– Им еще предстоит пройти этот этап развития!

Изабелла поучительно махнула своей вилкой.

Катрин почувствовала себя загнанной в угол. Она, считавшая себя человеком, любящим животных, питавшаяся не то чтобы правильно, но всегда думавшая, что и когда есть, вдруг оказалась в роли убийцы животного мира, только чтобы противопоставить свои аргументы этой берлинской амбарной мыши! Это завело ее больше, чем даже все произнесенные в ее адрес оскорбления.

– Что же такого выдающегося вы сделали для животного мира, кроме того, что пожираете зеленый корм и зерно, которыми следует кормить скотину?

Десерт Элко, горячий штрудель[10] в ванильном соусе, принесли одновременно с вином для Катрин. Элко тотчас нырнул в свою тарелку, Катрин наблюдала за ним, удержавшись от злого комментария, и высчитывала стоимость своего вина. Вино было отменным. Она взглянула на Эвальда, тот подмигнул ей. Он явно ждал оценки и поддержки, надеясь услышать что-то доброе в адрес своей кухни. А на самом деле она нуждалась в сочувствии со стороны Эвальда. Ничего, потерпим. Стоит встать из-за стола, Оливер получит все, что заслужил.

Изабелла больше не удостоила ее ни словом, намеренно уставившись куда-то в сторону, в точности как Элко.

– Ну… – немного поколебавшись, Катрин взяла свой бокал и поднялась. – Не хочу портить себе вечер, поэтому покидаю вас и иду в бар!

Оливер был обескуражен.

– А твой десерт?

– Я поищу себе еще что-нибудь!

Катрин бросила на него быстрый косой взгляд и ушла.

Бар находился с другой стороны холла отеля. Вероятно, это выглядело несколько странно – идти через весь отель с бокалом вина в руке, – но за последние дни ее самооценка выросла так, что Катрин уже не комплексовала.

Возле стойки администратора она едва не столкнулась с Жаном. Он только что вошел с улицы в своем горнолыжном костюме, на плечах и волосах – снег. Следом за ним в отель входили юная саксонская дива, рядом с которой они сидели рядом в обед, и ее Папочка.

– Спасибо, – произнес Жан, взял из рук Катрин бокал с вином и опустошил его одним глотком. – Очень мило с твоей стороны. Действительно, прекрасный напиток. У тебя отменный вкус, поздравляю! – Жан благодарно посмотрел на опустевший бокал. – Ну, в любом случае теперь он пуст! – И водрузил бокал на стойку.

Катрин кивнула. Сказать что-нибудь дельное в этой ситуации было выше ее сил.

– Может, пойдем, поищем бутылку?

Жан стряхнул с себя снег и улыбнулся.

Его ослепительно белые зубы сверкнули на фоне загорелого лица. Ничего не скажешь, он был очень симпатичный.

– Замечательная идея!

Папочка приблизился к ним. Прекрасная саксонка совсем не изменилась. Ни одна из прядей ее волос не выбилась, узкий кожаный костюм сидел как влитой. Когда она остановилась рядом с Катрин, та почувствовала, как в окружающем их пространстве возникло напряжение. Не осталось ни одного гостя в холле, который не повернул бы головы в их сторону. Мальчики должны при виде ее выпрыгивать из штанов, подумала Катрин, не чувствуя, впрочем, никакой зависти. Она находила происходящее скорее смешным.

Жан в своей амуниции inclusive уселся на один из стульев у стойки и заказал бутылку «своего вина». Точь-в-точь как в первый день пребывания Катрин. Работал тот же юноша с хвостиком на затылке. Он быстро расставил на столе четыре пузатых бокала и исчез на короткое время за маленькой дверцей.

– И где вы друг друга подцепили? – поинтересовалась Катрин.

– На промежуточной остановке, в баре «Хоспиц», – ответил Жан. – Путь из Санкт-Антона до Цюрса одним броском показался мне слишком долгим, а эти двое еще не ушли дальше!

Парень умел держать удар. Невероятно: промежуточная остановка в «Хоспиц». И ему еще мало.

– А как там погода? – спросила Катрин.

Красотка ничего не ответила, ее Папочка с интересом разглядывал проходившую в этот момент мимо даму, только Жан почувствовал, что вопрос адресован ему.

– После нас они должны были закрыть перевал.

– Все включено.

– Тогда можете считать, что вам повезло!

Он подмигнул ей:

– Самое большое счастье – встретить тебя здесь!

Катрин закашлялась.

– Ты сегодня после обеда остался вообще без друзей?

– Ох, – он бросил в рот оливку, которые уже появились на столике в маленьких вазочках вместе с орешками и солеными палочками, и пожал плечами. – Скорее это были знакомые!

Папочка повернулся к Катрин.

– Добрый вечер, – демонстративно обращаясь к нему, произнесла она, решив, что одного невоспитанного мужика в лице Элко на сегодняшний вечер более чем достаточно.

Тот кивнул.

«Какая утонченная беседа, – подумала Катрин. – Внимание, мои дорогие, сейчас будет последняя попытка, а за тем я оставлю вас наслаждаться своим счастьем здесь и отправлюсь на дискотеку».

– А вы? – Катрин прямо обратилась к Папочке, сейчас он уже не мог игнорировать вопрос. – Думаете, что сможете потом вместе с дочерью добраться до Леха?

Жан расхохотался, у Папочки нервно задергалось веко.

– Она не моя дочь, – произнес он недовольно.

– Ах! – Катрин высоко вздернула брови. – Нет?!

Услышав, как из бутылки вылетает пробка, она обернулась. Жан пробовал вино. Но прежде чем сделать глоток, он понюхал пробку и лишь затем отпил из бокала.

– Больше пробки, чем вина, – заключил он.

Молоденький официант застыл на какой-то момент с бутылкой в руке, затем сморщился:

– Куплено, значит, куплено!

– Ну хорошо, – отступил Жан. – Значит, мы все отравимся. Микки это необходимо после такого удара!

Четыре бокала были наполнены, и Катрин получила один из них. Она осторожно понюхала, но ничего не поняла. Да она и не знала, на что следует обратить внимание, просто повторяла то, что проделал перед этим Жан. Потом Катрин сделала осторожный глоток. Вино покатилось по горлу.

– Исключительно!

– Разве я не говорил, что девушка имеет вкус!

– А не позволить ли нам себе партию по забиванию гвоздей?

Жан шумно поднялся со своего кресла, фальшивый Папочка тоже сразу отставил бокал, только Катрин беспомощно смотрела на прекрасную саксонку. Та не изменила выражения лица. Катрин не могла себе представить, что это выражение могло означать здесь, в баре.

– Вы присоединитесь?

Катрин из предосторожности покачала головой. Красотка отказалась сразу.

– Сразимся на следующую бутылку!

Может, им пришло в голову еще и нечто иное, чем алкоголь? Катрин осталась сидеть, приникнув губами к своему бокалу. Бар медленно наполнялся народом, публика постепенно перекочевывала сюда из ресторана, стремясь к перемене места. При появлении многих Катрин сознавала, что видит их впервые, но когда появилась Бенита, Катрин почувствовала, что лучше бы ей исчезнуть отсюда. Впрочем, Бенита была в сопровождении какой-то дамы, примерно одного с ней возраста, поэтому Катрин решила остаться.

– Даю последний шанс!

Жан снова подошел к ней, протягивая одной рукой тяжелый молоток, другой – огромный гвоздь.

Итак, нечто ремесленное, не для белоручек, – это, наверное, он хотел сказать. Что ж, здесь она могла показать себя.

– Ну хорошо, – произнесла Катрин, соскальзывая со стула.

На ее взгляд, это не должно было оказаться чересчур сложно.

Возле отпиленного на уровне бедер специального чурбака уже образовался небольшой круг зрителей. Папочка, который был вообще-то лишним в этой игре, пристроил свой гвоздь между другими, во множестве забитыми в чурбак глубоко, по самые шляпки. Придерживая его большим и указательным пальцами левой руки, он размахнулся правой, прицелился и ударил. Катрин подумала о собственных пальцах и нашла, что подобная процедура будет довольно болезненной. Папочка попал, впрочем, несколько под углом. Теперь гвоздь стоял под наклоном. Катрин бросила на него взгляд. Папочка злился, это было заметно. По-крестьянски круглое лицо стало сосредоточенно-недовольным. А на этой короткой толстой шее, подумала Катрин, вообще не застегнешь ворот рубашки. В целом при ближайшем рассмотрении ничего сверхъестественного в этом человеке не было. Катрин посмотрела на Жана.

Тот, едва приняв молоток из рук Папочки, передал его Катрин.

– Ladyfirst,[11] – произнес он и ухмыльнулся.

Катрин почувствовала, как засосало под ложечкой. Она должна была показать, что настоящие дамы умеют забивать гвозди лучше, чем всякие жирные папики. Она пристроила гвоздь и задумалась. Наиболее продуктивный удар получается, если дать руке как можно больше свободного пространства. Она размахнулась и ударила. Попала. Гвоздь вошел в дерево вертикально, как свеча. Не особенно глубоко, но достаточно твердо.

– Женщина, которая пускает в ход все средства, – произнес Жан и прищелкнул языком; молоток со свистом опустился на гвоздь.

Гвоздь вошел в дерево ровно наполовину.

– Ну, Микки, покажи, что у тебя есть против нашей принцессы!

Тон явно не понравился Микки. Катрин осознала, что его достаточно легко завести. На лбу у дяденьки выступила вена, и Катрин была уверена, что руки у Микки в этот момент влажные от пота. Они играли против нее, это очевидно. Для Микки проиграть женщине в состязании по забиванию гвоздей – все равно, что потерять собственное лицо.

«Сделай его, Катрин, – подбодрила она себя и, как заклинание: – Чтоб ты промахнулся, старый гнилой мешок!».

Но заклинание не сработало, он попал. Гвоздь торчал все так же наискосок, но стал заметно короче.

Катрин почувствовала, как все взгляды устремились на нее. Ты, Катрин Хюбнер, – опытный плотник и всю свою жизнь не делала ничего другого, кроме забивания тысяч гвоздей одним-единственным ударом. Ты можешь это, Катрин, и при этом одной левой! Она подняла молоток и со вздохом нанесла удар. Мимо. Дерьмо!

– Ну, ну, принцесса, – осуждающе произнес Жан.

Микки ухмыльнулся. Округлившиеся глазки однозначно показывали, какое он испытал облегчение.