Ничего себе. Вообразить не могу, каким чудовищем должен был оказаться этот человек, если Беллини (чья любимая фраза — «ну, в нем есть некий потенциал») не смогла провести рядом с ним даже отрезок времени, который требуется, чтобы проглотить салат с тунцом.

Через пять минут мы встречаемся в закусочной и садимся за маленький круглый столик. Перед Беллини — пропитанная маслом картонная коробка из пиццерии напротив. Моя подруга занята тем, что выщипывает из пиццы грибы и отправляет их в рот.

— А я и не знала, что здесь продают пиццу, — говорю я.

— Не продают. Просто никто ничего здесь не покупает. Семь долларов за крошечную порцию салата!

Я смотрю по сторонам и вижу, что действительно все посетители едят то, что принесли с собой из других закусочных. Дела, должно быть, у этой забегаловки идут ни шатко ни валко, если учесть, что прямо через дорогу корейский ресторанчик. Но волноваться за годовой доход «Старбаксу» тем не менее не приходится, потому что я вижу длинную очередь людей в деловых костюмах, которые ждут свой четырехдолларовый кофе. А судя по количеству посетителей, которые, пристроившись за столиками, извлекают ноутбуки, можно сделать вывод, что «Старбакс» специально сдает места бизнесменам.

— Так что случилось на свидании? Тот тип оказался горбатым? Косоглазым? Хромым? — допытываюсь я. — Предпочитает пиво?

— Да нет, спина и глаза у него в порядке, насчет ног не знаю. — Беллини смотрит на меня. — И, если хочешь знать, спиртное он вообще не заказывал. Он попросил сельтерской воды. Никакого лайма.

— И что?

— Ничего. В том-то все и дело. Скучный он!

Теперь до меня дошло. Наверное, он из тех, кто носит строгие костюмы, зарабатывает неплохие деньги и любит свою мать. Явно не пара для Беллини.

— Понять не могу, то ли у тебя слишком высокая, то ли слишком низкая планка, — говорю я.

Беллини смеется.

— Наверное, и то и другое. Не люблю середины. — Она вытирает пальцы о салфетку. — А как у тебя дела? Как прошел выходной?

— Мирно, — отзываюсь я.

Я кратко рассказываю ей о посещении «Приюта Божественного Духа» и кое-какие подробности встречи с Равом Джоном Йомой Махариши. Мысленно я начинаю называть его именно так, потому что Барри уже давным-давно нет.

— Значит, после встречи с тобой парень стал голубым, — констатирует Беллини. — Славно.

— Не думаю, что дело в этом, — возражаю я.

— Лучше гордись. Нет ничего уникального в том, чтобы быть обманутой гомиком. Куда труднее добиться, чтобы в твоем лице он отверг весь женский пол.

— Я талантлива. Этот мужчина встречался со мной четыре недели — и его жизнь изменилась навсегда, — говорю я и беру у нее кусочек пиццы. — Хотя мне было приятно повидать Барри. Мне всегда нравилась его открытость и готовность изучать мир. Я почувствовала что-то вроде предвкушения, совсем как двадцать лет назад. Барри — человек, который постоянно дает тебе новый опыт. В молодости — Гауди и Боттичелли, теперь — обет молчания и сатсанг. Но наверное, в глубине души я всегда знала, что он не тот мужчина, за которого стоит выходить замуж.

— А я уверовала, что нужно полагаться на свою интуицию, когда дело касается мужчин, — объявляет Беллини.

— Лучше уверуй, что нужно полагаться на мою интуицию, — говорю я, вспомнив тот вечер, когда мне буквально силой пришлось оттянуть ее от уголовника.

Честно говоря, в отношении Барри моя интуиция постоянно давала мне сигналы. Я не предполагала, что он станет гуру, но, учитывая его блуждающий, возвышенный дух, я знала, что из него не получится добропорядочного отца семейства — такого, которого можно растолкать среди ночи и спросить, что это за красные пятна у ребенка на тельце — новый фломастер или корь? В конце концов, мне нужен был муж, который понимал бы, что лучшее приключение — это семья.

Беллини берет виноград и очищает каждую ягодку.

— Значит, в списке твоих бывших парней теперь один миллиардер и один гуру? Наверное, я здесь не единственная, кто любит экстрим. Кто следующий?

Я думаю об оставшихся двух, чьи имена записаны на салфетке. Одному из них я позвонить не могу. И не смогу никогда, не важно почему. Но есть другой, и я улыбаюсь, вспоминая о нем. Кевин. Первый мальчик, с которым я поцеловалась.

— Есть еще кое-кто, — туманно отвечаю я. — Парень, которого я не видела со школы. Но я была здорово в него влюблена.

К нам подходит бармен с лакомствами на подносе.

— Не хотите ли попробовать новый зеленый чай с дикой малиной? — спрашивает он, протягивая крошечный пластиковый стаканчик. — Или лимонно-имбирный кекс пониженной калорийности?

Люблю «Старбакс». Ты сидишь, а тебе предлагают еду бесплатно. Мне не хочется есть, но я беру у него булочку.

Беллини тянется за стаканчиком, посасывает чай через соломинку и игриво подмигивает бармену, который, судя по бейджику, оказывается «помощником менеджера».

— Как вкусно, — говорит она. — Вы сами его приготовили?

Тот улыбается:

— Своими собственными руками.

— У вас красивые руки, — лепечет Беллини, и ресницы у нее трепещут.

Парень кладет поднос и придвигает стул.

— Не возражаете, если я присяду?

Я поднимаюсь. Моей подругой можно только восхищаться. Пусть свидание у нее и сорвалось, но от мысли о встрече с мужчиной она не отказалась. И я не удивлюсь, если она познакомится с кем-нибудь за кексом.


Поскольку в этом году случилось так, что день рождения Адама приходится на субботу, я могу провести с ним целый день. Ну или по крайней мере пробыть в Дартмуте до пяти часов. Вечером сын собирается куда-то пойти и отмалчивается, когда я принимаюсь расспрашивать, но я уверена: у него свидание с той самой девушкой, о которой он мне уже рассказывал.

Я приехала рано и теперь, когда мы идем по территории колледжа Дартмут, пытаюсь понять, кто же из этих хорошеньких бойких девушек, которые кричат моему мальчику: «Привет, Адам!», и есть его нынешняя пассия — Мэнди. В Нью-Хэмпшире довольно прохладно, я поплотнее закутываюсь в свой огромный шерстяной свитер, но студентки вокруг ходят в блузках без рукавов и коротеньких топах. Судя по всему, чтобы попасть в этот колледж, требуются не только отличные отметки, но и горячая кровь.

День прошел прекрасно. Мы болтались по общежитию, обедали, открывали подарки. Адаму очень понравилась цифровая камера, и он рассмеялся, когда увидел швейцарские часы, Полагаю, он сунет их в комод — туда, где лежат многочисленные «Сейко» и «Ролексы», полученные им от меня в предыдущие годы. Однажды я смирюсь с тем, что теперь время узнают по мобильнику. Ничто не стоит на месте.

Адам охотно ведет меня в кабинет физики и показывает лабораторию, где он работает над проектом вместе с неким уважаемым профессором. Он говорит, что занимается изучением нейтрино.

— Это покупают в супермаркете? — спрашиваю я.

— Ты шутишь, мама? — Адам вопросительно поднимает бровь.

— Конечно, милый.

Дело в том, что я, наверное, могу столкнуться с нейтрино нос к носу и не понять, что это именно оно.

Адам слегка улыбается и начинает подробно объяснять мне, что нейтрино — это такие загадочные частицы, которые могут так же легко проникать сквозь металл, как мы проходим сквозь воздух. Да, это и в самом деле не то, что я думала.

— Я очень тобой горжусь, — говорю я, когда мы снова выходим на улицу. Я и вправду им горжусь. Так приятно, когда дети малы и знают лишь то, чему научились от вас. Но куда приятнее, когда они вырастают и сами принимаются вас учить.

Адам обнимает меня за плечи. Я рада, что мой взрослый сын не стесняется, когда его видят с матерью. Мы проходим через поросший травой двор, где студенты наслаждаются солнцем. Повсюду расстелены покрывала, молодежь читает или пишет лежа. Затем я замечаю юную парочку: он и она сидят рядышком и смотрят друг другу в глаза. Юноша слегка касается рукой плеча девушки, легонько целует ее, и та буквально тает. На секунду я представляю себе ее восторг и вздыхаю — должно быть, слишком громко.

— Что-то не так, мама? — спрашивает Адам.

— Нет, — отвечаю я, стараясь говорить бодро. — Просто вся эта детская любовь…

Адам поддает ногой камень, и тот пролетает совсем близко от целующейся парочки.

— Всю эту детскую любовь явно слишком сильно превознесли, — ворчит он.

— У тебя проблемы с Мэнди? — спрашиваю я, вступая в святая святых.

— Никаких проблем. Я порвал с ней два дня назад.

— Как? Что случилось?

— Ничего.

— Ничего? Ты порвал с девушкой без всякого повода? — спрашиваю я, стараясь, чтобы голос мой не дрожал.

— Да, — отвечает Адам. — Давай о чем-нибудь другом.

— Нет, — раздраженно говорю я. — Это важно.

— Что тут важного? Она была моей девушкой, а теперь перестала ею быть. Точка.

— Адам! Как ты можешь быть таким легкомысленным? Я уверена, ты страшно обидел ее. Я не так тебя воспитывала. — Я делаю глубокий вдох и напыщенно продолжаю: — Наверняка Мэнди заслуживает лучшего обращения.

Я никогда не видела эту девушку, но уже встала на ее сторону. Женщины всегда поймут друг друга. Или, быть может, я стала излишне чувствительной оттого, что меня саму недавно отвергли?

— Мама, успокойся. Тебе не кажется, что ты перегибаешь палку?

— Я вовсе не перегибаю палку, — сердито говорю я.

— Господи, ты совсем как Мэнди, — говорит он.

Минуту мы идем молча. Мне очень хочется сказать сыну, что не нужно подражать Биллу по части взаимоотношений. Но потом я решаю сохранять самообладание.

— Мне ужасна сама мысль о том, что ты можешь обмануть чувства другого человека, — говорю я. Моя излюбленная фраза. Три маминых правила относительно свиданий. Первое: эмоции имеют большое значение. Второе: всегда считайся с чувствами партнера. И третье: когда наступает время для физического контакта, убедись, что она хочет этого не меньше тебя. У нас были небольшие трудности с последним пунктом, когда Адаму исполнилось пять лет: он постоянно ссорился с девочкой по имени Лиззи, потому что она не хотела с ним обниматься. Может быть, я слишком рано начала рассказывать ему о птичках и пчелках. С другой стороны, мой сын, возможно, единственный одаренный физик, который ходит на свидания.