Герман издал «кхм» и тоже посетовал на погоду:

– На дорогах сейчас небезопасно. Будет лучше, Наташа, если вы останетесь.

Ложку с кусочком бисквита я до рта не донесла, она повисла в воздухе, солидарно разделяя мое удивление. С чего подобное гостеприимство?

Забота?

Да о чем вы говорите! Этого не может быть, потому что не может быть! Порывы Дмитрия Сергеевича Кондрашова находятся в иной плоскости.

Через три секунды меня осенило – это элементарная вежливость, и принимать приглашение всерьез глупо.

– Нет, спасибо, я вынуждена отказаться от вашего предложения, – кажется, я начинаю разговаривать витиевато, – я поеду домой.

– Вас ждут? – сдержанно осведомился Дмитрий Сергеевич.

– Нет.

Кондрашов с Германом переглянулись. И мне показалось, что не они, а весь этот огромный дом – каждая чашка, каждая книжка, стул, цветочный горшок, сахарница, кресла, картины, диваны и прочие предметы обстановки вздохнули с облегчением – протяжно и судорожно. У меня даже уши заложило от этого вздоха! До костей пробрало.

Убийственная атмосфера, скажу я вам.

– Значит, нет причин рисковать жизнью, – подвел черту Дмитрий Сергеевич.

Будто наличие супруга и его жгучая ревность (допустим) могли бы оправдать мою безвременную гибель на скользкой, засыпанной снегом, замученной ветром дороге.

– Вам лучше остаться, – поддакнул Герман.

Я откинулась на спинку стула, обвела томным взглядом присутствующих и услышала легкий скрип за дверью. О, могу опять с вами поспорить, это Ада Григорьевна, прижав к груди кухонное полотенце или зеркальный поднос, ожидает моего ответа.

Куда я попала? И что произойдет, когда пробьет полночь? Бом-бом-бом…

– Спасибо, – повторно поблагодарила я, – пожалуй, мне действительно лучше остаться. Я смогу поближе познакомиться с домом, и… и ветер за окном мне совсем не нравится – зима началась слишком резко.

– Герман, позаботься о том, чтобы… чтобы Наташе было удобно, – распорядился Дмитрий Сергеевич, споткнувшись на моем имени.

– Конечно, – ответил тот и выдал короткую вежливую улыбку.

Вот теперь я смело могла выпить красного «Кьянти Классико».

* * *

Согласилась я по многим причинам:

а) любопытство,

б) еще раз любопытство,

в) и еще раз любопытство.

Засну я вряд ли, но килограмм разнообразных впечатлений гарантирован. Мне также гарантирована широкая кровать с воздушным матрасом, атласное постельное белье, желтый свет ночника и приятное пробуждение на рабочем месте. Вы часто просыпаетесь на своем рабочем месте? Завтра это произойдет со мной впервые. Рядом с подушкой нужно положить планшет и карандаш, чтобы с первым криком петуха (надеюсь, в радиусе пяти километров их нет) заняться делом.

Выпитое вино приятно растеклось по телу, и в голове зашумело, затарахтело и забулькало. В таком состоянии душа всегда рвется навстречу подвигам, но, увы, придется вести себя прилично.

Кондрашов, пожелав спокойной ночи, направился в кабинет, а Герман взялся проводить меня до спальни. Мысленно хихикая, я двигалась вперед, выбирая, какую же из двух комнат предпочесть… побольше или поменьше? Наверное, побольше, чего уж мелочиться, но, с другой стороны, это бросит тень на мою девичью скромность, которая погибла смертью храбрых свыше десяти лет назад.

Остановилась наша маленькая процессия около двери большой спальни.

– Спокойной ночи, – без эмоций дежурно произнес Герман.

– Спокойной ночи, – дежурно ответила я.

– Если что-нибудь понадобится…

– Не волнуйтесь, я помню, где туалет.

Вообще-то я помнила все четыре туалета, в которые заглядывала ранее.

– Я не об этом.

– Неважно, я справлюсь.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Оставшись одна, я раскинула руки в стороны и превратилась в учебно-тренировочный самолет «Як-7». Удачно приземлившись на роскошную кровать, запоздало подумав об одежде (а хочу ли я раздеваться? а не будут ли эти телодвижения лишними?), немного поерзала животом по гладкому покрывалу и закрыла глаза.

– На новом месте приснись, жених, невесте… – пробормотала я строчку из известного гадания, перевернулась на спину и улыбнулась.

Кто или что может присниться в доме Кондрашова? Настенные часы, напольные часы, настольные часы. Не много вариантов.

Глаза уткнулись в потолок, а душа потребовала еще одного бокала «Кьянти». Эх, тоска зеленая, которую не мешало бы разбавить благородным вином или которую не мешало бы смазать небольшой вылазкой на второй этаж…

За вином я не пойду, если меня застукают за кражей початой бутылки алкоголя, то… м-м-м… Бондаренко сляжет с больным сердцем, а Глухова с Бережковым устроят радостные пляски прямо перед входом в «Ла-Пэкс», что наверняка приведет к дорожным пробкам, авариям и землетрясению. А вот прогулка на второй этаж особняка вполне невинное занятие. Я дизайнер и… э-э… имею некоторое право ознакомиться с обстановкой поближе… ну да, примерно так.

Мой взгляд переместился на дверь.

Какие тайны скрывает второй этаж? Какие?

Уж раз я здесь осталась, то должна провести время с пользой… а если наткнусь на Германа, то всегда смогу брякнуть какую-нибудь ерунду: хотелось воды, но, увы, заблудилась, проводите меня в кухню, пожалуйста…

Опустив ноги на пол, я немного задержалась (мысли, вертевшиеся вокруг персоны Кондрашова, и вопросы, связанные с его гостеприимством, настойчиво зачесались в области макушки). Странно все это, странно… и по общему фону напоминает западню. Полуфразы, полувзгляды, полужесты. Я же видела, Кондрашов не светился заботой и благородством, и Герман явно страдал перевозбуждением (то есть улыбка, приподнятые брови, два «кхм» и постоянное вкрадчивое «Наташа» – в его случае приравнивается к взрывоопасному перевозбуждению), так почему же меня сначала пригласили на ужин (и это после жалкого пятнадцатиминутного разговора утром), а затем оставили на ночь? Хороший вопрос…

Прошмыгнув за дверь, я устремилась к лестнице, находящейся в самом конце левого крыла. Лестниц на второй этаж, как я поняла, три: одна главная – в центре дома – и две по краям (шанс остаться незамеченной очень высок).

Перешагивая через ступеньку, давясь смехом, я оказалась на втором этаже и сразу отметила, что потолки здесь ниже и обстановка более мрачная (или строгая, кому как нравится). Я смутно представляю обитель графа Дракулы, но некоторые ассоциации пробежали холодком по спине. Коричневые с красными прожилками обои, болотные шторы и ковры, коричнево-черная мебель и редкая позолота, не облегчающая интерьер, а, наоборот, подчеркивающая отсутствие солнца на этих отдельно взятых квадратных метрах.

– Добрый вечер, Дмитрий Сергеевич, – прошептала я и осторожно шагнула на ковер.

Левое крыло второго этажа тоже попахивало одиночеством, но все же здесь присутствовали «следы человека». И эти невидимые следы вели к роскошной библиотеке и к комнате, предназначения которой я не поняла. Возможно, здесь, среди мебели из красного дерева и коричневых диванов, изредка проходят деловые совещания, переговоры или еще какая-нибудь помпезно-официальная мутотень, от которой у нормальных людей сводит зубы и голова тянется к подушке. Вдохнув воздух, пропитанный чернилами, соглашениями и сделками, я двинулась дальше. Кругом царила абсолютная тишина, и мое безнаказанное любопытство росло и крепло с каждой минутой.

Не обнаружив больше ничего интересного в левом крыле, миновав центральную лестницу, я заторопилась дальше, но тут же была вынуждена замедлить шаг и прислушаться. В этих комнатах жили. Вернее, в одной из них точно. Запах, самодовольные лица зеркал и большое количество различных часов говорили об этом.

Адреналин смешался с «Кьянти», сердце ухнуло, и я остановилась.

Меня застукают, обязательно застукают…

– Застукают, – прошептала я, глупо улыбаясь, и… пошла вперед.

Не встретив никаких преград, я преспокойно добралась до конца правого крыла и разочарованно стала спускаться по лестнице. Ну и где тайны? Где призраки или на худой конец гробы с вампирами? Где запертые двери, ключей от которых не существует, где коллекция холодного или огнестрельного оружия?

На первом этаже я уже чувствовала себя как дома, поэтому волнение улетучилось, а любопытство притупилось. Но, кажется, я слишком рано сдалась – до моих ушей долетел еле слышный скрип и громкий чеканный голос Кондрашова (слов не разобрать), затем хлопнула дверь и воцарилась тишина.

Вперед! Я согласна на любую самую крохотную сенсацию, на любой всплеск океана, в котором обитает Акула, на любую ветку на берегу этого океана, да на что угодно! Я маленький сумасшедший анчоус, у меня свербит во всех жизненно важных органах, и я хочу хотя бы одну тайну, хотя бы одно оправдание моего присутствия в этом гулком особняке!

Сама не знаю, почему юркнула под лестницу – меня вело чутье охотника, желающего раздобыть достойный трофей, меня вело чутье ныряльщика на глубину, мечтающего о перламутровой жемчужине, меня вело само провидение…

Я увидела узкую металлическую дверь и распахнула ее. Тесный медицински белый коридор резко сворачивал, звал за собой, подбадривал, и я, ни секунды не размышляя, устремилась вперед. Здесь тоже оказалась лестница, наверняка ведущая на балкон одной из комнат второго этажа, но она не вызвала интереса. Я уже поняла, где нахожусь – пожарный выход или что-то вроде этого (и уверена, он не единственный, наверняка в левом крыле тоже имеется такой же тесный коридорчик).

Коридор оборвался монолитной дверью. Позабыв о страхе, я нажала на холодную металлическую ручку и дернула ее…

Передо мной появилась еще одна дверь – добротная, богатая, красивая… Дверь, отделяющая меня от чего-то очень интересного, дверь со старомодной узкой замочной скважиной, позволяющей увидеть и услышать слишком многое…

Выбрав подходящую позу, хорошенько отклячившись, позабыв об элементарном воспитании и порядочности, я заглянула в замочную скважину.