Мама еще кормила меня из ложки, вытирала салфеткой губы, а Лешка уже учился в школе. В те времена он казался мне недосягаемо взрослым. И долго еще казался… Я заканчивала пятый класс — брат первый курс института. Я готовилась к школьному выпускному — Лешка диплом защищал… Потом он сразу женился на Лизе, переехал к ней и больше не сидел за ужином у окна? Примерно в этот период Лешкин возраст перестал будить во мне уважение. Я тоже вскоре покинула родительский дом и вернулась только на пепелище. А теперь и Лешка вернулся!

— Ну чего молчишь? Не знаешь, как выкрутиться получше?

— Было б перед кем выкручиваться!

И разговор обычный — по сценарию тех лет. Дальше Лешка должен был бы с угрозой спросить:

— Не перед кем? Сейчас все матери расскажу! Вместо этого он встал и неловко обнял меня.

— Натали! Сколько же мы с тобой не виделись?

— Ровно столько, сколько ты странствовал по Германии!

Я отвечаю со смехом, хотя — что греха таить? — сердечко-то и у меня екнуло! Брат приехал! Мой родной брат…

— Странствовал?! — с шутливым ужасом переспрашивает Лешка. — Ты бы так постранствовала! Семь шкур с тебя в этой Германии сдерут!

— Зато и заплатят…

— Вон ты какая стала, Натали. Все на деньги меряешь! Знаешь, чего гады немцы творят? Я в этой Германии до потери сознания доработался!

— И мы здесь тоже до потери сознания.

— Только не ври, что была на работе.

— Сам знаешь, что на работе! Что ты моей знакомой по телефону ответил?

— Ну это я так. Репутацию твою берегу.

— А где же мне, по-твоему, еще быть?

— Такая красоточка! — Лешка всегда считался тонким ценителем женской красоты. — Гуляешь, развлекаешься… И еще лапшу пыталась навешать: замуж выхожу…

— Все у тебя, Лешка, на один манер. Гуляешь — развлекаешься, красоточка, — улыбнулась я, тоже усаживаясь на свое историческое место. — А я действительно была на работе. Знаешь, почему задержалась? Вчера пораньше уйти пришлось — маму навещала.

— Да! А я все спросить собираюсь: ну и как она?

— Понемногу возвращается к жизни. Скоро уже выписывают.

— Ну, понятно… Вообще психиатрия — такое темное дело…

— Это уж точно! — Я почему-то опять с неприязнью подумала о музыкальном докторе. — И люди там темные работают! Вроде как-то лечат, а как — не поймешь. Хотя сейчас, кажется, все нормально, но сколько мы пережили кошмаров!

— Мне в Германии один доктор сказал: бесполезное дело душевные болезни лечить! Рано или поздно все на круги своя вернется.

— Тебе бы надо к матери съездить…

— Да я не отказываюсь?

— Ты только смотри, осторожно.

— Как осторожно-то? Опять какую-то чепуху придется болтать?

— Нет, что ты! Просто поговори с ней хорошо. Обрадуй, успокой…

— Ну ты даешь, Натали! И чем, по-твоему, я ее обрадую?!

— Расскажи ей что-нибудь о Германии. Как ты там живешь…

— Чего там в Германии? Пашешь как вол с утра до ночи. Да еще с квартирой!

А вот квартирные-то дела у меня абсолютно вылетели из головы! Я все обдумала, решила для себя, успокоилась и забыла.

— Насчет квартиры не беспокойся…

— Не беспокойся! Кому охота становиться бомжем?

— А что адвокат твой делает?

— Вот именно — адвокат! Ты понимаешь, как ни крути, а вся правота на стороне этого жучары.

— Какого еще жучары?

— Ну этого. Предыдущего хозяина!

— Как же так? Капошко сказал: доказать альянс старого владельца с псевдо-Вороновой… с той теткой, которая нам квартиру продавала, — элементарно.

— Это он сначала так говорил, — с несчастным видом объяснил Лешка. — Тетку эту теперь ищи-свищи. Доказывать нечего. У первого владельца все права.

— Когда мы договор подписывали, Капошко уверял, доказать — пара пустяков!

— Пара-тройка… — машинально проговорил Лешка. — Зато на днях позвонил мне и дал понять: ни на что-то, господин хороший, не надейтесь.

— Так прямо и сказал?

— Ну, почти.

— Ты перепугался и приехал?

— А кто бы на моем месте не перепугался?!

Лешка, Лешка! Только одни страхи есть для тебя — твои персональные-собственные, в остальном — трава не расти! Но старших братьев, как родителей, как родину и судьбу, как многое другое, к сожалению, не выбирают. А своему родному брату, да и вообще своему ближнему, я просто обязана помочь. Тем более мне это сейчас ничего не стоит…

Помогу, помогу — успеется! Сначала пусть примерит на себя тяжелые обстоятельства. До сих пор у него почти виртуозно получалось избегать их.

— Ну что скажешь, Натали? Что посоветуешь?

— Посоветую до дна испить горькую чашу. — Я преувеличенно серьезно смотрю на брата.

— Ну нет! Я так не привык! В крайнем случае можно продать ту квартиру, а деньги нам с этим, с Мажаровым… разделить поровну.

И что это с ним? Неужели в Германии братец превратился в наивного ребенка? А может, это называется по-другому — самоуспокоение? Симптом Любашиной болезни?..

— Подожди спокойно, что решит суд.

Я поднялась из-за стола — в детство вернуться все равно не получается. И вообще, бегство от реальности — это малодушие. Лучше покормлю ужином блудного сына, то есть блудного брата.


Несколько дней назад, возвращаясь с занятий фитнесом, я — сама не зная, с какой целью, — настроила радио на религиозную волну и слушала притчу о блудном сыне. «Сын, раздели имение свое, отыде на страну далече». Почти как наш Лешка… Но вскоре, растратив в чужой стране все полученное наследство, блудный сын возвращается домой, плохо и бедно одетый, ослабевший от скудной пищи и непосильного труда. Отец, встретив сына на дороге, «упад на выю его, облабыза его». Или еще что-то в этом роде. В общем, отец принял блудного сына как дорогого гостя, заколол ради него тельца, устроил настоящий праздник.

А у нас с Лешкой отца нет. И наша мать тоже встретить сына не в состоянии. Значит, это сделаю я. В память о тех давних ужинах, за которыми я сидела возле мамы в голубой футболке, с перепачканным ртом, а блудный брат Лешка высокомерно на меня посматривал…

Колдуя над сковородками и кастрюлями, я снова вспоминала евангельскую притчу. Притча — иносказание, объяснили по радио. Сын — это грешник, любой из людей, живущих на свете; отец — Бог. Бог прощает сына, пришедшего к нему с покаянием. Покаяние — сложный процесс. Надо всем сердцем возненавидеть свое дурное прошлое, отречься от греха.

Но знаете ли вы, что такое грех? Даже недобрые мысли, никогда не высказываемые вслух! Даже злые чувства, вспыхнувшие в сердце против твоей воли! Даже кусочек мяса, съеденный в дни поста, в среду или в пятницу! Вот сегодня, например, пятница, а я жарю мясо на ужин. Грех, с одной стороны. А с другой — я уверена, к таким вещам нельзя подходить формально. Ведь отец, Бог Отец, когда встретил на дороге своего блудного сына, приказал «заклать тельца питомого». И не думал долго, какой день на календаре — среда, пятница или вторник…

В дверь позвонили.

— Кого это к нам несет, Натали? — Лешка, как мне показалось, с тревогой оторвался от экрана телевизора.

— Угадай!

— И гадать нечего — сразу видно: твой хахаль!

— А вот и не хахаль!

Я рассмеялась, хотя в душе почувствовала обиду. Лешкин цинизм не имеет предела! Если бы он только мог на минутку представить себе Глеба! Если бы слышал, как Глеб предложил мне выйти за него замуж!.. Слово «хахаль» элементарно несовместимо с тем, что происходит между нами!

— А кто же?

— Муж! — отрубила я.

— Муж? — ухмыльнулся Лешка. — Законный муж?

— Что значит — законный? Настоящие браки заключаются на небесах! А в том смысле, который ты вкладываешь… В смысле — штампа в паспорте, нет, пока не законный. Но законность — вопрос времени. Теперь, видишь ли, мне не до свадьбы!

— Вижу, вижу…

— Глеб, знакомься, это мой брат Алексей. Алексей Павлович Векшин, — добавляю я на всякий случай.

— К чему церемонии, Натали? — Лешка протягивает Глебу руку. — Алексей. Как я только что узнал, вы просите руки моей сестры?

— Лешка, перестань! — немного смутилась я.

— Все правильно, — ответил Глеб спокойно, пожимая Лешкину руку. — Я действительно просил руки вашей сестры и получил согласие.


Они быстро перешли на «ты». Я давно заметила: на людях Лешка бывает совершенно очаровательным. Он знает много смешных историй, мировые цены на автомобили, недвижимость, нефть, газ, уровень европейских зарплат, быстро, будто у него в голове калькулятор, сравнивает их с российскими и убедительно доказывает, что уровень жизни в нашей стране намного ниже допустимого. При этом с аппетитом уплетает жареное мясо и азартно пьет текилу.

Нас с Глебом брат мгновенно обращает в свою веру. Мы также азартно пьем, возмущаемся преступным отношением родного правительства к гражданам и, как по команде, смеемся над Лешкиными сентенциями.

А ведь он всегда был таким: красивым, холеным, уверенным в себе, неизменно оказывался центром любой компании и как магнит притягивал взгляды женщин… Даже в школе многие стремились подружиться со мной, чтобы запросто бывать у нас дома и наблюдать моего брата в неформальной, так сказать, обстановке. В детстве мы с ним были ужасно похожи, ничего не стоило вычислить, что я — Лешкина сестра. Мы и теперь похожи… Только он — блестящий и светский, баловень судьбы, гость из Европы, а я — обыкновенная женщина.

— А что думает Алексей по поводу квартиры? — интересуется Глеб, когда, перемыв после ужина посуду, я захожу в спальню.

Как давно мы не говорили о квартире!.. Последний раз — два месяца назад. Тогда мы были почти врагами. А теперь?.. Некоторые наивные товарищи предполагают, что я до сих пор не определила своей позиции относительно линии фронта. Я все определила! И даже то, как этот фронт ликвидировать. Но пока никому ничего не скажу. Информация о свертывании боевых действий будет сюрпризом, подарком двум моим самым дорогим мужчинам. Мужу и брату. Лешку, увы, несмотря на все его выходки и гримасы, на всю его грубость и равнодушие, не получается вычеркнуть из числа дорогих. То ли причина в его необъяснимом, дьявольском каком-то обаянии, то ли в треклятом родственном чувстве, в воспоминаниях детства, от которых не убежишь и не заслонишься…