадцать лет?

— Нет, — честно признается он. — Но последние двадцать четыре часа — точно.

Смеясь, я с разбегу бросаюсь в воду и отважно ныряю в волну. Кевин догоняет меня и плывет рядом.

— Мне хорошенько попросить? — спрашивает он.

— Попробуй, — полушутливо отвечаю я. Честно говоря, никто, кроме Билла, не видел мою грудь — возможно, за всю жизнь. Если не считать Денизы в салоне загара и Бидди — продавщицы в отделе женского белья. Бидди — настоящий эксперт; она уверяет меня, что моя грудь все еще красива. И все-таки я делаю пируэт и направляю каскад воды Кевину в любопытную физиономию.

— Как смело, — отплевывается он, пускаясь вдогонку.

— Я позволю тебе поймать меня, — фыркаю я, замедляя темп.

— Я бы и так тебя поймал. — Он настигает и целует меня, пока мы балансируем в воде. — Ты умеешь плавать, но не прятаться.

Какого черта. Мокрая футболка ничего не скрывает! И если мне понравилось ощущение свободы, которое я испытала, сидя в машине Кевина, то свобода, нахлынувшая на меня в безграничном океане, придает мне еще больше смелости. В конце концов, пляж безлюден. Я отплываю от Кевина и ныряю, потом снова появляюсь на поверхности, держа в руках футболку и лифчик, демонстративно швыряю их подальше в накатывающуюся волну и улыбаюсь.

— Какая прелесть. Стоило того, чтобы подождать, — восхищенно говорит Кевин и нежно касается моей груди.

Но я отшатываюсь назад. Что я делаю? Я вовсе не любительница щеголять с голой грудью.

— Моя футболка! Любимая! — ору я в ужасе, что ее сейчас унесет в открытое море. И еще более меня страшит то, что спустя столько лет мы с Кевином «запали друг на друга».

Я изо всех сил работаю руками, пытаясь настичь свою уплывающую красную одежку, а она покачивается на волнах, как сигнал предупреждения, как будто говорит: «Остановись! Прекрати делать то, что ты делаешь, как бы это ни называлось!»

— Я остановилась, — отвечаю я — по крайней мере мысленно. — Мне жаль, что я тебя бросила. Пожалуйста, иди сюда.

— Я здесь, — отзывается Кевин. Он безо всяких усилий плывет на спине рядом со мной. Неужели я на самом деле перемещаюсь в воде так медленно? А что еще хуже — неужели я вслух разговаривала со своей футболкой?

— Я не имела в виду тебя, — говорю я, отдышавшись.

Он оглядывается, но, слава Богу, не спрашивает, с каким это воображаемым другом (или рыбой?) я только что беседовала.

— Разреши, я принесу тебе одежду, — предлагает Кевин; я наблюдаю, как он рассекает воду своими сильными руками и настигает красную тряпочку. Возвратившись, он натягивает мне футболку через голову.

— Вот. Теперь тебе лучше? — мягко спрашивает он.

Смущенная всем произошедшим, я улыбаюсь и киваю. Как объяснить Кевину, что избавление от футболки было чересчур опрометчивым шагом? После всех этих лет, проведенных исключительно с Биллом, я очень хочу начать новую жизнь, но не уверена, что знаю как. Что еще страшнее, я испытываю настоящее влечение к Кевину — не только к прежнему, но и к нынешнему.

— Прости, что я такая идиотка. Я просто не знаю, как это делается.