Игорь сразу направился к нам, а я, не откладывая момент истины в долгий ящик, поспешила задать затейнице-родительнице животрепещущий вопрос… Вопрос, конечно, был обречен на гибель, но не так-то просто сдерживать праведный гнев.

– Мама, какого черта?.. – прошипела я.

– Называй меня Эммой, – мило попросила она. – И-и-и… и, пожалуй, я оставлю вас.

Мама удалялась, Игорь приближался, я же думала о Кондрашове. Мой личный праздник портился на глазах, мой кураж отчаянно кашлял, укладывался с температурой в кровать и тянулся к телефонной трубке, чтобы набрать спасительное 03.

– Привет, – растянуто произнес Игорь, взял тарелку и положил на нее три канапе и какого-то червяка, хитро свернутого с зеленью.

– Привет.

М-м-м, мне срочно нужно на второй этаж.

– Не ожидал тебя здесь увидеть.

Ах, какая случайная встреча…

– Я тоже не ожидала подобного… счастья.

Игорь поставил тарелку на край стола, потоптался на месте, наклонил голову набок, тяжело вздохнул, будто последние месяцы работал Атлантом, держащим денно и нощно на плечах небо, и наконец-то пошел дорогой правды:

– Ты очень красивая… сегодня… вообще.

– Я знаю.

– Нам надо поговорить…

– Валяй, – на моих плечах небесный свод отсутствовал, и поэтому я одарила бывшего мужа очаровательной улыбкой.

– Здесь?

– Ага.

Немного помолчав, Игорь приступил к наболевшему. Уже через пару предложений стало ясно: эту речь он несколько раз репетировал с моей мамой.

– У меня были женщины, но это все не то…

Правильно, сначала нужно намекнуть на свою востребованность, вдруг я испугаюсь, заволнуюсь и заревную.

– …это все не то… Ничего не могу поделать, я сравниваю, и они всегда хуже тебя…

Опять верно, теперь и мою персону необходимо немножко возвысить – отдать должное, так сказать.

– …почему бы нам не попробовать еще раз? Расписываться сразу не обязательно… я слышал, ты пока одна?

Ага, укажи теперь на мою горемычную жизнь. Ох, люди добрые, никто замуж не бере-е-ет!!! Помогите кто чем мо-о-о-ожет!!!

– …мы бы могли вместе встретить Новый год… как его встретишь, так и проведешь… наверное, я был в чем-то не прав, но и ты тоже…

Мое бодрое настроение окончательно испортилось. И до чего же стало обидно… Я вдруг обозлилась на каждого присутствующего в этом зале, на золото и серебро, на блестки, картины и ровные башенки канапе! На всех свидетелей моей прошлой боли, на всех свидетелей этой никчемнейшей сцены. И хотя особо никто ничего не слышал, я видела любопытные взгляды, и каждый шепоток, казалось, напрямую касается меня. «Наташа, иногда мне кажется, что жизнь не удалась…», «Наташа, я так больше не могу…» – вот какие слова сейчас пульсировали у меня в голове. А теперь не могу я.

Демонстративно выпив шампанское, не обронив ни слова, я широким шагом вышла из зала и решительно направилась к лестнице – подальше, подальше от Эммы Карловны Фогли, подальше от «мы могли бы вместе встретить Новый год…»!

Нервно закусив губу, я все ускорялась и ускорялась… о, если бы местность позволяла, я бы наверняка бросилась вперед, да так, что стук каблуков напомнил бы барабанную дробь, но…

Бумс!!!

Свернув за угол, я со всей силы врезалась в широкую мужскую грудь.

Это был его запах…

Запах четкого расписания, запах вечной борьбы за невидимые территории, запах белого и черного, запах акулы.

Моя клокочущая, многоцветная, многоярусная аура, беззащитная в данный момент, на миг смешалась с его пресной, тяжелой, пористой аурой, и в глазах потемнело. Вцепившись в пиджак Дмитрия Сергеевича Кондрашова, я медленно подняла голову и встретила удивленный, озадаченный взгляд серых глаз.

Н-да… это я… добрый вечер… м-м-м… как поживает Ада Григорьевна?

– Вы? – уточнил он, видимо, тоже надеясь на мираж.

– Я.

Да вот, пришлось развеять сомнительные надежды и неторопливо освободиться от объятий. Мои плечи расправлялись сами собой, мой подбородок вместе с грудью опять устремились вверх. Платье вновь преподносило на блюде достоинства, а улыбка обещала удовольствие и большие проблемы одновременно (кое-кому). Бывший муж мчался прочь в последнем вагоне грохочущего поезда – ту-туууу, ту-туууу!

Я возрождалась из пепла.


Справка

Птица Феникс

Мифология всегда готова порадовать нас чем-нибудь интересным. И в данную минуту я вполне могла сравнить себя с огненно-красной птицей Феникс – прекрасной и сильной птицей Феникс. В нужный момент она беспощадно сжигает себя, а затем непременно возрождается из пепла. И хнычут враги, и хлюпают носом завистники, и аплодируют верные почитатели…

Да, мы с птицей Феникс два сапога пара – два вечных символа обновления. И никого в свою компанию мы брать не собираемся.


– Добрый вечер, Наташа, – раздался за моей спиной знакомый голос, и, обернувшись, я увидела Германа.

Здрасти…

– Девочка моя, ты оставила Игоря одного?.. – капризно сорвалось с лестницы, и я подумала: а не возродиться ли из пепла еще раз? Чтоб уж наверняка…

– Всем привет. – Моя улыбка сверкнула стодолларовой блесной и пошла на дно в поисках жирной рыбы. Теперь я неотрывно смотрела на Кондрашова и наслаждалась каждой секундой его смятения. А этот важный человек пусть на короткое время, но растерялся.

Дмитрий Сергеевич, не находите ли, что я хороша?

Вас по-прежнему беспокоят мои слишком длинные ноги?

А конопушки? Не нравятся?

– Дима, наконец-то я могу познакомить тебя со своей дочерью Наташей, – пропела мамуля, занимая место справа от меня. – Ее невозможно затащить ни на одно светское мероприятие, но сегодня она сделала исключение из правил. Она пришла ради тебя.

И это правда.

– Очень приятно познакомиться, – ответил Дмитрий Сергеевич, и на его лбу образовалась морщина.

Интересно, почему он не признал нашего давнего знакомства?

– Очень приятно познакомиться, – вторила я.

– А это Герман, личный помощник Дмитрия.

Я кивнула еще одному предателю, Герман ответил тем же.

И тут я почувствовала первый приступ смеха. Я-то представляла эту сцену чувственной – с полутонами, шампанским, приглушенным светом, – а она оказалась забавной! Вытянутые лица Кондрашова и Германа, рекламирующая мои успехи в дизайнерском бизнесе мамуля, и я – статуя Свободы на отдельно взятом квадратном метре первого знакомства. Умора, честное слово!

– …и если ты, Дима, задумаешь ремонт, то, конечно же, обращайся к Наташе. У нее отменный вкус, впрочем, у моей дочери и не могло быть другого. Герман, пойдемте со мной. А вам я рекомендую поговорить на втором этаже, там удобнее, и особо никто не помешает.

С моей мамой не слишком-то поспоришь, и Герман почти сразу оставил попытки к сопротивлению, я же по-хозяйски взяла Кондрашова под руку и вопросительно заглянула в его глаза. Дмитрий Сергеевич, идем?

* * *

Шоколадно-апельсиновый ликер, по пути прихваченный у официанта, как нельзя лучше дополнял мои чувства. Сладкий, пряный, крепкий, с горчинкой, он замирал на языке, еле заметно опьяняя.

Уютно устроившись в широком кресле, положив ногу на ногу, я сделала еще один глоточек и посмотрела на Кондрашова.

Он сожалел. Наверное, его мозг сейчас просчитывал миллионы вариантов: «если бы не…», «но, возможно…», «не стоило торопиться…», «а если бы…», «а если…»… Просчитывал и выбирал лучший.

Через полминуты взгляд Дмитрия Сергеевича стал жестче и тяжелее, и я еле заметно улыбнулась (его внутренняя борьба столь приятна!).

– Наташа, я не мог предположить, что вы дочь Эммы, – неторопливо начал он.

– А если бы знали, то поступили иначе? Не выгнали бы меня?

О, я не собиралась изображать светскую фифу!

Мой выпад для Кондрашова оказался неожиданным, конечно, он же полагал, что я стану играть в его вежливые игры.

– Но я не выгонял вас.

– Разве? Мой босс сказал, что вы больше не нуждаетесь в моих услугах, что вы попросили замену.

Дмитрий Сергеевич молчал. Губы на миг скривились, на лице промелькнула досада. «Если бы не…», «но, возможно…», «не стоило торопиться…»… Откинувшись на спинку кресла, тоже положив ногу на ногу, он с интересом оглядел меня с ног до головы, будто увидел впервые.

Я не шелохнулась.

– Это была ошибка. – Он покачал головой и недовольно поморщился. – Это была ошибка.

– Ваша ошибка стоила мне карьеры.

Сгустила краски – ничего страшного.

– Как вы могли заметить, я живу уединенно… и дело вовсе не в вас. Иногда мне трудно находиться длительное время рядом с малознакомыми людьми. – Дмитрий Сергеевич развел руками и твердо добавил: – Но я поступил несправедливо и обещаю исправить ситуацию в ближайшее время.

– Ерунда, – улыбнувшись, отмахнулась я, чем явно удивила Кондрашова. Ага, я свято верю каждому вашему слову, ага! Подлиза и карьерист Слива Бережков, видимо, роднее вам в сто раз! – Кто старое помянет, тому сами знаете что будет… И раз уж нас вновь свела судьба – предлагаю дружбу. Как вы к этому относитесь?

Шоколад с апельсином сомкнули ряды и учащенно закивали.

– Н-н-наташа, я не хотел, чтобы между нами существовали обиды. Любое недоразумение можно исправить.

(О нет, я не собираюсь укорачивать ноги и удалять свои распрекрасные конопушки!)

Мое имя Дмитрию Сергеевичу все еще давалось с трудом, но он старательно привыкал произносить его вслух.

– Отлично, – я улыбнулась и сделала еще глоток ликера. – Мама сказала, вас интересует земля, – пауза и многообещающее продолжение: – Я подумаю о продаже… Да, подумаю.

Я медленно поднялась с кресла (Кондрашов тоже встал) и направилась к лестнице. Победа была за мной, и ее вкус обжигал губы, возбуждал. Недосказанность – приятный пустячок…

«…я живу уединенно… и дело вовсе не в вас…»