Моя работа на сегодня – смотреть в камеру, напрягать мышцы и улыбаться. Это неестественная улыбка, а также постоянная двухдневная щетина, потому что это то, за что проголосовала аудитория. Мы снимаем вступительные кадры, пока все остальные подготавливают площадку.

Мне больше не позволено туда заходить и пачкаться. А мне нравилось пачкаться.

Сейчас здесь всё организовывают Блестящие Туфли и панк-режиссёр. Режиссёр в этом новичок. На вид ему лет двадцать, и единственный инструмент, который он когда-либо держал в руках – его собственный.

Мальчишка Режиссёр даже не делал вид, что спрашивает моё мнение по поводу комнат в домике. Раньше я был экспертом, но теперь он говорит мне «просто стойте там и выглядите мужественно». Так вот кем я стал. Mr. Fixit Quick – манекен.

Я даже не могу написать Бринн, потому что оставил свой телефон в номере, спеша сюда. Когда я приехал сегодня утром, я пошёл в гримёрную, и с тех пор я играю роль марионетки в течение восьми часов. Пока все вокруг меня работают.

Это полный отстой.

Единственное, что держит меня под контролем – знание того, что мы почти закончили с промо-роликами, и после начнётся настоящая работа. Наконец-таки. Спешл будет сниматься непрерывно в течение сорока восьми часов. Никаких перерывов. Затем они отредактируют его до двухчасового.

В животе урчит. Что я действительно хочу прямо сейчас, так это завтрак от Бринн в любое время дня и ночи. Её запечённый бекон, посыпанный коричневым сахаром. Свежие блинчики. Она сидит на моём столе, обхватив меня ногами, и кормит.

На самом деле этого не произошло, но о чём ещё думать, когда я стою здесь? Это может случиться. Когда я вернусь домой, спрошу у неё. Если она ещё будет рядом. Похоже, дела идут на лад и для неё, и для меня, так что она, вероятно, захочет отказаться от этой фальшивой помолвки. Как раз тогда, когда стало всё хорошо. Она вернёт мне моё фамильное кольцо, и я…

В горле всё сжимается. Должно быть, пришло время передохнуть.

Мне действительно нужно избавиться от своего дерьмового настроения. Я хотел выполнить это работу. Это моё шоу, моё детище. Я сделал его. И что теперь. Я смотрю вокруг, пытаясь вспомнить, как я сюда попал.

Ремонт домов был чем-то, чем я занимался, потому что хотел сделать мир лучше. Может, это звучит нелепо. Я не очень хорошо могу обращаться со словами или чувствами, но хорошо владею своими руками.

А дом – важная составляющая. Уж я-то знаю. У меня никогда его не было. Это место, куда ты можешь прийти и почувствовать себя в безопасности и любимым. Это место, где вещи работают, потому что вы заботитесь о них, и когда вы входите в дверь, то можете просто сбросить свои заботы с плеч так же, как снимаете тяжёлое зимнее пальто.

Это место, этот роскошный загородный дом или что-то ещё, не будет чьим-то домом. Это не более чем четырёхстраничный разворот в журнале, восьминедельное шоу на телевидение и, так или иначе, символ того, что я полностью продался.

Но теперь я застрял. Я подписал контракт. Я уже здесь. Так что я справлюсь. И прямо сейчас это означает, по-видимому, что я должен отодвинуть плечо немного левее, чтобы свет падал на мой бицепс под лучшим углом.

- Ладно, мужик, - говорит Мальчишка Режиссёр. – У нас есть вступительная часть.

Спасибо, блядь.

- Давайте перейдём к делу! – Производственный персонал собирается вокруг, вместе с моей командой. – У нас камеры на местах? – спрашивает Блестящие Туфли. Он многозначительно смотрит на Мальчишку Режиссёра.

- О! Давайте проверим готовность! Камера один?

- Камера один готова, - подтверждает техник.

- Камера два готова! – кричит кто-то другой. Итак, мы знаем, что Мальчишка Режиссёр способен досчитать до двенадцати, поскольку дюжина камер в разных местах подготовлены.

Затем режиссёр поднимает свою хлопушку. Серьёзно, он выглядит радостным. Похоже, что хлопушка является символом власти, и он рьяно ей пользуется. – Когда камеры начнут двигаться, они не выключатся, пока всё не закончится. Мы будем работать со всем, что вы, парни, дадите, хорошо? – последовали кивки отовсюду.

Сорок восемь часов. Осталось всего сорок восемь часов. Я справлюсь с этим.


*** 

Я почти сделал это. Почти.

Поначалу всё идёт своим чередом. Моя команда и я разгружаем три грузовика, полные строительных материалов. Редактор шоу, несомненно, будет использовать этот отснятый материал в качестве монтажа для быстрой прокрутки. Мы будем похожи на муравьёв на холме. Занятых муравьёв, которым очень хорошо платят.

После этого начинается снос. Я достаю лом, и это всегда хороший момент. – Пошлите, ребята! – кричу я, а Берт и Ларри ухмыляются. Мы любим разрывать дерьмо на части. С тех пор как я уехал из Мичигана, мне было очень весело сносить несколько плохо расположенных стен. Это исцеляюще.

Демонстрация занимает пару часов. В полночь я ускользаю на несколько часов, чтобы поспать, пока новая команда засыпает пол песком и возводит новые стены. Когда я просыпаюсь, наступает время поставить новый кухонный шкаф и наблюдать за установкой джакузи размеров с корабль. Я перестаю беспокоиться о вульгарной природе реалити-шоу и просто плыву по течению. Мы установили держатель для напитков на пьедестал в центре ванны, а оконные рамы вдоль края новой веранды.

Ещё лучше – я привёл каменщика, чтобы спасти старые дымоходы, которые находились в не лучшем состоянии. Блестящие Туфли и его Мальчишка Режиссёр, вероятно, не заботятся о реставрации, но меня не интересует их мнение.

- Убийственный вид, - произношу я, ставя свой пневматический пистолет на веранду, и смотрю на горные вершины. Я испытываю мгновение покоя. Эта веранда может стать счастливым местом для кого-то. После того, как шоу «Обручённые» разрушат шестнадцать жизней, кто-то другой займёт это место, верно? Кто-то, кто оценит то, что мы здесь сделали.

- Эй, Том? – Берт зовёт меня с порога. – Ненавижу приносить плохие новости.

- Ой-ёй, - говорю я, улыбаясь в камеру номер четыре. – Чтобы это не было, мы справимся. – Я представляю себе несколько прогнивших потолочных балок или ржавые трубы на кухне. – Что это за чрезвычайная ситуация? Водопровод? Электричество?

Берт выглядит слегка зелёным, так что у меня мелькает мысль, что в этом может быть замешан отстойник. – Это, эм, кадровый вопрос.

- Действительно? – я протискиваюсь мимо него в домик. – Что за… Ох.

Ох.

На кухне стоит Чандра со своей неизменной книгой образцов краски в руке. Она прижимает к стене полоску с четырьмя разными оттенками лаванды и перебрасывает волосы в сторону камеры номер шесть.

Я медленно моргаю, а затем фокусируюсь, чтобы убедиться, что это не галлюцинация.

Блядь. Она всё ещё там. Более того, сейчас на меня нацелены три камеры. Некоторые вещи становятся быстро очевидными. Во-первых, я вспотел и покрыт опилками, а женщина, которая вонзила в моё сердце острый кинжал, выглядит так, будто только что сошла с подиума. Я не так хотел встретиться лицом к лицу со своей бывшей. Я вообще не хочу с ней видеться.

Во-вторых, нет ни малейшего шанса, что это маленькое воссоединение – совпадение, или то, что канал не сообщил мне, что они пригласили Чандру – оплошность. Не может. Блядь. Быть. Это на сто процентов было сделано намерено, и я наблюдаю в более красном цвете, чем когда-либо раньше. Красный, как Красный Бархат Претт и Ламберт[25] .

- Снято! – кричу я. Этого не будет.

Но я как будто ничего и не кричал вовсе. Камеры не мигают. Вместо этого, Чандра поворачивается ко мне с неестественной улыбкой. – Ну, здравствуй, Том. Давно не виделись. – Она делает пару больших шагов ко мне, её каблуки с важностью стучат по половицам.

Кто носит высокие каблуки на стройке? Чандра, вот кто. Подойдя ко мне, она наклоняется для одного из своих поцелуев типа давай-притворимся-что-я-француженка.

Я обхожу её. Даже когда я делаю это, знаю, что не должен был. Я создаю больше драмы, а не наоборот. Но я ничего не могу с собой поделать. Пятясь, я машу в сторону мальчишеского режиссёра. – Снято, - повторяю я. – Всё это чушь собачья.

Блестящие Туфли и режиссёр подбегают. – Ты не можешь останавливать процесс, - одновременно говорят они. – Это непрерывная съёмка.

- Это есть в твоём контракте, - вкрадчиво настаивает продюсер, и тогда я понимаю, что попал.

- В контракт не входило обескураживать меня.

Он ухмыляется, и я готов врезать ему. – Ты работаешь в реалити-шоу, Том. Это всегда имеет место быть.

Тогда я ухожу! Слова практически вырываются из меня.

Но прежде, чем я успеваю их произнести, продюсер поднимает руку. – Твой штраф за уход со съёмочной площадки тоже прописан в контракте. И это кругленькая сумма.

- Ненавижу тебя, твою мать, - говорю я, понизив голос. Это по-детски, и я даже не знаю, с кем разговариваю. Отчасти с продюсером. С Чандрой, за то, что унизила меня, а затем согласилась прийти сюда и сделать это снова.

Или с собой, совсем немного. За то, что втянул свою тупую задницу в этот кошмар только потому, что хотел, чтобы канал сказал мне, что я достаточно важен, чтобы спасти ситуацию.

Когда же я уже научусь?

Блестящие Туфли даже не выглядит обиженным. Он, должно быть, действительно хорош в своей работе, потому что драма скатывается с этого болвана, как дождь с наклонной крыши. – Не имеет значения, как ты ко мне относишься, - говорит он, пожимая плечами. – Но я заключу с тобой сделку. Возвращайся к работе. Я вырежу твою маленькую истерику, если ты возьмёшь себя в руки и закончишь этот проект с Чандрой. Просто развернись и выйди за дверь… - он указывает на веранду - … а затем вернись сюда и поприветствуй её. Сделай это сейчас же.

То, как он произносит последнюю фразу, должно унизить меня. Как будто я его сын-подросток, которому нужно попросить у отца ключи от машины.