- Но ведь должны быть причины…

- Должны. И были. Я ненавидел ее. Я не видел в Сандре Фонтейн свою мать. Никогда. Даже в раннем детстве. Для этой женщины не существовало ничего святого. Она думала только о деньгах отца. Дети стали для нее определенной гарантией будущего, и обузой в настоящем. Она не говорила с нами, не читала сказки, не готовила завтрак, не возила в детский сад, не мазала зеленкой разбитые коленки. Ее интересы ограничивались походами в салоны красоты и бутики модной одежды, попытками выудить у мужа, как можно больше денег на свои неимоверно растущие запросы, встречами с такими же глупыми и расчетливыми подружками, и интрижками с молодыми любовниками с накачанными телами. Мы с Майклом росли под присмотром вереницы нянек и воспитателей, предоставленные сами себе. Отец, конечно, любил нас, но ему приходилось много работать, и он часто отсутствовал. И закрывал глаза на поведение своей жены. У него просто не было времени на семейные разборки. Лишенные родительской ласки и внимания дети взрослеют быстрее. И я быстро понял, что моя мать - бездушное чудовище, не способное на человеческие чувства. И в тот день моя ненависть и презрение достигли своего апогея. Майкл ударился о край стола головой, и кровь хлестала из раны фонтаном, ему была необходима помощь матери, ее забота. А все, что интересовало Сандру в тот момент, это получение удовольствия от свидания в собственном доме с новым любовником. Я кричал, звал на помощь, но она не открывала дверь. Ей было наплевать на сына, истекающего кровью. Да, я был в ярости, не владел собой, но понимал, что в моих руках пистолет, а не очередная игрушка. И я всадил пулю прямо в ее усмехающееся злое лицо. От выстрела Сандру чуть откинуло назад, кровь забрызгала стены, диван, на котором она совокуплялась с Джоном Кингстоном, лицо и плечи ее любовника. У нее больше не было лица, сплошное кровавое месиво. Я видел, как содрогалось в предсмертных конвульсиях омерзительно голое тело, и не чувствовал никаких угрызений совести, ни капли сожаления или стыда. Сандра Фонтейн заслужила такую смерть. Я тогда не думал о последствиях, не предполагал, во что выльется мое преступление. Мне было восемь, я жил импульсом, эмоцией, и грань между добром и злом казалась такой смутной и размытой. Я не был готов нести ответственность, непреднамеренно возложив ее на плечи своего отца. И я жалею об одном. О том, что защищая себя, брата и остальной мир от пагубного влияния Сандры, не подумал о Джеке Фонтейне, о том, во что превратиться жизнь отца, и какой выбор придется сделать ему. Я бы принял любое наказание. Что могло быть еще страшнее, чем то, что я уже совершил? Но папа рассудил иначе. Он, как и Сандра, думал, что деньги решают все. Но также, в итоге, оказался не прав. За мое преступление отсидел совершенно посторонний человек, и неважно, что он сам согласился на тюремную клетку взамен денежного содержания семьи, у него тоже был выбор. Для отца было очень важно сохранить тайну убийства Сандры. Он сделал все возможное, чтобы защитить меня, нашу семью. Но иногда я думаю, что Джек сделал это и для себя тоже. Он боялся позора, боялся осуждения общества. И боялся своего сына, оказавшегося хладнокровным убийцей.

- Ты не хладнокровный убийца, Дин. - Джиллиан нежно дотронулась до его щеки. Однако Даниэля успел заметить растерянность и страх в ее глазах. Именно поэтому он и молчал. Поэтому не говорил с ней раньше о случившемся кошмаре двадцать два года назад. Смирившись, Даниэль научился жить дальше, не циклившись на содеянном.

- Нет, не убийца. Сейчас я вряд ли способен на нечто подобное. Во мне нет скрытого тяготения к насилию. Ты не должна даже думать, что я когда-нибудь смогу причинить тебе боль. - он уверенно посмотрел в смущенное задумчивое лицо Джиллиан. - Тебе сложно принять то, что я сказал. - констатировал Даниэль.

- Отчасти. - согласно кивнула Джиллиан. - Но я не была на твоем месте. Я не могу почувствовать того, что испытывал ты. Я могу только догадываться, какую боль причинила тебе Сандра. Моя мать тоже была равнодушной. Но ее безразличие носило другой характер. Просто усталая от жизни, отрешенная женщина, покорно принимающая каждый новый удар судьбы, и привыкшая терпеть и страдать в одиночестве. Мама не была жесткой, не причиняла боли мне или отцу. Она пыталась выжить, забыв о радостях жизни, о проявлениях нежности к своему ребенку. Я не могла ненавидеть ее за это. Как не могла ненавидеть отца, променявшего нормальную жизнь и заботу о своей семье на бутылку. Они оба были больны. А я хотела вырваться из их мира, вести здоровую полноценную жизнь. Я готова была поступиться многим ради достижения цели. - Джил на мгновение умолкла, нервно облизав пересохшие губы. Ее глаза снова обратились к бывшему мужу, представшему ей в совершенно новом образе. - Я готова была забыть о морали, о чувстве собственного достоинства, я пошла бы на любые жертвы, лишь бы не закончить, как мои родители. И чтобы попасть в мир с глянцевой обложки модного журнала, я откинула в сторону слабость, ненужные эмоции, чувства. Я просчитывала наперед каждый шаг, я играла в любовь, плела интриги и обманывала. Я использовала людей, манипулировала ими, выискивала слабые места, чтобы потом надавить. Я поймала Майкла в ловко расставленную ловушку и разбила его сердце. Жестко и расчетливо…

- Стоп. - решительно оборвал ее Даниэль, обхватив пальцами подрагивающий подбородок девушки. - Я знаю, к чему ты ведешь, Джи. Ты не она. Я никогда не видел в тебе и капли сходства с Сандрой.

Они долго смотрели друг другу в глаза. Джил жалобно всхлипнула, убирая его руку от своего лица и отрешенно качая головой.

- Ты можешь говорить, что угодно, и можешь даже верить в это. Но подсознание - страшная вещь. Ты можешь убедить себя, что чувства вины нет, сожаления нет, но на самом деле все иначе. Я не она, но у нас много общего, чтобы ты не говорил, и как бы, ни отрицал. Ты так хорошо знал Сандру, ты видел насквозь ее пороки и недостатки. И ты с первого взгляда понял, что я собой представляю, и чего пытаюсь добиться от связи с Майклом. Я была твоим шансом, попыткой, своего рода экспериментом. С одной стороны, ты защищал брата, а …

- О чем ты говоришь? - в недоумении спросил Даниэль.

- О том, что невозможно не испытывать чувства вины после совершения убийства. Даже, если тебе всего восемь, даже, если прошло двадцать лет, даже, если у тебя была масса причин. Разве ты не спрашивал себя, не тогда, а позже, повзрослев и набравшись опыта, не спрашивал: Почему? Почему она была такой? Как она пришла к тому представлению жизни, которую вела? Что сделало ее бездушной и холодной, расчетливой, лживой и жесткой?

- Нет. - сцепив челюсти, резко мотнул головой Даниэль. Взгляд ее стал отчужденным, жестким.

- Да, Даниэль. Но тебе некому было задать эти вопросы. И тогда пришло чувство вины. И непонимание, и боль, и обида, и сожаление, и злость, и ярость, ощущение потери почвы под ногами и ориентации в мире нормальных людей. Эти чувства еще владели тобой, когда мы познакомились. Ты пустился во все тяжкие, пытаясь закрыться от эмоций, которых боялся и не понимал. Пьянки, вечеринки, неразборчивые сексуальные связи, оргии и наркотики - все это лишь попытка убежать от реальности. А когда умер твой отец, ты неожиданно успокоился. Метания потеряли смысл. Единственный, перед кем ты хотел бы оправдаться, тоже ушел. И, возможно, оставшись наедине с собой, ты задал еще один, последний вопрос. Могло ли что-то или кто-то изменить ее? Был ли у нее шанс стать тем человеком, которого ты однажды не постыдился бы назвать матерью? А ответом стала для тебя я. Ты, может быть, не осознаешь, но это действительно так, Даниэль. Ты полюбил Джиллиан Льюис, понимая, что любовь - единственное, что сможет остановить ее от полного превращения в подобие твоей матери. Любовь ко мне - это искупление вины и надежда на лучшее будущее, чем то, что ожидало Сандру, если бы она осталась жива.

- Джи, что ты говоришь? - Даниэль сокрушенно покачал головой. Встряхнув ее за плечи, он внимательно всмотрелся в грустное лицо девушки. - Если ты права, Джил. Если все так, то выходит, что я лишил свою мать шанса. И мое преступление не имело смысла. - Дин бессильно уткнулся лбом в ее плечо и прошептал. - Я не хочу спорить с тобой сейчас. Мы зашли слишком далеко в дебри психологии человека. Я знаю твердо одно - ты никогда, даже мимолетно не вызвала во мне воспоминания о Сандре. Я влюбился, как мальчишка, с первого взгляда, совершенно не зная тебя. Господи, твои грехи, твоя вина прости ничто, по сравнению с тем, что делал я. Ты забыла, Джил, сколько боли и горя я принес тебе? Мы просто были молоды и глупы, подвластны амбициям, не способны принять возникшие чувства, как данность, как счастье, а вместе этого всеми силами пытались противостоять им. Вот и все, Джиллиан. Мы с тобой - другое. Мы не имеем никакого отношения к Сандре и ее отношениям с моим отцом.

Джил неожиданно расслабилась, словно с ее души сняли тяжелый камень. Ее руки нежно обняли Даниэля, притягивая ближе.

- Моя маленькая дурочка, - мягко прошептал ей в плечо Дин. - Ты до сих пор ищешь причины, по которым я могу тебя не любить. Смирись, милая, их просто нет. И когда придет время, ты непременно станешь лучшей матерью, чем те, что были у нас.

- И это время может настать быстрее, чем ты думаешь. - усмехнулась Джиллиан, приятно тронутая его словами. Дин поднял голову и вопросительно взглянул на нее. - Я не пью таблетки уже полгода. Какой смысл, если у меня нет любовника. - пояснила Джил.

- Ну, теперь он у тебя есть. - Даниэль широко улыбнулся. Его глаза лучились от нежности и любви. Джиллиан напряженно посмотрела на него.

- Мне становилось страшно от одной мысли, что однажды ко мне прикоснуться другие руки, не твои. - прошептала она глухо.

- Этого никогда не произойдет. - успокоил ее Дин. - Только я. До конца наших жизней. Не смотря ни на что.

- Не смотря ни на что? О чем это ты? - усмехнулась девушка, игриво хлопнув его ладошкой по плечу. - Даже не думай снова взяться за старое.