Герман почему-то не умилился, он съежился, стал меньше в два раза и часто-часто захлопал ресницами.

Мама, если захочет, может сбить с ритма не только марширующий батальон, но и полк. Много ли Герману надо? Если бы она еще произнесла «наши дети», он бы стопроцентно рухнул в обморок.

– Супруги, поздравьте друг друга.

О, я знала, что эта звездная минута наступит… Наши взгляды встретятся, потом поцелуй, потом… Потом, наверное, мама опять ахнет и вспомнит о носовом платке. Она придумает и тут же сама поверит в сказку о наших долгих, конечно же, романтических отношениях, соединивших нас сегодня узами брака. И в горе, и в радости… Приехали – конечная остановка – Долгая Семейная Жизнь.

Это всего лишь поцелуй.

Дмитрий Сергеевич повел себя странно, то есть он повел себя как нормальный муж, потративший года два на пылкие ухаживания. Притянув меня к себе левой рукой, дотронувшись до моего подбородка пальцами правой руки, он чуть наклонил голову и коснулся губами моих губ. В его действиях была не только уверенность, но и… нежность. И именно к этому я оказалась отчаянно не готова.

Я ответила на поцелуй.

Почему бы и нет? Раз так хорошо… раз он умеет… раз мне нравится… раз мы муж и жена… раз теперь и по закону положено… Почему бы и нет?

Его левая рука скользнула ниже – к талии, губы стали жестче. Еще секунда – и он отстранился, выпрямился и превратился в обычный ржаной сухарь. На его лице не было ни одной черточки хоть какого-нибудь чувства – ни смятения, ни самодовольства, ни радости. Но черт побери! Этот поцелуй не был дежурным! Честное слово, не был! И он оставил в моей душе глубокий след удивления и недосказанности…

– Спасибо, – произнес Дмитрий Сергеевич.

– На здоровье, – выдохнула я.

– Поздравляю! – воскликнула мама и сильнее прижалась к Герману. Молниеносно вытащив из сумочки длиннющую сигарету, она закурила и блаженно возвела глаза к потолку, чем шокировала побледневшую сотрудницу загса.

– Извините… – смущенно произнесла та, – но здесь не курят.

– Глупости, – отмахнулась Эмма Карловна и выпустила идеальное кольцо вишневого дыма. – Я только что выдала замуж единственную дочь и имею право на успокоительное.

Герман осторожно шагнул в сторону и с осуждением покосился на сигарету – пассивное курение его, видимо, не прельщало.

– Поздравляю. – Середа пожал руку Кондрашову и, обняв меня, шепнул на ухо: – Хорошо смотритесь и отлично целовались.

Незаметно ткнув его кулаком в бок, я лучезарно улыбнулась. Смейся, смейся, ты абсолютно прав – это комедия, шоу для поднятия настроения. Осталось только выяснить, чем же все закончится?

– Домой тебя отвезет Герман, – сказал Дмитрий Сергеевич и добавил: – Я постараюсь приехать пораньше. Извини, у меня действительно сегодня две важные встречи.

Я подняла голову и нырнула в его серые глаза. Он врал… Боже, он врал! И это было столь явно, столь неопровержимо, столь истинно, что у меня заныло в висках.

Он врал…

Но зачем?

* * *

Дом Дмитрия Сергеевича Кондрашова – законного мужа, соратника и защитника – встретил меня уже знакомой мебелью, застывшей атмосферой и еле уловимым ароматом сдобных булочек. Первый раз я здесь оказалась в начале декабря – первый снег, первый крупный проект, куча планов и устремлений и ни одной мысли о замужестве! Я подбирала цвета, стиль, детали, потирала от удовольствия ручки, любопытствовала и изумлялась: персона Кондрашова и персона Германа казались мне трагично-комедийными, нереальными… А теперь я почетный член их общества! Я буду здесь жить, отмечать Новый год, Рождество, да, да, именно в этом доме я буду есть оливье и селедку под шубой! Представляете? Я – нет.

– Привет, – бросила я в никуда и отправилась в левое крыло разбирать ранее прибывшие вещи.

– Если что-нибудь понадобится… – понеслись вслед слова Германа.

– Спасибо, я помню, где туалет.

Не нужно, не нужно мне сейчас мешать.

Во-первых, мой палец обхватило цепкими ручонками обручальное кольцо, оно сверкает и старательно напоминает: ты вышла замуж, ты здесь хозяйка, ты сумасшедшая.

Во-вторых, я смущена. Это необъяснимо, но факт.

В-третьих, я должна продумать дальнейшее поведение. Мне нужна стратегия!

В-четвертых, Дмитрий Сергеевич все же мог отменить встречи и… врун несчастный. Что-то здесь не так…

Я зашла в спальню, плюхнулась на кровать и улыбнулась. С чего начать новую жизнь? Где мой муж? Подавайте-ка его сюда!

– Не очень-то и хотелось, – фыркнула я и покосилась на три одинаково красивые и одинаково удобные сумки, точно три завалившихся набок пчелиных улья, они стояли возле кресла и ждали моего дружеского вмешательства в их внутреннюю жизнь. Пытаясь вспомнить, в какой из них лежит специально купленный для брачной ночи пеньюар (цвета шампанского), я принялась напевать легкую однообразную мелодию – парари-ра-ру-ра-рам, парари-ра-ру-ра-рам. Бабушка, жаль тебя нет рядом, сейчас бы ты сказала: «Прошу тебя, оставь его в живых». Но я-то сейчас до ужаса скромна и нелепа в своих ехидных фантазиях, я понятия не имею, что говорить и что делать.

Он придет.

А я?

Нет, ну сначала мы поужинаем, а потом?

Акула и анчоус. Брачные игры не на жизнь, а на смерть!

Хотя пусть меня еще разик поцелует. Или два разика. Я совершенно не против.

А если он не придет?

Тогда я возьму свидетельство о браке, топну ногой и строго скажу: «А ну-ка, Дмитрий Сергеевич, выполняйте свои супружеские обязанности!»

Давясь от смеха, я завалилась на подушку, и тут же раздался стук в дверь.

– Да-да. – Я подскочила, села на кровати и, как прилежная ученица, положила руки на колени.

– Добрый день, Наташа. – В комнату вошла Ада Григорьевна. Волнение читалось в каждом ее движение, но светлый парадный костюм, горделивая осанка и огромное блюдо с пышками, которое она держала перед собой, прикрывали смятение. – Поздравляю от всей души. – Она поставило блюдо на журнальный столик. – Кушайте на здоровье. Дмитрий Сергеевич приедет к ужину… у меня уже все готово…

– Спасибо, огромное спасибо, – искренне выдохнула я в ответ. – Я как раз пока вещи разберу…

– Вам нужна помощь?

– Нет, спасибо.

– Тогда увидимся за ужином. – Ада Григорьевна кивнула, задержалась около двери и добавила тоном строгой учительницы: – И куда это годится? Неужели нельзя забыть о работе хотя бы сегодня?!

– Абсолютно с вами согласна, – поддакнула я и, чтобы окончательно разжалобить доброе сердце, шмыгнула носом и сказала: – Я уже соскучилась… надеюсь, он скоро приедет…

Ада Григорьевна покачала головой, сочувствуя, и отправилась в кухню. Приятно иметь такую замечательно-уютную союзницу. Дмитрий Сергеевич, мы вас ждем.

* * *

Следов Сливы Бережкова я не обнаружила, чему, конечно же, порадовалась – руки прочь от моего семейного гнезда! Зато выбранный мною диван стоял на почетном месте в каминном зале, и я не ошиблась – это именно то, что нужно, и это именно то, что молниеносно сроднило меня с левым крылом дома. Четкие линии и острые углы.

Мой вклад!

Мой весьма заметный штрих!

Моя порция собственного таланта!

Разложив вещи по полкам шкафа в спальне, завалив кремами, парфюмом и косметикой столики и полочки в ванной комнате, я почувствовала себя великолепно, а уж когда умяла три обсыпанные сахарной пудрой пышки… мммм… Уж лучше мне их больше не есть и даже не нюхать, а то праздничный ужин не влезет в сытый живот, чего допустить нельзя.

Я ходила по комнатам, смотрела в окна, присаживалась в кресла, разглядывала корешки книг… Целый час я потратила на прогулку по своему новому роскошному жилью.

«– Присмотритесь к Наташе повнимательней, не торопитесь с выводами.

– Пожалуй, я прислушаюсь к твоему совету, тем более что особого выбора, как я понимаю, пока нет».

Не хотели вы на мне жениться, Дмитрий Сергеевич, не устраивала я вас по множеству пунктов… А напрасно. Как видите, из меня получилась отличная жена.

– Особого выбора нет, – хмыкнула я, вспоминая старую обиду, и шепотом с улыбкой добавила: – Мы еще повоюем…

Дмитрий Сергеевич приехал в половине девятого, кольцо на его пальце и холодная серьезность на лице сразу бросились в глаза. Удержавшись от ехидного возгласа: «Дорогой, ну наконец-то!», я кивнула и выдала мягкое и послушное: «Добрый вечер».

– Добрый вечер, Наташа.

Сердце сжалось на миг, а затем вновь застучало ровно.

Знаю, знаю… мне давным-давно нужно было перейти на «ты», но душа подобной перемене каждодневно и отчаянно сопротивлялась. Не получалось, и все тут! Теперь мозг лихорадочно подбирал существительные, прилагательные, глаголы, которые на первое время помогли бы избавиться от конкретики, а сила воли, наоборот, пилила: «Ты сможешь, ты сможешь, ты сможешь». Мое «вы» наверняка бы шокировало Аду Григорьевну, которая в отличие от Германа была более романтично настроена по отношению к случившемуся браку, и поэтому я, скрипя всеми сомнениями и муками сразу, взяла курс на сердечное «ты». И я знала, чем утешусь… реакцией Дмитрия Сергеевича Кондрашова.

– Как прошли встречи? – поинтересовалась я, настраиваясь на нужную волну.

– Спасибо, удачно. – Он пересек гостиную и направился в ванную комнату мыть руки. Неловкость повисла в воздухе и, точно паутина, растянула свои нити вправо и влево, вверх и вниз. И я увязла в ней, теряя силы и волю, и тут же забарахталась, вырываясь на свободу, прогоняя совершенно ненужное смятение прочь. Но, кажется, не очень-то получилось…

Я последовала за Дмитрием Сергеевичем.

– А я думала… о тебе.

Он резко остановился и так же резко повернул голову в мою сторону. Мне показалось или его лицо побледнело? Совсем чуть-чуть.

– Что? – сухо уточнил он.

– Я думала о тебе, – повторила я, делая над собой невидимое чужому глазу усилие.

И не нужно удивляться! Сам же просил перейти на «ты».