– Между прочим, – перебил Левин, – из двух любящих, один любит, а другой только позволяет себя любить.

– Вот это номер! Давай-ко разберемся, и кто из нас тот истинно любящий? Уж не ты ли? А я, значит, просто молча подставляюсь? Позволяю, значит? А знаешь ты, как трудно сознавать, что тот, кого ты любишь, не искренне, по доброй воле душою тянется к тебе, но лишь подчиняется странному инстинкту. Верно ты заметил, мужики бросаются на меня. Как кобели бегут на запах течки. Таких кобелей вокруг сотни, я отгоняю их изо всех своих сил. И только о тебе одном я запретил себе так думать. Иначе придется признать, что все отношения наши держатся исключительно на моей доброй воле. Я выбрал тебя. Когда мы встретились там, в кафе, я понял: «это он». За минуту до того я всё еще был предан Джо, и мысли не допускал о новом романе. Теперь так же предан тебе. Но как могу я, зная то, что знаю, спокойно говорить себе: «чувства его не суррогат, не иллюзия, я нужен ему, именно я, а не тот пресловутый запах, чем бы он ни был»? Все наши горести, разлука и скитания, всё от того и случилось – я думал, что не смогу, не выдержу. Но я могу. Я хочу быть с тобой. Я хочу верить, что ты меня любишь. И я люблю тебя, Тедди, не сомневайся. – Микки замолчал. Левин ничего не ответил. – Сомнения нас погубят. Только-только всё наладилось. Мы дома, нас относительно оставили в покое, давай насладимся моментом. На годы вперед нет смысла загадывать. Ну, что ты, Тедди? Что с тобой?

– Сегодня выезжали на происшествие. Не буду излагать подробности – грязная история. Как раз вот между педиками, как ты выражаешься.

– Тебе показалось, коллеги смотрят косо?

– Нет. Не знаю. Если что-то и показалось, то не в коллегах дело. Захотелось, видишь ли, с полным правом сказать: «У нас не так. Мы не такие. У нас настоящая семья».

– У нас настоящая семья, Тедди. Мы вместе прошли через трудности. Я не знаю, что там у них, но у нас не так. Позволяю тебе сказать это с полным правом. – Левин улыбнулся кривовато, грустно покивал головой. – Ты просто устал, дорогой. Может быть, заболеваешь. Хочешь со мной в джакузи? А потом я приготовлю тебе грог.

– Нет. Мне не хочется мокнуть, иди один.

– Значит, точно заболел. Срочно ложись. Сейчас я буду тебя лечить. У меня есть мёд, и бренди, и лимон.

На кухне, приготовляя супругу горячее крепкое питье, Микки задумался: «Что за странные настроения? Фактически, он сейчас заявил, что сомневается в правильности наших отношений. Не удивился бы, если б услышал нечто подобное от Джо. "Мы не такие, как вот эти, фу". Всё-таки Джо до меня с женой всю жизнь прожил. Но Тедди! У него же был раньше парень. Не зря ли я поддержал его намеренье вернуться на службу? В прошлый раз он закомплексовал, но выбрал Дерека. Казалось бы, уж у меня-то все козыри на руках, и если снова встанет выбор… Боже мой, ведь я боюсь. Что если он привыкнет (может быть, уже?), адаптируется, перестанет реагировать на мои флюиды? Смогу я просто так его для себя сохранить? Чёрт, Тедди, похоже, не одному тебе нужны гарантии». А еще он подумал о Люсси. И очень смутился. Как смеет он её использовать? «Нет, нет, не до такой же степени я эгоист. Я люблю её, хочу ей помочь. Разве прежде не приходили мне в голову мысли сделать её своей? Конечно, глупости о гарантиях здесь ни при чём. Тедди пришел на взводе, я немного вспылил, расстроился. А Люсси… тут, как говорится, мухи отдельно от котлет. Я и так теперь почти всё время думаю о ней. И сколько раз отгонял от себя фантазии на тему «она моя». Да стоит ли их отгонять? Ведь сам же только что авторитетно заявлял, нельзя загадывать на годы вперед. В кого она там влюбится? Кого знакомиться приведет? О, боже, какая чушь. Я нужен ей. По-настоящему нужен именно сейчас. И если уж Тедди заговорил об этом…»

– Тедди, ты не заснул, дорогой? Вот, выпей это, пожалуйста. Надеюсь, тебе станет лучше.

– Спасибо, Микки. Извини меня, я, кажется, лишнего наговорил. Не годится тащить работу домой. Видать, не вполне еще освоился.

– Всё в порядке, милый, не думай о плохом. Я тоже был не прав. Забудь, что я болтал, всё это чушь. Я знаю, ты будешь очень хорошим отцом. Вообще, заботиться исключительно о себе самих, в этом есть какая-то безысходность, ты не находишь? И, в сущности, нет ничего плохого в том, чтобы укрепить наш брак.

– Постой-ка, ты о чём?

– Я давно уж думаю, как тебе рассказать. У нас в больнице есть одна девочка. Она из России. Обычно я не занимаюсь детьми, мы познакомились случайно. С ней стряслось большое несчастье. Недавно её усыновила пара из Денвера, так вот, они ехали сюда к родственникам, и попали в аварию. Родители погибли, а Люсси… в общем, ей пришлось ампутировать руки.

– Обе руки?

– Да, к сожалению.

– Ужасно. Ты это делал?

– Ампутацию? Нет. … Она кричала. В детском отделении. Очень громко кричала. Никто не мог её успокоить. Кто-то вспомнил, что я знаю русский, вот меня и позвали.

– Сколько ей лет?

– Четыре. Очень милая, славная девочка. Познакомишься с ней?

– Не знаю Микки, откровенно говоря, когда я упоминал о девочке, похожей на тебя, я имел в виду твоего ребенка. Маленькую Микки. Она так и стоит у меня перед глазами.

– О, нет, Тедди! Быком-осеменителем меня и без тебя уже сделали. Представить страшно всех этих маленьких Микки. Нет. Прошу тебя, поедем посмотреть на Люсси. Я почему-то уверен, что вы полюбите друг друга.

– Ты её уже полюбил, да?

– Очень. Я к ней всем сердцем привязался. Боялся только признаться.

– Мне?!

– Себе тоже. Так ты согласен? – Микки оживился. – Это нужно быстро, потому что из больницы её скоро выписывают, а соцработники, сам понимаешь, не дремлют. Я попросил бы нашего больничного юриста…

– Тише, тише, Микки, спокойней. Не сомневаюсь, этот парень для тебя в лепешку расшибется, но не гони лошадей. Это серьезный шаг, нужно всё хорошенько взвесить.

– Просто приходи увидеть её. Обещай, что придешь завтра. Хорошо?

– Ох, Микки, с тобой не соскучишься. Обещаю, заеду завтра.

Микки пристроился рядом с Левиным, благодарно прижался к нему, удовлетворенно вздохнул.

– Как хорошо. Только… Тедди, не знаю, поймешь ли ты, есть еще кое-что.

– Выкладывай.

– В общем, не знаю, как лучше объяснить, чтобы ты…

– Микки! Не тяни.

– А если речь идет о преступлении? Ты меня арестуешь?

– Блин, Микки, ты хочешь что-то рассказать или поиграть в ролевые игры с наручниками? В чём дело?

– Понимаешь… я много работал и… в общем, ты в курсе, как сейчас развита робототехника…

– Да уж! Помню, как Флетчер просвещал тебя в темной комнате, небось, поглаживая по ляшкам.

– Левин! – Микки вскочил. – Ты невыносим! Гилберт тут ни при чём. Я хотел сказать, теперь есть современные протезы, и с каждым днем они всё круче, микрокомпьютеры вживляют в мозг, и механические руки скоро будут лучше настоящих. Сильнее, точнее и так далее.

– Конечно, какой может быть разговор, если мы её возьмем, она получит самое лучшее.

– Подожди, дослушай. Я работал много лет, я изобрел методику… Роботоруки, конечно прекрасны, но… Короче, Тедди, я могу восстанавливать конечности. Живые, понимаешь?

– Да ты что?! Вот это здорово, Микки! Я знал, что ты волшебный мальчик у меня, и думал, ничему уже не удивлюсь, но это же невероятно. Как?!

– Никакой магии, всё очень просто. Методика пересадки конечностей от погибших доноров. Причем реципиентам, утратившим собственные руки и ноги давно, или рожденным с их отсутствием.

– От мертвых? Выйдет вроде монстра Франкенштейна?

– Тедди! Умоляю, не пори ерунду! Говорят тебе, методика есть. Я придумал, как сохранить ткани в живом состоянии вплоть до окончательного сращения и восстановления функций.

– Круто! А в чём преступление, я что-то не пойму.

– Дело в том, что методика не заявлена, не опробована, не одобрена.

– Почему? Обязательно заяви.

– Я хотел. Но, во-первых, до её внедрения в клиническую практику столько времени пройдет! Нужно доказать, что я не брежу, чтобы просто прислушались. Потом доказать целесообразность…

– Целесообразность, по-моему, очевидна.

– Это по-твоему. Потом еще провести огромное количество опытов на животных. Доказать эффективность. Потом, может быть, разрешат опробовать на человеке. А я практик. Я простой хирург, Тедди. Мне хочется реального результата. В общем, я уже делал это. Неофициально, так сказать. Несколько пальцев и одну кисть. Прекрасно работает.

– Подожди. Ты что, пришил людям чужие руки без их ведома?

– Без ведома начальства. И это было не здесь.

– В России?

– Угу.

– Таак. А теперь ты хочешь этой девочке…

– Да! Но пойми меня правильно, умоляю! Я просто хочу вернуть ей руки. Речь не идет о том, чтобы воспользоваться ею для своих экспериментов, или что-то доказать. Она и так уж достаточно настрадалась, а я уверен в результате.

– Это очень опасно. И для неё и для тебя.

– Ты теперь тоже её родитель. И если ты не позволишь… но я очень прошу, поверь мне, Тедди!

– Еще не родитель. Не спеши. Ладно. Допустим, ты сделаешь операцию тайно. Но здесь не Россия, Микки. Где ты возьмешь детские руки? У кого?

– Трудно. Но можно попытаться. Вообще важна еще биологическая совместимость. Изобретенная мною технология сводит этот фактор до минимума, но не отменяет.

– Вот видишь. И потом, если всё получится, как мы это объясним?

– Не знаю. Победителей не судят. Повинную голову меч не сечет. Покаюсь своему начальству. В конце концов, предложу соавторство. Что-нибудь придумаем. Или вообще не будем объяснять. Реабилитацию организуем сами. Сделаем вид, что так и было. Кто станет проверять, отросли у нашего ребенка руки или нет? Слишком дотошным нагло скажем, такие протезы.